На самой крайней улице Молодежной в селе Малое Кузьмино живет Вера Егоровна Дробышевская. В мордовскую глубинку она попала из-за войны в Карабахе, которая случилась в девяностые годы прошлого века. Но мало кто даже в селе знает, что еще в младенчестве ей досталось испытать ужасы Великой Отечественной.
Родилась Вера Егоровна 13 марта 1940 года в селе Золядка Выгонечского района тогда Орловской, нынче Брянской области. В селе 80 домов, и почти у всех жителей такая же фамилия, как у нее. Почти сразу за огородами начинался вековой лес. Районный центр находился в семи километрах за рекой Десной, туда добирались на лодках и на пароме. Ее отец Егор Макарович работал председателем сельского совета. Именно он выписал свидетельство о рождении. Это единственное, что у Веры Егоровны осталось на память об отце – его почерк на первом ее документе, который хранит она вот уже восемьдесят лет.
В сорок первом началась война. Отец был призван в самые первые дни и почти сразу пропал без вести. Мама Евдокия Гапеевна осталась вдовой в 27 лет с тремя дочками – шести, трех лет, Вере было год и три месяца. Почти сразу в деревню пришли немцы. Они отобрали весь скот, все продовольствие.
- Больше двух лет мы были под немцами. Я видела их живьем, но моя детская память почему-то удержала лишь ноги в белых обмотках и ботинках. А еще остались в глазах эти же люди, а головы их обвязаны теми самыми обмотками, потому что зима пришла суровая со страшными холодами, и есть им стало тоже нечего. Немцы снова ходили по домам и требовали еду. Но мы сами голодали. Голод был главным спутником почти с младенчества.
Воспоминания Вере Егоровне даются нелегко, рассказывает, с трудом сдерживая слезы.
- Когда немцы уходили, то сожгли Золядку дотла. Народ разбежался кто куда. Мы ушли в чем были за Десну к сестре матери. Жили с ней и ее двумя детьми в маленьком домике до прихода наших. Освобождены эти места были 17 сентября 1943 года. Помню, как мы возвращались домой. Наверное, начиналась весна, потому что кругом все было в проталинах. Мама со старшей сестрой с трудом тащили санки, на которых мы сидели со средней сестрой и лежал крохотный узелок с нашими вещами. Сестра Валя в войну переболела полиомиелитом. Никто ее не лечил, нога у нее плохо действовала, а я еще была мала.
В своей деревне мама вырыла землянку, сделала что-то наподобие печи из глины, приладила нары, какую-то дверь приспособила, так жили до конца войны. Но и после Победы помогать семье было некому, погибли и отец, и оба его брата, и брат матери тоже. Пенсию на детей не платили, потому что отец пропал без вести. Старшая сестра со временем поступила в медучилище и в село не вернулась, Валя долго лечилась в госпитале, лежала на вытяжке, впоследствии переехала в Брянск. Я не могла бросить маму, которая за палочки трудилась в колхозе. Именно я была ей главной помощницей, когда строили дом. Она спилит дерево, и мы грузим на повозку, она с толстого конца поднимала, я бралась за тонкий. Мое послевоенное детство прошло в лесу. Мы собирали лекарственные растения, ягоды, грибы. За день набирали, к примеру, по ведру черники. А наутро несли по две корзины на плечах за 10 километров по лесной дороге на станцию, где продавали ягоды по 5 копеек за стакан. Зарабатывали 3-5 рублей. Покупали вкусные булочки и по дороге домой их съедали, они были бесподобны по сравнению с лепешками из гнилой картошки, которые пекла мама во время войны. Наши детские деньги в первую очередь шли на уплату непосильных налогов. Я не помню, чтобы в детстве съела яичко – их, как молоко, мясо и масло сдавали государству. Ни разу не было так, чтобы я спала и проснулась сама. Меня будили ранехонько, и мы шли в лес. Драли лозу, которую вытаскивали из болота, какие-то шишечки с плавучей травы собирали, лекарственные травы мешками таскали. Все сушили, сдавали и копейка к копейке складывали, чтобы купить учебники и одежонку для школы. Мы с малолетства себя обеспечивали. Не зная никаких примет, бродили по дремучим лесам, ведь сколько надо пройти, чтобы ведро черники набрать, но ни разу не заплутались. Однажды вышли на какую-то поляну, а она вся белая, как будто куча снега навалена, столько тут было человеческих черепов, что трава не могла пробиться. Мы не знали чьи тут останки – партизан или немцев, да и понимание, какие тут бои были, пришло потом. А тогда черепа мы поддевали на палки. Много могил находили, вместо крестов кое-как обструганные прутики, на перекладинке карандашом фамилия того, кто, скорее всего, числился без вести пропавшим, как наш отец.
