Я живу в селе Яндовище. В окружении села много исчезнувших деревень: Жегалино, Студеный ключ, Леплейка, Выселки, Александровка, Жед­рино, Бордадатово. Из той же статьи я узнала, что в Инсарском рай­оне насчитывается уже около 30 исчезнувших деревень. Мы искали литературу по интересующей теме, но подробной информации не нашли. Поэтому решили изучить историю исчезнувшей татарской деревни по воспоминаниям старожилов, материалам книги "Земля отцов", а также по материалам районной, республиканских газет и энциклопедий, где нашли лишь отрывочные сведения по интересующей нас теме. Из уроков истории знаем,­ что деревня в XX веке подвергалась многочисленным экспериментам. Возможно, именно они стали причиной запустения многих сел и деревень по всей России?

Деревни, села и города, как и люди, имеют свою судьбу. Рождаются, растут, расширяются, расцветают и порой умирают – исчезают. Когда, как и почему появились эти города, села? Кто там жил и как там жил? Что выиграла страна, потеряв эти "неперспективные" деревни и села? Мы должны это знать. Это наше прошлое. "Народ, не знающий своего прошлого, не имеет своего будущего".

Родина наша велика и бескрайна. Но ближе нам наша малая родина, то место, откуда наши корни. Деревень этих на карте больше не найти. Но мы можем помочь сохранить память о них. В данной работе поднята проблема, о которой нельзя молчать. Проблема маленькой татарской деревни. С ее исчезновением ушла в небытие и память о людях, живших когда-то там. Когда-то там кипела жизнь, жили люди, радовались. А сейчас пустота…

Деревня эта – наша Родина

Деревня – это целый мир, яркий, цельный, своеобразный, полный жизни, полускрытой от постороннего глаза. Чтобы познать ее, нужны не часы и дни, а месяцы и годы. Деревня Студеный ключ, или как мест­ные жители называли ее Кудяковка, была расположена в живописном месте на берегу чистейшей реки Потиж в 15 км от районного центра г. Инсара. На северо-западе деревню окаймляли лесные массивы, на востоке – река – старицы и обширные пойменные луга, на западе – черноземные поля и лесо­защитные полосы. Сама природа создала здесь прекрасные условия для жизни людей и занятия их хозяйством: овцеводст­вом, птицеводством, разведением крупного рогатого скота. На лугах был всегда хороший медосбор, в дуплах деревьев в обилии водились дикие пчелы. В прошлом деревня Студеный ключ являлась одной сплошной улицей, параллельно проходящей вдоль реки Потиж. Велся любительский лов рыбы, так как в озере водилась рыба-карась, охота на водоплавающую дичь.

С карты Инсарского района давно исчезла деревня Студеный ключ. Здесь не слышны голоса жителей, не раздается детский смех, не лают собаки, не перекликаются с утра пораньше петухи. Не мычит деревенское стадо, молчит наковальня в кузнице... Красивейшая местность заросла бурьяном и крапивой. Глядеть, быть безучастными свидетелями этого трагического явления – неужели таков наш удел, людей, проживающих на этой земле? Сегодня мы все здесь, и нам решать, как быть деревне. Никто, никакая столица, никакой "чужой дядя" нам не поможет и не желает помочь. Нет сегодня проблемы деревни в средствах массовой информации: только шоу­бизнес, деньги, проблемы миллиардеров и склоки власти – вот то, что интересует "их", навязывается и нам.

А что с деревней? Результаты переписи, проведенной в 2010 году, показали, что больше трети российских деревень (8 тысяч) – мертвые, либо находятся на грани исчезновения. В Мордовии около 200 деревень исчезли с лица земли, а еще около десятка находятся на грани исчезновения. В оставшихся жилых домах проживают старые или пожилые люди. Трудоспособная часть населения уезжает на заработки или устраивается работать в крупных городах. Это ли не настоящая трагедия для нас?

Мне, как жителю сельской глубинки, очень близки, понятны переживания простых крестьян о разорении сел и деревень. И я не хочу, чтобы такое произошло с моей родной деревней. К сожалению, если своей деревне­ я еще могу чем-то помочь, то десяткам других деревень уже никто не поможет. Поэтому я считаю своим долгом сделать все, чтобы память о них и их жителях не исчезла. Перед вашими глазами пройдет судьба деревни с интересным прошлым, полным жизни, праздника, счастья, но угасшей по чьему-то злому замыслу или недальновидной политике.

