Жду автобус, чтобы в поселок доехать. Погода прохладная да и ветер, зашла в здание Ивантеевского автовокзала. В окно вижу, как к автовокзалу подошли двое мужчин. Стоять на ветру удовольствие не велико, поэтому тоже зашли в здание, сели поодаль от меня.

Один - крепыш в камуфляжном костюме, серой кепке, с пакетом продуктов, вероятно, с дальнего села. Другой - худой и хилый, правда, одет в кожанку и джинсы.

- Болею я, Мишка, - говорит худой крепышу.

-М-да… Немудрено, исхудал-то… В гроб краше кладут! - отвечает тот. - Чего, больше не бросаешь Катерину, не загуливаешь с молодками-то?

- Нет, куда уж.

- Баба твоя - умница, столько годов терпит тебя, кобеля, жалко ее, а тебя - нисколько не жаль!

Худой нахмурился, замолчал, явно тяготился общением.

- Глянь, волос-то от твоей шевелюры почти не осталось, - не унимался крепыш. - Раньше молодой-то ты - орел был! Сорил деньгами, налево-направо, о болезнях и не думал, жил себе, как хотел!

- Не думал, Миша, не гадал, - согласился худой. - Вот на операцию поеду, подлечат, поживу, может, сколько еще…

Крепыш, вероятно, по жизни зануда, все не унимался, и то, что их диалог слышала я, его нисколько не смущало.

Худой по телефону вызвал такси.

- Че тебя лечить-то, божья кара тебе болезнь, за слезы жены твоей, сколько ты ей кровушки-то попил, наслышаны, и че она тебя в мужья выбрала - дивлюсь до сих пор!

Подъехало такси, худой уехал, не простившись с собеседником. Крепыш повернулся ко мне и словно в продолжение беседы произнес: "Жил он, как перекати-поле, при деньгах, никудышный с молодости, бабы да развлеченья на уме, а жизнь-то раз, и подножку ему поставила!". Подошел автобус, я пошла к выходу, а крепыш мне вслед еще что-то бурчал, шурша пакетом.

Вот ведь как бывает, встретились люди, а вместо добрых слов один другому наговорил совсем ненужного, чем и себя накрутил. Этих мужчин явно что-то связывало, быть может, жили в одном селе, может, на улицу ходили вместе. Расстались, совсем не по-хорошему, и вряд ли еще увидятся. Хотя, кто знает…