Так же смотрятся в твои реки и озера стройные березки и рябины, любуясь на свое отражение. И так же живут на твоей земле алтайцы - древний тюркский народ. Народ трудолюбивый и молчаливый, что тесно связан с природой и почитают её как живого человека. И всегда считают, что всё в природе имеет своего хозяина – духа. И горы, и реки, даже скромные цветы, тоже имеют своего хозяина, и надо этого хозяина чтить и уважать. А самого хозяина Алтая называют они " Алтай - хан".
Алтайцы одушевляют природу, чувствуют ее, преклоняются перед ней и берегут ее. И живут своим трудом, славя и восхищаясь своей землей – Алтаем, что своими богатствами помогают им жить и выживать в суровых условиях алтайской земли.
Так жил и старый Карабаш в своем аиле со своей женой – бабкой Кабайчи. Был он не высокий, жилистый, обветренный на семи ветрах, какой – то задубелый, как кора на вековом кедре, что стоял не далеко возле его аила. Сколько Карабаш помнил себя, столько помнил и этот высокий, в два обхвата кедр.
Жил он на высоком берегу шумной, торопливой реки, вдали от суеты, охотничал, ловил серебристую рыбу, щуку да таймешку, заготавливал дары родной земли: ягоды, орех кедра, травы, имел небольшую отару овец, что вечером вливались в загон шумным ручьем, несколько его лошадей паслись по пологому речному берегу, отгоняя, махая гривами, надоедливых слепней. А конь Караат да дымчатая лайка Соболь были верными спутниками Карабаша. Всю тайгу он прошел с ними. Так и жил Карабаш, наслаждаясь тишиной, разговаривал вечером у костра с ветром, подражал пению птиц, жадно вдыхал медовых запах таежных трав. Часто ездил на охоту, садился на своего коня Караат и мерил таежные тропы, до боли знакомые с детства, где он знал каждое деревце, каждый пенек, каждый утес. Лишнего у тайги он никогда не брал. Зачем? Все хотят жить и животные тоже. Да он и в деревню, к людям, редко спускался, только по неотложным делам.
Сейчас он в аиле разжигал очаг сам, так как его жена - бабка Кабайчи, уже давненько, в начале весны, одев свой любимый чегедек, подалась в город, в гости к старшей дочери Чейнеш. Чейнеш работала в городе врачом, лечила детей.
Далековато живёт Карабаш. Даже почтальону трудно бывает добраться до аила Карабаша, нужно спуститься с перевала и по тропе вдоль берега до него дойти, проходя мимо не большую отару овец Карабаша, что пасутся неподалеку, разбредясь по траве. Но почту Карабаш получает исправно, без задержки. Дети пишут, не забывают, хорошие дети. Только жаль, что выросли, улетели, все три его дочери, как журавли в небо. Всех выучил Карабаш со своей Кабайчи: старшая дочь врач, средняя учитель, ну, а младшая стала ветеринаром. Её Карабаш с женой видят чаще других дочерей, когда приезжает она осматривать отары овец, то всегда заезжает к родителям с гостинцами. А зачем им гостинцы? Лишь бы их чернокосая Содоной шагнула к ним в аил, чтоб увидеть ее искристый взгляд, услышать заливистый смех. А вот зятья все русские: Михаил, Василий и Иван. Как приедут все в гости, да с внуками, вот где радость! А средняя дочь Шыранкай недавно подарила ему внука, назвали мальчика в честь отца Карабаша – Учар. Сам внук беленький, голубоглазый в своего отца – зятя Василия, а назвали алтайским именем. Приятно от этого было Карабашу.
Зятья у него хорошие, и ружье ему новое купили, да и лодка у него с новым мотором, уважают его зятья, советуются всегда, помогают во всём. Всё переплелось в их большой алтайско- русской семье, где царит любовь и уважение. Ведь правильно говорят, дерево чахнет от того, что у него обламывают ветки, сдирают кожу, а человек чахнет от грубых слов, равнодушия и черствости.
Сейчас Карабаш один, его жена Кабайчи в гостях, а он, как и много - много лет назад, когда привел сюда молоденькую, стеснительную свою Кабайчи, часто сидит в своем аиле у очага. Курит по вечерам трубку, разговаривает с огнем, задабривая его, кропя огонь кушаньем и молоком.
