И именно в этом городе в феврале 1933 года родилась Нина Ефимовна Батылова. Ее раннее детство прошло на пограничных заставах, на которых они жили где год, где два месяца. В 1940 году отца, старшего лейтенанта, с финской границы перевели в Молдавию, в город Кишинев. Здесь Нина пошла в первый класс. И у нее на всю жизнь остались яркие впечатления об этом самом светлом отрезке ее маленькой жизни. Военная часть стояла в городе. А их поселили на даче помещика Кеглера, куда добирались на машине по Устюжанскому шоссе. Дача представляла собой барачного типа дом, поделенный на две половины. В одной – их семья, во второй – младший лейтенант с молодой женой. Вокруг бесконечные плантации виноградников, к дому вела аллея, обсаженная фруктовыми деревьями, за домом поле виктории. Каждое утро за отцом приезжала машина, заодно забирала в школу Нину и ее сестру Тамару, которая была на пять лет старше.
Этот день никогда не выветрить из памяти. Накануне мама наварила варенья из виктории, отец вернулся поздно ночью из командировки с больной ногой, растянул ее. В четыре утра они проснулись от рева моторов самолетов, круживших в небе. Тут же к их дому прибежали толпой мужчины - молдаване из ближайшего селения, они были в белом нижнем белье и взбудоражены. Разбудили отца, тот спросонок сказал: "Не волнуйтесь, это учения". Только они ушли, приехал за отцом мотоциклист, сказал, что вызывают в штаб. Отец сослался на больную ногу и не поехал. Второй гонец прибыл с пакетом, и отец тут же уехал. Самолетов над ними проносилось все больше. Дача стояла в стороне, обособленно, и молодая соседка с Тамарой ушли по аллее узнать, что случилось. И тут посыпались бомбы. За домом был огромный погреб, вернее, старинное хранилище для вин. Мама побоялась туда залезть. И они метались в страхе по двору, прячась от взрывов. Вернулись Тамара с соседкой. Сказали, что по всему шоссе наши танки, их даже близко не подпустили. Тут во двор забежал танкист, попросил попить. Он-то первый и произнес это слово –"война". Вскоре прибыла машина. Велено было дом закрыть на замок, ничего с собой не брать, только собаку-овчарку. И они как были в летних платьишках сели в машину, не зная куда их повезут. Мама зачем-то схватила эти две банки с вареньем. Одну велела передать отцу в часть, а со второй прибыли на вокзал, куда с разных концов везли семьи военнослужащих. Народу набралось на два эшелона. Кто-то принес хлеба и детям дали поесть. Этот кусок хлеба с вареньем стал последним вкусным завтраком в то раннее утро 22 июня 1941 года.
Жен комсостава вызвали на совещание, после которого они немного повздорили из-за несправедливости. Семьям младшего комсостава приказано было отправляться прямо сейчас, а высшего – ночью, когда вроде как безопаснее, так женщинам показалось. Составы должны были встретиться на определенной станции и уже дальше ехать вместе. Нина с мамой и сестрой уехали в первом составе. По пути не раз попадали под бомбежки, и два вагона разбомбило. А тех, что выехали ночью, бомбили уже так, что от эшелона осталось только два целых вагона. Встретившись, как обнимались и плакали навзрыд все оставшиеся в живых. В этот миг и пришло понимание, что началась самая настоящая беспощадная страшная война.
Прибыли в Москву. Здесь встал вопрос, куда им эвакуироваться. В Ленинграде у мамы двоюродная сестра, но туда нельзя. Молодая соседка предложила ехать с ней к ее маме в город Кашино Калининской области. Приехали туда. Мама встала на учет в военкомат, устроилась работать санитаркой в госпиталь.
