Эти строчки, будучи еще ребенком, я слышала от мамы – Чирсковой Агафьи Ефимовны. Она тихим голосом напевала их на мелодию "Синенького платочка", когда разговор заходил о войне. И плакала. Много горя принесла эта проклятая война нашей семье. Отец с тремя братьями проливали кровь под Москвой, Сталинградом, Ленинградом. У мамы на фронт ушли брат – Михаил Ефимович, который погиб в 1943 году под Орлом, четверо племянников, из которых Егор Иванович Ломакин пропал без вести под Вязьмой в самом начале войны, Василий Николаевич Попов – погиб в Польше.Мой отец Чирсков Владимир Иванович родился в 1912 году в с. Моршанка Питерского района. В конце двадцатых с семьей и многочисленными родственниками и земляками они переехали на новые земли, назвав свое село звучным именем - "Новый Путь". В 1937 году отец окончил курсы комбайнеров-бригадиров в г. Новоузенске, после чего ударно работал в колхозе. Подрастали дочери – Мария и Юлия, а в конце 1939 года родился сын Валерий. Но вскоре, 7 января 1940 года, отца забрали на финскую войну, где он пробыл более полугода.Помню, как он рассказывал о том, как солдаты, утопая по пояс в снегу, шли на рубежи, как во время этих утомительных переходов измученные, засыпали прямо на ходу, а потом копали окопы в мерзлой неподдающейся земле, и снова вступали в бой. Через год после демобилизации пришел страшный 1941 год. Папу, конечно, забрали снова, теперь уже на долгих четыре года. И опять мама осталась одна, с тремя детьми на руках. Трудилась от зари до зари, выполняя, как и все женщины в то время, всю тяжелую крестьянскую работу в колхозе. Все, что получала за это – пайку ржаной муки, из которой варила суп, смешав ее с лебедой, делала лепешки и кормила вечно голодных ребятишек. Отец присылал весточки с фронта, но с лета 1942 года замолчал. Маме пришло письмо от его друга – Сапунова Герасима Петровича, сообщившего, что он потерял отца, и, видимо, его уже нет в живых. Советовал смириться с утратой, не отчаиваться, беречь детей и пообещал, что если останется живой, то после войны обязательно приедет поддержать нашу семью. Ну, а потом пропал и он.С раннего детства от родителей я знала историю про крепкую воинскую дружбу моего отца и Герасима. На стене в рамке, среди прочих фотографий, висела одна - самая маленькая, на которой были запечатлены двое мужчин в военной форме. Я донимала отца расспросами о войне, а особенно меня интересовали глубокие вмятины на его левой ноге, куда я запросто прятала свои детские кулачки. Он обычно отмалчивался, но иногда, в минуты откровения, все же поддавался и давал скупые ответы, из которых впоследствии для меня сложился рассказ об испытаниях военного времени и фронтовой дружбе.

Отец, расскажи мне о прошлой войне,

Прости, что прошу тебя снова и снова.

Я знаю по ранней твоей седине,

Как было безжалостно там и сурово.

Отец, расскажи мне о друге своем,

Вы с ним уже больше не встретитесь в мае,

Ты помнишь, как в праздник вы пели вдвоем

Военные песни свои на привале.

Отец, я их знаю давно наизусть,

Те песни, что стали твоею судьбою.

И если тебе в подголоски гожусь,

Давай мы споем эти песни с тобою.

Я часто ловлю твой внимательный взгляд,

Когда ты глядишь на друзей моих шумных,

А годы, как старые раны болят,

С которых в войну начались твои муки.

Отец, раздели со мной память и грусть,

Как тихие радости с нами ты делишь.

Позволь в День Победы я рядом пройдусь,

Когда ты медали, волнуясь, наденешь.