История деревни Студеный ключ.

По воспоминаниям односельчан

Изучив материалы из библиотеки, архива, проанализировав воспоминания жителей села Студеный ключ, мы попытались восстановить историю исчезнувшей деревни. Она очень интересна и поучительна. Жегалино (Студеный ключ) – деревня в Инсарском районе, на р. Потиж. В "Списке населенных мест…" (1869 г.) говорится: "Основана в середине XVII века служилыми темниковскими татарами на Атемарско-Инсарской засечной черте юго-восточной границы Российского государ­ства. Жегалино (Студеный ключ) – казенная деревня из 22 дворов. Название – антропоним: Жегаловы (Жегалины) – служилые татары на Инсарской засечной черте юго-восточной границы Российского государства были владельцами населенного пункта. Эта фамилия в XVII-XVIII веках в центральной части России была распространенной среди русского и татарского населения. В основе фамилии слово "жегало" (каленое железо, жало), "жегало" (крапива).

Численность населения составляла в 1864 году 89 жителей (22 двора), а в 1913 году число жителей выросло до 94 человек (13 дворов).

В деревне Студеный ключ никогда не было школы, медпункта, клуба, торгово-промышленных заведений, это все располагалось в соседнем селе Яндовище.

Вот как описывает деревню Студеный ключ Асеинова (Манжукова) Наиля Салеховна: "Деревня Кудяковка была расположена вдоль реки Потиж, там проживали татары, всего было 11 домов. Жители поселка были трудолюбивыми: все держали скот, у каждого был огород, работали в колхозе, кто в животноводстве, кто в полеводстве, воспитывали детей, с детства приучая их к труду. В Кудяковке была мельница, мельником работал Бикмаев Хасян Ахметович – очень опытный человек, старательный, мельница была всегда в исправности. К нему часто обращались жители села: ремонт сепараторов, швейных машинок, также он валял валенки и был хорошим плотником, а в колхозе к тому же работал кузнецом. Его жена была рукодельницей и хорошей портнихой. Манжуков Мухамеджан Абейдуллович работал в колхозе горючевозом. Он на лошади со станции Кадошкино возил горючее в тракторный парк, был ответственным и старательным человеком. Ему было присвоено звание "почетный колхозник". Его родной брат, Манжуков Ахмет Абейдуллович, был грамотным человеком, работал заготовителем, закупал картошку, избирался председателем сельского совета. Также в Кудяковке проживал Манжуков Муся, у него было четыре сына. Старший сын Зариф работал в Кадошкино начальником отделения связи, затем он уехал в Латвию, где работал тоже на почте. А остальные сыновья уехали на Урал – были шахтерами. Дома в деревне были покрыты соломой, надворные построй­ки были плетневыми. Скотина зимой была в сарае. Корову зимой загоняли домой, доили ее, кормили из большой лохани. Ягнят, гусей и кур в сильные морозы заносили домой. Большую часть дома занимала русская печка: она согревала, служила спальным местом для детей, в ней пекли хлеб и готовили еду. Дрова были очень дефицитным товаром, поэтому летом изготавливали из навоза кизяки, сушили их и складывали в сухое место".

Из воспоминаний Федяевой (Баторшиной) Сары Касимовны 1941 года рождения: "Для истории 60-70 лет – миг, но для человека – это целая жизнь. Однако самые яркие краски этой жизни – начало жизни, т.е. детство. Так и мое детство связано с таким дивным уголком малой родины, ныне исчезнувшим, но оставшимся в памяти дорогим мне поселком в 16 дворов и жителями этих домов. Это сейчас я осознала, что только там был самый чистый воздух, самая зеленая трава и самое высокое голубое небо… Пусть зимой деревня утопала в снегу по самые крыши, а сугробы на улице были нашей нехитрой забавой –­