Спали на печке, сложенной самой мамой, кирпичи торчат ребром, ни матраса, ни дерюги, только мешок. В него залезешь – тут тебе и простыня, и одеяло, и спишь беспробудным сном. Вот таким тяжелым было послевоенное детство там, где прошла война. И вспоминать об этом лишний раз просто невмоготу.
В восемнадцать лет Вера устроилась собирать смолу. Работа тяжелая, летом - жара, мухи, слепни. Мужчины сразу сбежали из бригады, а Вера отработала целый сезон, так хотелось получить паспорт и выбраться из села. У каждого сборщика была своя делянка. А смолу складывали в бочки, которые стояли под навесом в определенном месте.
- Вот подхожу как-то к бочкам, случайно оглядываюсь, а в метрах пятидесяти идет и мои следы обнюхивает медведь. Спрятаться некуда, я одна километрах в пяти от села. От страха свистнула как можно громче, медведь поднял голову. На меня посмотрел, еще раз обнюхал тропу и ушел, не торопясь. Я на велосипед и в деревню. Хотя леса там и могучие, но медведя увидеть вот так довелось только ей. Мужики собрались и выследили опасного шатуна, ведь он мог напасть на людей, а ее вот почему-то пожалел.
В своем селе Вера Егоровна была избрана депутатом, успела поработать секретарем сельсовета. А впоследствии уехала в Грузию. Там прожила несколько лет, выучила язык, работала в летной части, где и вышла замуж за военного. Вскоре мужа перевели в Армению, а еще им выпало два года прожить в земном раю, коим оказался революционный остров Куба.
На службу за границу отбирали самых лучших, ответственных, здоровых. Они до последнего не знали, в какую страну направляются. И только на корабле, проплыв пол-океана, узнали, что служить им предстоит на Кубе.
Эти два года теперь кажутся, бесконечным курортным отдыхом: теплое Карибское море, поля ананасов и манго, связки бананов, что приносили им местные жители. Жили кубинцы очень бедно, но были дружелюбны к советским военнослужащим и их семьям.
- На Кубе в 1973 году я родила сына Юру. Через год мы получили отпуск и всей семьей отдыхали в санатории в резиденции Фиделя Кастро, и не раз видели его на прогулках. За два года научились разговаривать на испанском языке.
Так Вера Егоровна, не имея высшего образования, выучила три языка – грузинский, испанский и армянский. Последний был самым трудным, но освоила: когда Юра пошел в школу, пришлось уволиться с военного завода и пойти в почтальоны, чтобы забирать его вовремя. Вернулись они тогда с Кубы вновь в Армению, в закрытый город Эчмиадзин с отличным снабжением, где думали остаться навсегда в теплом климате. Здесь выросли сыновья. Впоследствии она вышла замуж за уроженца села Малое Кузьмино Александра Ивановича Малкина, который остался там после службы в армии.
С насиженного места семью, как и всех русских, сорвала война в Карабахе. Снова тот же страх, смерть, ужас. Вдруг оказались в чужом государстве, банки закрылись, и все сбережения пропали, безвластие, хаос. Они бросили квартиру, все нажитое погрузили в пятитонный контейнер. Сами полетели на самолете налегке. В Малом Кузьмине их поселили в здании бывшей школы, а контейнер полностью оказался разграблен. Так в 1994 году пришлось начинать все с нуля в России, где также царили перестройка и безденежье.
- Мне оставался год до пенсии, а весь трудовой стаж, которого более 40 лет, оказался в чужих государствах. Куда бы я ни писала, ответа так и не получила, потому пенсию получаю минимальную, – с горечью рассказывает Вера Егоровна. – Мою жизнь дважды разрушили войны. Пусть вторая была не такая масштабная, но у простого человека и она отнимает все. Как в сорок третьем вернулись на пепелище с одним узелком, так и теперь обживаться пришлось с нуля.
Чтобы выжить, завели скотину, в том числе и корову, со временем отремонтировали доставшуюся им половину дома. В Малом Кузьмине еще был колхоз, и им выделяли понемногу стройматериалы - шифер, доски.
Вера Егоровна пережила раннюю смерть старшего сына, год назад похоронила мужа, он хотя и был моложе, но сгорел в одночасье. Юра живет здесь же, в Малом Кузьмине, они со снохой и заботятся о матери.
Сразу за окнами ее крайнего дома начинается полевой простор, а дальше идут посадки. Иногда летом ходит под те высокие деревья. И то тихий шепот листвы, то тревожный шелест вдруг налетевшего ветерка напомнят брянские леса, и горькие воспоминания так нахлынут, что не остановить. Давно уже нет на карте родного села и даже дороги к Золядке не найти в тех дебрях. А в ее сердце оно по-прежнему живо, как и мама, от переживаний и тягот умершая в 58 лет. Старшим сестрам за девяносто. Одна живет во Львове на Украине, другая - в Брянске, а вот ее очередная война занесла далеко от родины - в глубинку Мордовии.
В. КОНОВАЛОВА.
Фото А. ГОЛУБЕВА.