Дух огня велик и могуч и его нужно уважать. Это хозяин очага, от его поведения зависит многое. Карабаш любил молча смотреть на огонь, сощурив и без того узкие глаза. При этом чудилось, что его седая бородка в свете костра серебрится, как речка на закате солнца. Часто, стремясь изгнать злых духов, жег ветки арчын. Жизнь тут текла, размеренно и не спеша…Впрочем Карабаш жил так, как всегда жили его предки. Хотя, конечно, современная жизнь внесла давно много нового в эту размеренность.
Как-то утром, поблагодарив духов тайги за все и попросив у них удачи, Карабашзасобирался в тайгу за черемшой. Ох, в этом году её и много! Хоть косой коси! Взял ружье, рюкзак, спички, вяленого мяса, теертпек, соль, курут - вкусный сырок, что высушен в аиле над огнем, и зашагал рано утром, поправляя на голове шапку из лисьих лапок, шагая твердо и легко, не смотря на свой возраст. Тело двигалась легко по росной траве, как будто застоявшейся на привязи скакун. Где-то меж ветвей деревьев пролетела, прячась в кустах, почти черная с пестрой грудкой кедровка. Карабаш шел к горе Койон кая, что значит заячья гора. Именно там, росла старая береза, на ветках которой путниками были привязаны полоски белой ткани или по-алтайски, кыйра, как признательность хозяину горы, просьба о благосклонности себе и своей семье у хозяина Алтая. Карабаш часто, когда его путь проходил здесь, старался оставить на ветке дерева свою признательность Хану – Алтаю.
Тропа поднималась вверх, терялась меж деревьев, то спускалась к реке, то опять появлялась меж зеленого папоротника, маня за собой в кусты дикой смородины. Сорока давно уже оповестила всех в лесу о том,что в их зверином и птичьем владении появился человек, она стрекотала то там, то тут, перелетая с дерева на дерево.
- Вот, шайтан, - слушая ее, шагая, подумал про себя Карабаш,- лети, куда летела.
Где-то шарахнулся в кустах пугливый лось, мелькнула на ветках шустрая белка. Медуница под ногами радовала своими сине – голубыми цветами. И вот, наконец, по бокам тропы, у подножья горы Койон кая, замелькала черемша. Сочные зеленые листики тянулись к солнцу, наливаясь силой. Карабаш снял рюкзак, поправил за плечом ружье, наклонился, сорвал черемшу, поднес ко рту и откусил терпкий твердый стебель. Рот наполнился запахом чеснока и еще чего- то лесного , приятного. Карабаш молча жевал стебель, зажмурив глаза от наслаждения. "Добрая черемша, засолю ее, тайга спасибо". Карабаш нарезал черемши ножом с деревянной ручкой. Нож он сделал сам, и ручку деревянную резную к нему тоже, она напоминала форму медведя, вытянувшегося во весь рост. Полный рюкзак черемши оказался не легок, удобней расположив его на плечах, Карабаш неспешно отправился в обратный путь.
И тут он услышал выстрел, тайга гулко подхватила эхо от выстрела и понесла его вдаль. Казалось, эхо путалось в ветках деревьев, поднималось вверх и гулко падало на землю. Прячась и глохнув где - то меж корней деревьев, во мху.
Карабаш остановился, прислушался. Потянул носом таежный воздух. Ветер нес запах дыма от костра. Карабаш все взвесив в голове, решил, что выстрелили не далеко, где – то с километр отсюда и заспешил туда. " Это или браконьер или человек в беде" - решил он и поспешно направился в сторону выстрела. Перешагивая через поваленные деревья и прислушиваясь к тишине, он ускорял шаг. Впереди была сломана ветка березы на уровне груди Карабаша. "Здесь шли, и недавно" - подумал Карабаш, глянув на ветку. Всматриваясь в тропу, он увидел, чей то след. Осмотрев его, он решил:
"Человек в сапоге, хромает, один след вдавлен сильно в землю, а другой нет, часа два назад прошел".
Карабаш спешил. Тут до него ветер донес запах дыма костра. Карабаш остановился. Втянув носом воздух, решил: "Костер горит не давно, сверху заложен мхом. Видно спасаются от гнуса". Он вышел на небольшую поляну среди кедров и увидел человека.
