В дупле липы мы прятались от дождя, тогда она ещё не была сломана. Весной ели соцветия. Я поднялся выше всех и меня, наверное, с неё сдуло порывом ветра, а может, сучок обломился, точно не помню. Помню только, как падал и вмиг в глазах потемнело. Видимо, я потерял сознание, очнулся уже дома.

Брат Толя нашёл меня возле липы часа через два. Рядом со мной лежали ботинки и сапоги. Друзья испугались и убежали, никому не сказав ни слова. Толя привёз меня домой на тачке. Потом запрягли лошадь и увезли в больницу. К тому времени я пришёл уже в себя.

Тогда ещё был Понинский район, в Понино были врачи почти всех специальностей. Меня проверили, никаких переломов не нашли. Но ещё долго я не мог ходить без чьей-либо помощи. По дому ходил только вдоль широкой длинной лавки, протянутой из угла в угол, на ней иногда и спали. Мать, глядя на меня, плакала, думала, что это не пройдёт. Но примерно через месяц я выпрямился и вышел на улицу. Молодой организм победил, но оставил в наследство заикание.

После этого случая я всё так же ходил к этой липе, но как ни уговаривали меня друзья, наверх уже не поднимался.

Прошло некоторое время, и я уехал учиться в Глазовское СПТУ-4. Рейсовые автобусы тогда ещё не ходили, попутку тоже было не найти, потому дома появлялся редко. В моё отсутствие место, где росла липа, забетонировали и построили весовую будку.

Постепенно всё забылось, молодые про липу не знают ничего, если им не рассказывали взрослые. Про неё забыл и я. Но тут вдруг получил письмо, а там снимок этой липы! Я вспомнил о ней всё, но помнил её цветущей, живой. А на фотографии она уже мёртвая, с боков уже появляется мелкая поросль, её дети. Почему она стала такой?

Оказывается, какой-то пьяный тракторист вылил в дупло ведро солярки и поджёг липу. За что? За то, что это была память деревни?

Тракториста этого уже нет в живых, и о нем мало кто помнит. Долгая память бывает только о хороших людях, сделавших за свою жизнь много добрых дел.

А липу жалко. Жалко как живое существо, как человека, оставившего о себе добрую память.