Впервые встретились они осенью 1941 года, когда война уже вовсю шагала по стране. Мужчинам не повезло, ведь они попали во 2-ю ударную армию под командованием генерала Власова – предателя и изменника Родины. Служили в 53-й стрелковой бригаде. Крепка мужская дружба, а фронтовая – тем более. Крепко сдружились ребята, если-пили из одного котелка, спали в обнимку под одной шинелью, поддерживали друг друга в нелегких военных буднях. Однажды перед боем они сфотографировались на память, не зная тогда, что судьба разлучит их на долгие годы, и как жестоко поступит с каждым из них.Все самое серьезное началось летним июньским утром 1942 года. Никто еще не знал, что их командир Власов, вместе со своим штабом сдался немцам, и всем, кто оставался в этом Мясном Бору на Волховском фронте, будет очень и очень "жарко". Получив задание идти на прорыв, шли два друга в разных группах, через два километра вышли на берег ручья. И только расположились, как завязался бой. Первая группа, где находился Сапунов Г.П., удачно вышла на позиции наших, а вот второй группе не повезло, и она сразу попала под обстрел крупнокалиберного орудия. Один боец – Матасов – был убит сразу. Враг был совсем рядом, местами в 70-ти метрах. Наши отчаянно отстреливались, теряя одного бойца за другим. Отец был тяжело ранен осколком от минометного снаряда в бедро. Когда его на носилках переносили в 46-й санбатальон, опять начался обстрел, одного солдата убило, двоих ранило. В эту ночь к ним прорвались 3 наших танка, находились, буквально, в двадцати метрах от раненых. Отец рассказывал, что очень хотел попасть на танк, но его не взяли, сказав: "Ты не удержишься на броне, крепись, мы наведем связь, придут наши и вынесут тебя". Однако, когда танки ушли, круг снова замкнулся. Уйти удалось лишь тем, кто был на ногах, а отец так и остался лежать на земле. Через двое суток наши снова прорвали окружение, отца нашли и перенесли в санвзвод. Но по дороге их вновь обстреляли, и папа повторно был ранен в ту же ногу, только уже в голень. Шли тяжело, по болоту, поваленному лесу, и только на четвертые сутки после первого ранения медики обработали, наконец, его раны, отметили их в карточке, и назначили на отправку самолетом в тыл. Но той же ночью началась суматоха, поскольку до них дошли сведения о предательстве главного командования. Раненым стали потихоньку говорить, чтобы собирались у большой палатки и готовились уходить болотом. А дважды тяжелораненый отец так и остался в окружении врага, беспомощный, в ожидании самого худшего. Ему хотелось есть, пить, а скудные запасы продовольствия быстро закончились. Он съедал всю траву вокруг себя, насколько мог нашарить руками. Голод заставил его грызть даже случайно найденное конское копыто. От нестерпимой боли он часто впадал в забытьё, а когда сознание возвращалось к нему, он слышал вокруг себя стоны и крики таких же раненых солдат. С момента первого ранения прошло 9 суток, отец очень хотел выжить, ведь дома его ждали мать, жена, сын и дочери. Надо было терпеть, несмотря ни на что. Но самое страшное было впереди, когда фашисты пошли на них цепью, пристреливая раненых, когда один из них подошел к отцу, наставил на него дуло автомата, и щелкнул затвором, приготовившись к расправе. Встретившись с ним взглядом, папа обречённо отвернулся, ожидая смерти. Через вечность, как ему тогда показалось, он открыл глаза и увидел удаляющегося от него немца. Немца, но, видимо, не фашиста. После этого ходячие раненые пленные поставили возле отца носилки, и в числе других вынесли и погрузили в товарняки. Состав отправился в Германию, и никто не мог этому противостоять. Дорога в плен была долгой, люди, чем могли, помогали друг другу. Однажды по вагону шёл наш солдат и кричал: "Кому мясо?", - держа в руках большой кусок вареной конины, правда, совершенно зеленого цвета. Все отказывались, несмотря на голод, зная, что это тоже смерть. Но папа в отчаянии взял кусок, и, отламывая понемногу, стряхивая об одежду плесень, ел. Бог спас его, он не заболел. Пленный врач, находившийся в этом составе, сделал ему перевязку. Когда были размотаны бинты, все увидели множество червей на ранах. Но врач сказал, что они сделали доброе дело, т.к. очистили раны от гноя, выев большие дыры. Из одной такой дыры торчал осколок, который врач легко достал, кое-чем обработал, и снова завязал раны. Выгрузили их сначала в г. Лукенвальде, в лагере смерти, но через месяц перевели в другой концлагерь для военнопленных г. Кюстрина л210. Все, что отец пережил в плену, пересказывать тяжело. Это колючая проволока в несколько рядов, холодные продуваемые бараки, эти газовые камеры и печи, которые дымились день и ночь. Ежедневные страдания, унижения, смерть соседей по бараку от голода и побоев. Кормили пленных баландой – мутным супом из мерзлых, даже гнилых овощей, давали немного чёрного, пополам с землей, хлеба. Да и то только тем, кто работал, а отец, понятное дело, вначале не имел такой возможности. В лагере от голодной смерти его спасал Полянин Василий Ильич, который делился с ним лишним добытым кусочком еды. Но смерть витала повсюду. Отец вспоминал: "Просыпаешься утром, а рядом на нарах, и вверху, и внизу, лежат уже застывшие трупы-скелеты. Пока еще живых пленных заставляли раздевать