Мужчина был явно приезжий, не знакомый. Он привалился спиной к дереву. У него были закрыты глаза, он негромко стонал. Горел костер, обложенный мхом, рядом лежало ружьё. Гнус яростно кружил возле человек, казалось, даже не боясь дыма от костра.
Карабаш подошел к человеку, наклонился над ним и спросил:
- Жив? Ты кто? Зачем в тайге? Тайгу не знать – шибко теряться!
Человек устало открыл красные глаза на опухшем лице, что изъела таежная мошкара и гнус и тихо сказал:
- Отец, ногу подвернул, идти не могу, неделю уже блужу, ослаб совсем, помоги, век не забуду. – И замолчал, прикрыв глаза, казалось, он потерял сознание.
Карабаш снял со спины рюкзак. Поправил на плече ружье и, достав берестяную фляжку с водой, поднес к лицу человека, стараясь его напоить. Человек осознав это, с жадностью стал пить, проливая на себя студеную воду. Напившись, он открыл глаза и прошептал:
- Мне бы поесть, давно уже все кончилось.
Карабаш достал из рюкзака вяленое мясо, лепешку и протянул человеку. Мужчина взял это и, торопясь стал,есть, откусывая то от куска вяленого на дыму мяса, то лепешку.
- Как тайга попал? – спросил Карабаш, присев рядом.
- Я, отец, заблудился, здесь деревня рядом Уймонка, вот туда я и приехал, решив здесь поохотничать, пошел в тайгу. И заблудился. Выйти не смог, да тут еще нога…думал, сгину. Последним патроном дал выстрел. Уже и надежды не было.
Карабаш нравоучительно сказал:
- Тайга не знать – один не ходить. Опасно.
Затем поев, мужчина заметно оживился, только беспрестанно отмахивался от гнуса.
Карабаш, глянув на его ноги, одна была без сапога, с перетянутой ступнёй тряпкой, сказал:
- Листики надо нога ложить – легче будет. Травка такая есть.
Мужчина согласно закивал и стал торопливо разматывать с ноги тряпицу. Карабаш при этом, поднявшись, отошёл не далеко и принес листья неизвестного мужчине растения. Обложив больную ногу растением, Карабаш замотал ее тряпицей и туго перетянул:
-Как легче будет – айда со мной. А то пропадешь тайга один.Выведу. –Сказал заботливо Карабаш.
- Спасибо тебе, отец, если бы не ты… а у меня ведь семья, сын…- И мужчина отвернулся, на глазах блеснули слезы.
- Ты – человек, я – человек, ты в беде – я спасу, я в беде - ты спасешь…-тут тайга, по-другому нельзя, -поучительно произнес Карабаш.
Спустя немноговремени, мужчине, стало легче, опухоль с ноги спала, и он смог встать на ноги и шагать за старым Карабашем, по лесной тропинке, стараясь, не выпуская из поля зрения спину Карабаша с рюкзаком набитым черемшой.
После двух не больших привалов они дошли до аила Карабаша. Спасённый мужчина устало лег в аиле, вытянув ноющую ногу. Карабаш согрел чай на очаге, бросив туда запашистую мяту и листья смородины. По дороге Карабаш подстрелил зайца, и в аиле плыл аромат наваристого бульона из булькающего черного казана, что был подвешен на крюк под самым дымоходом аила. Там варилось мясо, заправленным диким луком. Аромат разнесся далеко за пределы аила. Когда гостю Карабаш налили в пиалу бульона, с кусочками мяса, тот с жадностью начал отхлёбывать наваристый бульон, видно давали о себе знать много дней, что он провел без пищи. Потом Карабаш угощал его чаем с талканом, приготовленного из ячменя. Приветливый и открытый народ – алтайцы, всегда рады гостям, всегда от души гостеприимны.
Наевшись, гость посмотрел наКарабаша, что молча сидел у огня и курил свою трубку и сказал:
- Меня зову Олег Петрович, а вас как?
Карабаш еще помолчал, а потом произнес:
- Я – Карабаш, тайга живу, охота хожу.
- Если бы не ты, Карабаш, не выбрался бы я с тайги! Спасибо тебе, отец!
Карабаш молчал, лишь в узких глазах затерялось радость. Радость от того, что спас он человека от гибели в одиночестве в суровой, не знакомой тайге. Где свои законы и их надо чтить. Чтить духа тайги, просить его помощи и милости. А незнакомцу здесь тяжело…тяжело и опасно.