это все добавляет еще большее чувство потери, невосполнимой утраты… А как поселок расцветал весной и летом! Не было ни одного человека, который, попадая в нашу деревню, не восхитился бы ароматом ромашки, растущей по всей улице, полноводной речушкой Потиж и тишиной – без гула машин и механизмов. Да и люди, жившие там, достойны самого высокого уважения. Это были кресть­яне без особого достатка, но бескорыстные, добрые и уважительные. Детей в Кудяковке было немного, но летом приезжали ребятишки из городов и начинались совместные походы в лес по ягоды и орехи, купание на речке и ходьба гурьбой за ключевой водой для чая к поселку Венера. Там был родник с вкуснейшей студеной водой. А вечером, когда пригоняли стадо и были политы грядки, выходили посидеть на бревнах и слушали рассказы старших о дальних мирах, о звездах, о притягательной науке астрономии. Ведь обо всем этом пока приходилось узнавать только понаслышке. Не было ни радио, ни электричества, не говоря о телевизорах. Вот поэтому моя деревня стала неперспективной – проводить эти блага было нерентабельно. Но пусть не было ни радио, ни телевизора, зато были книги в сельской библиотеке. Мы очень любили ходить туда, т.е. в село Яндовище, где были школа, медпункт и правление колхоза. Кстати, библиотекарем был житель Кудяковки, большой эрудит: его семья в годы войны приютила эвакуированную женщину из Белоруссии, которая уехала не сразу, а пожила до 50-ых годов. Мы все дети любили читать и спасибо моим учителям за все, что вложили в нас. Я до сих пор люблю читать.

Недалеко от Кудяковки была водяная мельница, которая обеспечивала село Яндовище мукой, а бессменным мельником был житель из моей деревни. В начале 1950-ых годов была построена ГЭС.

Построить-то построи­ли, протянули провода, завезли турбину, но расчет в проекте был неверным, не оказалось столько воды, чтобы крутить турбину. Я помню, как люди собрались в клубе и вот загорелись лампочки – это было чудо, но оно закончилось через час, лампочки погасли.

Дома в поселке располагались окнами к речке, перед каждым домом были грядки, чем и отличалась Кудяковка от Яндовищ, где этого не было. Поэтому были частые "ночные гости". За домами тянулись огороды с картошкой и еще сеяли коноплю, которую замачивали осенью в речке, а затем сдавали на Инсарский пенькозавод. Это были реальные деньги. А дальше начиналась грунтовая дорога, которая соединяла Инсар и Рузаевку. Машин проезжало немного, в основном грузовики.

Особо выдающихся людей своего села я не знаю, может они проявили себя где-то на стороне. Из моего рода можно выделить деда, воевавшего с басмачами в Средней Азии, а затем он работал в Моск­ве на железной дороге, стал "Почетным железнодорожником". В Великую Отечественную войну отличился мой дядя – он получил медаль "За отвагу", но он как и многие из Кудяковки, не вернулся с фронта, и не было дома – куда бы не приходили похоронки, – дорогой ценой досталась нам Победа…

Мой папа, Касим Абдуллович, был грамотным по тем временам человеком, мог читать на арабском языке, разбирался в политике, занимал должности в районе, был председателем колхоза в Усыскине, состоял в рядах КПСС. Моя мама, Няфися Сабировна, была очень активным человеком, разносторонне развитым, хоть она была сама из беднейшей семьи, но сумела получить образование, затем работала в сельсовете, любила кино, книги, историю, да и саму жизнь. Семья отца была более зажиточной, поэтому она подверглась раскулачиванию. Эта трагическая страница нашей истории не обошла и мою родню, и мою деревню. Ну вот и подходит мое повествование к концу: не знаю точных дат, когда и кто первым поселился в Кудяковке, мне кажется, что это был выселок из более крупного села (судя по фамилиям – из Латышовки). В настоящее время нет поселка, нет полноводного Потижа, который разливался подобно морю весной, снося ежегодно мост, соединяющий нашу деревню с центральной усадьбой. Но память обо всем этом будет жить, пока не исчезнет последний житель этой деревни под скромным названием Кудяковка".

Верили люди в лучшее будущее, трудились с душой, хотя жизнь была тяжелой, и их труд не особо ценился. Работали за "палочки", оплата труда производилась по трудодням, да и то только в конце года. Жили за счет собственного небольшого хозяйства. Несмотря на все трудности, деревня продолжала жить.