Фронт приближался. Вскоре окна заклеили полосками бумаги, каждый день объявляли воздушные тревоги, без конца выли сирены. Лейтенант прилетел на самолете и забрал жену. Они остались одни в чужом городе. Нужно было эвакуироваться, но не знали куда ехать. Маму в очередной раз вызвали в военкомат, сообщили, что ее двоюродная сестра вместе с заводом эвакуировалась из Ленинграда в Омск. "На днях туда уходит отсюда последний эшелон, собирайтесь". Прибыли на вокзал вместе с сопровождающим из военкомата. К составу ринулось столько народу с мешками, чемоданами, сундуками, козами, а они совсем без вещей. Но даже так они бы никогда не протиснулись в вагон, если бы не сопровождающий. Нину Ефимовну до сих пор удивляет, что в такое, казалось бы, сложное время семью военного не бросили на произвол судьбы, а спасали, как могли. Они оказались в товарняке с голыми нарами в три яруса, забитом людьми. Им даже на доски постелить было нечего. Посредине вагона дыра, занавешенная простынями - туалет. Выбрали старших по вагону - какого-то мужчину и маму Нины Ефимовны. Они куда-то уходили на остановках и приносили то хлеба, то супа, а то только кипятку. Все это делилось на всех. На очередной остановке мама не успела сесть в поезд. Девчонки плакали от отчаяния и ехали дальше. Отстав, мама с величайшим трудом попросилась в рядом стоящий воинский эшелон, к которому ее не подпускали часовые, но она нашла главного и все объяснила. Он разрешил, но сказал, что если она не догонит их до какой-то станции, то все, там линия расходится… На каждой остановке мама выбегала из вагона и в отчаянии бегала между составами. И только на седьмой день наткнулась на свой поезд. До Омска они добирались 1 месяц и 4 дня. В Омске их встретила мамина двоюродная сестра. Она работала в секретном отделе курьером, ее дочка в цехе. Они и приютили, привели в комнату в бараке, где жили вместе с хозяйкой. Приехавшие были почти нагишом, а впереди зима с морозами в 40-50 градусов. Мама и пятнадцатилетняя Тамара стали работать на этом же заводе, Нина в Омске пошла во второй класс.
- Нам, видимо, кроме того, давали в военкомате какое-то пособие. В школе раздавали по кусочку хлеба или по полбулочки, посыпанные сахаром. Это было спасением. Какая доброта тогда была в людях, - вспоминает Нина Ефимовна. - Нас ведь каким-то образом одели. А учительница в школе, когда кто-то не приходил, тот остававшийся бесхозным кусочек хлеба не брала себе, не прятала для своих детей, а отдавала нам, двум эвакуированным девочкам. Тетради делали из газет, чернила – из сажи. Но к нам часто приезжали артисты с концертами, мы знали все военные песни.
Потом случилось страшное: их сняли с довольствия в военкомате – отец пропал без вести. Пришлось очень туго. Мама с одной женщиной поехала на барже по Иртышу, на мельницу, привезли отруби овсяные. Это было так вкусно – не передать. Сколько-то продержались. Из второй поездки вернулась в слезах: при выходе с баржи у нее вырвали мешок с отрубями. Мама и Тамара опухали от голода, у них были шишки на голове. Они же так тяжело работали! Вся еда всегда делилась на три равные части, и маленькой Нине этой доли хватало, она не опухала. В это время Нина стала главным снабженцем для семьи – отоваривала талоны. Не всегда на них давали хлеб, иногда его заменяли горсткой муки. На что мука, когда у них никаких других продуктов нет? Бесстрашная девочка ездила по всему городу из конца в конец, искала магазин, где талоны отоваривали хлебом. А это было очень небезопасно. В то время в Омске свирепствовала банда, так называемая "Черная перчатка". Они грабили людей у всех на глазах, и если кто-то пытался заступиться, того прямо по лицу били рукой в черной перчатке, начиненной лезвиями. Однажды она только сошла с трамвая, как за спиной раздался душераздирающий крик очередной такой жертвы. Банду разоблачил милиционер по фамилии Кубрин. Бандитов посадили, но и милиционеру отомстили – убили ночью самого, жену и детей.
Военный завод номер 357 находился на окраине Омска. Развернули его на базе сельхозинститута. Место это называлось Сибаки, туда добирались в вагоне по узкоколейке и потом шли в гору пешком. Со временем им дали место в общежитии. Для мамы и Тамары – благо, работа рядом, а у Нины не стало возможности учиться, и она потеряла два года. Здесь дети весной ходили по полям - собирали мерзлую картошку. Все два года мама искала отца, даже написала письмо Сталину. После этого и выяснилось, что отец выполняет секретное задание, и их снова поставили на довольствие в военкомат. Спустя время, от отца пришло письмо и посылка – белый полушубок для мамы. Она поехала к рыбакам и выменяла его на муку и рыбу.