трупы, грузить штабелями на вагонетки и вывозить к печам, где не успевали сжигать мертвые тела. Тогда их складывали рядом вдоль и поперек, как дрова, чтобы не развалились". В плену отец пробыл более двух лет. Но, несмотря на адские условия, невыносимо тяжелую работу, жажда жизни, стремление вернуться домой, на Родину, помогали выживать. В его выздоровлении большую помощь оказал лагерный врач Георгий Синников. Нога зажила, отец уже мог ходить, работать, и все чаще у него появлялись мысли о побеге из неволи. Немцы уже не были такими жестокими, чувствовали свой конец. И вот в апреле 1945 года им вшестером удалось обмануть конвоиров, которые вели их группу по лесу на работу, и бежать из плена. Конечно, была погоня, но хорошо, что без собак. Вконец ослабевшие беглецы через пару часов свалились без чувств на пригорке, под огромной елью, один из них даже уснул. И тут они замерли, услышав звуки погони. Немецкие автоматчики прошли рядом, не заметив их. И снова ребята двинулись в путь, все время шли на восток, скитались ночью по хуторам, добывая еду, а днем прятались, боясь, что фермеры их выдадут немцам. И вот однажды они вышли на свою разведку, это был 512 стрелковый полк. Конечно, их долго проверяли, но уже 3 мая папа принял присягу и попал в погранохрану. Только тогда, после большого перерыва, он написал письмо домой. Оно, конечно, не сохранилось, но по рассказам мамы, оно было такое трогательное, что все жители маленького села "Новый Путь", в основном, женщины, старики и дети, впервые после нескончаемых похоронок, плакали от радости. 25 ноября 1945 года отец вернулся домой, где была страшная нужда. Есть было нечего, одежда вся изношена, кругом горе и слезы. Папа у нас был очень трудолюбивый, поступил на работу в Новотульскую МТС, за что ему авансом выдали полмешка пшеничной муки. Положение в семье постепенно стало выправляться, переехали в пос. Привольный, поближе к работе. Я помню отца всегда в делах, порой, мне кажется, что он умел всё: паял вёдра, тазы, валял валенки, выделывал шкуры животных, шил шубы, тулупы, плёл корзины, умел выложить печь. Дом, который он сам построил, светлый, с высоким крыльцом, стоит и сейчас. Рядом посадил огромный сад, выкопал во дворе колодец. Отец замечательно разбирался в технике, 28 лет проработал на комбайне, зимой трудился в МТС кузнецом. С 1961 по 1964 годы был бригадиром комплексной бригады. Перед пенсией работал садовником в колхозном саду. В его бытность бригадиром в селе построили много новых домов для переселенцев из Белоруссии, заложили парк в центре села, на треть расширили колхозный сад. Будучи на пенсии, отец с другими пенсионерами построили подвесной мост через р. Малый Узень. За свой честный труд отец имел многочисленные поощрения, медали "За трудовую доблесть", "За освоение целинных земель", значки "Отличник соц. соревнования сельского хозяйства РСФСР и СССР", почётные грамоты, имел звание "Заслуженный колхозник". Из военных наград – орден "Великой Отечественной войны II степени", медаль "За победу над Германией", памятные и юбилейные медали.В своих рассказах о войне отец часто вспоминал своего друга Гераську, ждали с мамой, что придет он к ним, как обещал. Но ведь из той "мясорубки", какая была в Мясном Бору, мало кто вышел живой, и отец думал, что его друг тоже не выбрался из того котла. Я часто предлагала папе начать поиски друга, но было всё не до этого. И, все-таки, в 1979 году мы начали этот поиск, а потом пришли и отклики, из которых мы поняли, что наш Герасим Петрович, папин боевой друг, жив! Вскоре получили от него письмо, в котором он сообщал, что в 1943 году был тяжело ранен, получил инвалидность. Мы с папой долго переписывались с ним. Без волнения и слёз эти письма читать невозможно до сих пор. Ветераны, конечно, вспомнили и берег того ручья в 1942-ом, где они расстались. Четверо из шестерых детей Герасима Петровича в то время жили в Москве, и в 1981 году на День Победы – 9 мая - мы (их дети) организовали нашим отцам долгожданную незабываемую встречу в Москве. Это было здорово! Дни пребывания в столице были насыщенными: мы гуляли по Красной площади, были в Мавзолее фотографировались у Царь-колокола и Царь-пушки, отдыхали в сквере у Большого Театра. Совершенно незнакомые люди оказывали знаки внимания нашим отцам, дарили весенние цветы, поздравляли с праздником. А потом мы были в гостях у старшего сына – Виктора Герасимовича, где многочисленные родственники поздравляли наших стариков, дарили подарки, в честь них звучали стихи, песни от детей и внуков. Вечером 9 мая ходили смотреть праздничный салют. Все было замечательно, но все время у фронтовых друзей была грусть в глазах. Мешали воспоминания о военном прошлом. Наши отцы не были героями, но всё, что они вынесли на своих плечах, мы должны помнить, беречь в своих сердцах, рассказывать внукам, правнукам. Ведь их деды, прадеды были честными тружениками, защитниками своего Отечества, настоящими друзьями! Низкий поклон им и вечная память! Прошли годы, старики уже ушли от нас, но мы, их дети, по-прежнему поддерживаем связь, ведь мы почти родные. И в День Победы - 9 мая 2015 года, в год семидесятилетия этой великой даты – мы опять поздравили друг друга с главным праздником!

А.В. Котова (Чирскова)