Олег Петрович молча смотрел на горящий очаг и вдруг произнес:
- Это твоя родная земля, Карабаш, ты ее чувствуешь, ты ее знаешь, а такие, как я, здесь гости. Не зная этой земли, очень трудно встретить тут удачу. Вот и я, и не охоты не было у меня и не отдыха,враз заблудился, да еще ногу подвернул…
- Тайга рада всем, лишь не обижай её, земля тут богатая, чти её духов.
- Ты, Карабаш, видно знаешь её, как никто другой…
Карабаш улыбнулся, собрав морщинки у глаз:
- Я тут родился, рос, старился, каждая ветка мне друг, вздохи ветра слышу, шепот реки. Я и это земля – есть одно.
Вечером Карабаш и Олег Петрович, сидя на поваленном у аила дереве, неспешно беседовали, попивая освежающий чеген, долго любовались звездным небом. Где – то куковала кукушка, о чем - то насвистывала пичуга на ветках соседней сосны. Несло речной свежестью и дурманом лесных трав. На душе было спокойно и радостно. Казалось, и нет другой земли, где бегут, едут, спешат, и суетиться, люди, в больших городах и поселках. Казалось именно на этой земле, среди таежной тишины и шепота деревьев и может быть по - настоящему счастлив человек, наедине с природой, наедине с самим с собой.
А на другой день молчаливый Карабаш проводил Олега Петровича до деревни Уймонка, а оттуда гость должен был отправиться домой, в город, в обычную современную жизнь, полную скорости, пыли, нервов, шума и гама.
Олег Петрович напоследок обнял Карабаша и сказал:
- Живи, Карабаш еще долго на своей священной земле, пусть здоровье не покидает тебя, а твои духи пришлют тебе удачу в охоте и рыбалке. А я тебя не забуду.
Карабаш согласно кивнул:
- Правильно всё сказал! Приезжай в гости, вместе тайга пойдем, охота будет. Семья моя соберется, рады все будут гостю. Моя старуха дьергем сделает из баранины.
Олег Петрович кивнул, и крепко пожал Карабашу руку на прощанье.
Гость уехал, а Карабаш вернулся домой, в свой аил, досадуя на то, что гость так быстро уехал домой, хотя понимал, что его очень ждали дома. Он, не спеша, как часто бывает, спустился на берег реки и присев, на большой камень глядя вдаль подумал о т ом, что скоро должна приехать его старуха Кабайчи, с новостями от детей, будет много разговоров. Она привезет фотографии внуков, которые, конечно, за год подросли…
"Мы стареем, - думал Карабаш, сидя на камне и глядя на тот берег реки, где зелёной стеной встали заросли тальника и черемухи, - а наши дети вырастают, рождаются внуки, а потом и правнуки, все меняется и течет". Только, кажется это земля остается неизменной, с этими кедрами в два обхвата, с рекой, бегущей вдаль и закатом, что расплескался во всё небо. Последние солнечные лучи уходили за гору, и, прощаясь, ласкали лицо, задумчивого Карабаша.
Где-то далёко виделся оскал ущелий, поросших кустарником, круглые скалистые уступы, бездонные теснины, над которыми голубеет узкая полоска неба, нежно целуя верхушки деревьев. И еще слышался таинственный шепот тайги. Тайга что-то шептала Карабашу, тому Карабашу, что всю жизнь живет на алтайской земле, преклоняясь перед величием хозяина Алтая – Алтайнынээзи. Любопытная белка, задержавшись на ветке сосны, замерла, глядя своими глазами бусинками на Карабаша. Трава клонила свои косы к земле. Муравьи суетливо куда – то бежали, деловито теряясь меж лежащих на земле хвоинок. Где-то ухнул филин, вспугнув тишину.
А Карабаш вдруг, встав во весь рост, поднял руки к высоким вершинам, и затянул негромко, прикрыв глаза:
Ты в бурных реках,
Ты в могучих реках.
При свете солнца весь из золота ты,
При свете луны, как серебряный ты,
О, наш могучий Алтай,
Священный Алтай!..
И словно вторя ему, зашумела рядом старая лиственница, как будто зазвенели струны тапшуура, соглашаясь с песней Карабаша, что шла от самого его сердца и души, и уносилась куда - то вдаль, в голубую, синь Алтая.