Из воспоминаний Баторшина Шамиля Касимовича: "Я родился в селе Кудяковке в 1954 году. Примерно в 1959 году в деревне было 13 дворов, у ручья Студеный ключ стояло внушительное здание мельницы (бывшая ГЭС). Там хозяйничал наш мест­ный мастер на все руки Бикмаев Хасян. Здание было большое, высокое, крытое железом, двери были двухстворчатые. Мельница была разделена на две комнаты и тесовой коридор. В одном стояла турбина, которая крутила генератор, в другом помещался трансформатор. Под зданием была шахта глубиной 9 метров. В эту шахту падала вода с плотины, которая шла по каузу с регулировочными воротами и крутила турбину. В моей памяти генератора и трансформатора уже не было, а проводка и рубильники еще были на месте. Обычно весной плотину разрушала полая вода и жернова крутил трактор. Нужно ли говорить, что с малых лет я был всегда на этой мельнице. Вечером мама силой уводила меня оттуда. На мельнице постоянно было много людей: ждали помол, варили картошку, ловили рыбу, так что там я был всегда сыт и там же я быстро научился говорить по-русски. Мельник по прозвищу Окунь в машинный зал меня не пускал, так как там стояли точильный и токарный станки. Потом этот мужчина стал кочегаром в молокопункте, а на мельницу по­ставили Сулеймана по прозвищу Асяф. Вот с ним я очень подружился, и тогда мне было позволено заходить везде.

Недалеко был поселок Венера. Жители Кудяковки очень дружили с соседями, в горе и радости бежали друг к другу, знали, что всегда найдут здесь поддержку и помощь.

Жители Кудяковки работали в колхозе "Янго­тормыш", потом, после объединения, – в колхозе имени Федосеенко. Очень развито было коно­плеводство. У каждого жителя деревни были самодельные чесалки для конопли. Мои односельчане держали много скота, видимо, позволяли корма. У нас в семье тоже была корова, бычок или телка, много овец, гуси и куры. Старики и старухи держали овец и коз. Овраги скашивались подчистую. В деревне были свои шофера, трактористы. Как воевали в войну мои односельчане, я знаю по рассказам старожилов. Из нашей деревушки ушли на фронт 11 человек, двое были уже солидного возраста. Девушки были мобилизованы на торфяные работы, а молодежь была отправлена на шахты. После войны эта молодежь в деревню уже не вернулась, все остались жить в городах. Мой отец Касим Абдуллович тоже был мобилизован в 1941 году. Он служил на Западном фронте. В 1940-ых годах работал главбухом в колхозе, где наладил хороший учет и был отправлен на ВДНХ, где и получил почетную грамоту. В январе 1942 года отец с однополчанами на аэросанях заезжал на ночевку домой. Вся семья была очень рада видеть отца живого и здорового, мама накормила их, затопила баню, а утром в четыре часа они уже уехали. К счастью, мой папа вернулся домой живым. А из 11 человек, ушедших из деревни на фронт, вернулись только шестеро, а пять человек остались на полях сражений или умерли от ран... В 1960 году деревенька начала разъезжаться. Пять семей переехали в соседнюю деревеньку Жегалино, три семьи, в том числе и мы, в Яндовище, две семьи уехали в Ростов, одна семья в Астрахань, одна семья в Москву и одна семья в Инсар. И уже с 1970 года там никто больше не проживал.

Причины исчезновения деревень.

Мое исследование

Считаю, что сокращение численности населения сел и деревень в 20-30-е годы XX века было связано с созданием колхозов. В целях упорядочения землепользования и подтверждения аграрной политики государст­ва в период НЭПа 30 октября 1922 года был принят Земельный кодекс, подтверждавший отмену "частной собственности на землю, недра, воды и леса" и объявивший их государственной собст­венностью. Кодекс предоставлял право на землю трудящимся в трудовое пользование, поэтому ее купля и продажа были запрещены. Государст­во допускало и поощряло различные формы кооперации и товарищества кресть­янской взаимопомощи в деревне. По­этому в деревне в период НЭПа была широко развита сельскохозяйственная и кустарно-промысловая кооперация. В данный период численность населения в селах росла.