Так они прожили до конца войны и вместе с заводом прибыли в Ленинград.
Весь коллектив поселили в огромный цех. Фанерами отгородили квадраты и в каждый поселили по 5-6 семей. Мама с Тамарой на работе, восстанавливают завод. Для всех вернувшихся был введен карантин на несколько месяцев. И Нина опять не ходит в школу. Бегают по разрушенному Ленинграду, собирают фантики от конфет на Финлядском вокзале, ходят смотреть на настоящую еду в витрине коммерческого магазина, отоваривают талончики, но голод по-прежнему неотступный спутник каждого дня. Рабочим в обед давали лапшу. Нина стала помогать кассиру - клеить талончики, и ей за это тоже наливали немножко лапши.
Восстанавливали город стремительно, всех рабочих поставили на очередь на квартиры, которые давали быстро. Приехал отец. Они с Тамарой в рев – не хотим никуда ехать, хотим в Ленинграде остаться. Мама показала им свои изъеденные руки: ей приходилось работать с реактивами, в которых отмывали детали...
Часть отца стояла в Костромских лесах. Им пришлось жить в деревне Лапино. Тут отца демобилизовали. Куда ехать? Ближний город - Нерехта. Приехали. Он - в партком, так как всю жизнь был коммунистом и жил по приказу. Ему, военному связисту, поручили восстанавливать подсобное хозяйство.
Жили на частной квартире, мама с Тамарой устроились на каблучную фабрику, Нина пошла в школу. Здесь они построили свой первый дом из соломенных матов, на что взяли ссуду. Но он сгорел, когда отец уезжал в Мордовию за Ниной, на лето отправленной к деду с бабушкой. Вновь оставшись ни с чем, они приняли решение перебраться в Мордовию. Сначала попали в Кадошкино. Тамара, очень мечтавшая выучиться и к тому времени окончившая вечернюю школу, вычитала где-то, что в Ардатове есть педучилище. Отцу дали направление в Ардатов, здесь он работал начальником связи. В 1949 году Тамара поступила в педучилище. Через несколько лет ее примеру последовала и Нина.
Но еще долго семья бедствовала, скиталась по частным квартирам. Отец принял решение строиться, место выбрал почти у самой речки. Каково им это далось – отдельный разговор. Лето пришлось жить под навесом, обшитым толью, еду готовить на костре, а зиму 1952 года коротали в вырытой отцом землянке, которую в дождь заливало водой. В новом доме Нина прожила год, когда училась на четвертом курсе. В это время она входила в сборную Мордовии по лыжам, сдала нормы ГТО и вступила в партию.
Через год уехала работать в Таджикистан. Отработав три года учителем русского языка в школе отдаленного кишлака, она в совершенстве выучила узбекский язык, стала депутатом кишлакского Совета, заочно училась в институте. На четвертом году ей предложили должность третьего секретаря райкома партии и квартиру в стоящемся доме. Но мама прислала письмо в райком партии с просьбой отпустить дочь ввиду ее пошатнувшегося здоровья. Она очень боялась, что Нина навсегда останется там, у самой границы с Афганистаном.
Вернулась в Ардатов, где трудно было с работой. Вскоре вышла замуж, родились дети. Четыре года отработала инспектором в РОНО. Дети были маленькие, зарплата 41 рубль, постоянно приходилось ездить по школам с проверками. Тогда и перешла в Ардатовскую школу-интернат, где 36 лет отработала воспитателем без единого больничного, несмотря на наличие в семье троих детей и ребенка-инвалида. Будучи человеком неиссякаемой энергии, она отдавала детям столько любви, учила быть активными, неравнодушными. Организовала кукольный театр, который был любовью всей ее жизни и необыкновенной отдушиной нескольким поколениям детей, участвовавших в спектаклях. Она горячо принимала участие в судьбах своих выпускников. Одна из школьниц впоследствии связала свою жизнь с кукольным театром в Саранске. Именно она после окончания школы привела меня за руку в газету "Маяк" и тем самым определила мою судьбу.