В 1927 году начинается создание колхозов и раскулачивание, в результате чего самые успешные хозяйственники и предприниматели были уничтожены. Только за 1929-1937 гг. численность деревень уменьшилась на 25 млн. человек. Не обо­шло стороной раскулачивание и наш район. По имеющимся данным, он был в числе лидеров по количеству раскулаченных крестьянских хозяйств. В списках на 1 мая 1930 года таких было 390 семей. Предполагалось изъятие у них имущества, земли, скота в пользу создаваемых колхозов. Полагаем, что не было для крестьянина чего-либо дороже, чем корова и лошадь. Они были кормильцами семьи. И вот теперь власть требовала отдать их. Крестьян­ство ответило на это массовым забоем скота. Надо было довести мужика до последней степени отчаяния, чтобы он решился на это.

Крестьянин в колхозе из бывшего собственника-производителя превратился в работника, лишенного права распоряжаться результатами своего труда. В ходе проведения сплошной коллективизации жизненный уровень крестьян снизился. В колхозе на трудодень приходилось 200 граммов хлеба, да и того могли лишить. Поэтому сразу же встала проблема охраны колхозного имуще­ства. Немало колхозников и их семей стало жертвами закона ЦИК и СНК об охране социалистической собственности от 7 августа 1932 года, вводившего в качестве наказания за хищение колхозного имущества крайнюю меру – расстрел, а при смягчающих обстоятельствах – лишение свободы на срок до 10 лет с конфискацией имущества. В 1930 году каждое хозяйство должно было сдать государству 44 кг мяса, 300 литров молока базисной жирности – 3,9% (у кого была корова), 100 штук яиц, шерсти, 40 кг картофеля, масла – 10 кг. Понизился и социальный статус крестьян: по инст­рукции СНК 1933 года колхозники были лишены паспортов, что прикрепляло их к колхозу. Покинуть деревню можно было после службы в армии, отправившись в город на учебу или получив справку из сельсовета. Такая система просуществовала до конца 1950-х годов.

Коллективизация кресть­янских хозяйств по стране в основном была завершена в 1937 году, когда в колхозах числилось 93,9% хозяйств. Всего было раскулачено по стране около миллиона крестьянских хозяйств (примерно 5-6 миллионов человек). Из них было депортировано около 4 миллионов крестьян. От голода и болезней умерло не менее 800 тыс. человек. Произошла настоящая демографическая катастрофа. В результате раскулачивания, голода, бегст­ва в город и на стройки первой пятилетки численность населения деревни резко сократилась. Затем последовало создание МТС, а в 1958 году ликвидация МТС, в результате чего колхозы, выкупившие сельскохозяйственную технику, оказались в тяжелом финансовом положении. Опять сократилась оплата трудодня, т.к. касса колхозов оказалась опустошенной на много лет вперед, и их долги казне резко возросли. Мощная волна новых притеснений обрушилась на личные подсобные хозяйства сельских жителей в конце пятидесятых – начале шестидесятых годов. Резко увеличились государст­венные налоги на личные приусадебные участки. Власть надеялась, что это побудит крестьян работать в колхозе, а не на своем участке. В том же году колхозникам начали давать паспорта, их переезд в города приобрел массовый характер. В этот период численность деревень снова пошла на убыль. Из деревни бежала молодежь. На селе оставались только пожилые люди и те, кому уезжать было некуда. Таким образом, с 1959 года по 1989 годы доля горожан выросла с 18% до 56%, а доля сельских жителей сократилась с 82% до 44%.

Процессу миграции способствовал и третий эксперимент, когда в начале 60-х годов начинается второй после войны этап укрупнения колхозов, в результате чего многие малые населенные пункты оказались в числе неперспективных. Об этом говорят следующие цифры. В целом по стране в 1940 году было 235 тыс. колхозов, в 1949 году – 251 тыс., а в 1950 году осталось – 121,4 тыс. колхозов, в 1953 году 91,2 тыс., в 1955 году 85,6 тыс. в 1958 году – 67,7 тысячи колхозов. Но особенно непродуманным был еще один этап укрупнения колхозов, проведенный в начале и конце 70-х годов. В те годы опять сотни крестьян сел и деревень района оказались не у дел и многие подались в город. Судьбы деревень складывались по-разному: одни исчезали естественным путем, другие были насильно перевезены в наи­более крупные населенные пункты. Основными причинами исчезновения деревни Студеный ключ стали: естественный отток населения, укрупнение колхозов, отсутствие инфраструктуры, природные явления (разлив реки Потиж).