Она рассказывает о жизненном пути и мученическом подвиге настоятеля Никольского прихода таежной деревушки Апан Канского уезда Енисейской губернии (ныне – с. Апано-Ключи Абанского района) – Димитрия Доримедонтовича Неровецкого, который в годы Гражданской войны до конца исполнил свой пастырский долг и принял смерть от рук красных партизан.
Книга создана на основе архивных документов, воспоминаний очевидцев и материалов частных собраний.
Этот научно-публицистический труд стал плодом кропотливой и громадной работы, которую на протяжении более десяти лет проделала творческая команда под руководством Геннадия Малашина. Автору и его помощникам удалось открыть неизвестные ранее обстоятельства из жизни священномученика, обрести целый ряд артефактов, принадлежавших иерею Димитрию Неровецкому при жизни (богослужебное Святое Евангелие, ставленнические грамоты, книги из семейной библиотеки и т.д.) и установить — спустя почти столетие — подлинную цепь событий, предшествовавших принятию пастырем мученического подвига.
Основные выдержки из этого издания мы рады предоставить нашим читателям.
Истоки
…Он погиб, год с небольшим не дожив до "возраста Христа". В тридцать два года уместилась его земная жизнь. Три из них будут связаны с Сибирью. А все детство, юность и годы, на которые пришлось начало церковного служения святого Димитрия, прошли на Украине, в краю, называемом Подольем.
На этой земле и родился 30 мая (по новому стилю – 11 июня) 1887 г. Димитрий Неровецкий – в селе Великая Мечетня Балтского уезда Подольской губернии, что лежало в 75 верстах от уездного города. Его отец – Доримедонт Неровецкий тоже относился к церковному сословию, на момент рождения сына (сколько у него было детей, нам пока не известно), служил псаломщиком в Богородице-Рождественском приходе. Вероятно, что для отца очень важным было, чтобы сын продолжил традицию церковного служения.
В 1903 году Димитрий Неровецкий успешно окончил второклассную церковную школу, и с 27 августа был назначен вторым учителем церковноприходской школы в с. Березовка Терновской волости Гайсинского уезда Подольской губернии, что было в семидесяти верстах от Великой Мечетни. Отучив своих воспитанников в березовской школе весь учебный год, Димитрий подает прошение о приеме его в число певчих Каменец-Подольского архиерейского дома. Это прошение было удовлетворено 14 мая 1904 г., и он переезжает в кафедральный город Подольской епархии, Каменец-Подольск.
10 апреля 1907 года Димитрий выдерживает экзамены на звание псаломщика. Владыка Никон назначает его на псаломщическое место в местечко Ольховец Ушицкого уезда, лежащем в восьми десятках верст от губернского центра. 11 марта 1909 г. Димитрий Неровецкий выдерживает новый экзамен – в испытательной комиссии во диакона. А 22 марта 1909 г. к диаконскому месту все в том же местечке Ольховец Ушицкого уезда рукополагает Димитирия Неровецкого Преосвященный Подольский и Брацлавский Серафим (Голубятников).
23 сентября 1907 года в храме во имя великомученицы Параскевы Пятницы села Ольховка совершено было браковенчание "псаломщика Неровецкого Димитрия Доримедонтова, 20 лет, с крестьянкою Евгенией Ефремовой Пладишевской, 20 лет, оба православного вероисповедания". Супруга отца Димитрия, Евгения Ефремовна, была на несколько месяцев старше (она родилась 7 февраля 1887 г.). Судя по некоторым косвенным данным, была она родом из тех же мест. 1 (14) мая 1909 г. у Димитрия и Евгении Неровецких появился на свет долгожданный первенец, сын Борис. Через четыре года, 30 июля (11 августа) 1913 г., у супругов родился второй ребенок, тоже мальчик. Назвали его Вадимом.
В 1915 г. Первая мировая война приходит в Галицию, Буковину и Закарпатье, на территорию Царства Польского и другие западные территории Российской империи, включая Волынь и ставшее прифронтовой зоной Подолье. С первых дней войны начинается массовое перемещение гражданского населения прифронтовых областей на восток, в тыл.
Среди жителей прифронтовых губерний России, вынужденных покинуть свой кров, оказалась и семья отца Димитрия Неровецкого. В начале 1916 г. он с женой и двумя сыновьями оказывается на территории Енисейской епархии, которой с января 1913 г. управлял богословивший его когда-то на церковное служение Преосвященный Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов).
На сибирской земле
В январе 1916 г. среди новых вакансий в епархиальных ведомостях была указана образовавшаяся с 19 декабря 1915 г. вакансия в с. Апане – Абанской волости Канского уезда. Именно на это священническое место Преосвященный Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов) с 20 января 1916 г. определяет своего по Подольской епархии ставленника, прибывшего в числе других беженцев, диакона Димитрия Доримедонтовича Неровецкого. Владыка дает бывшему подопечному возможность "осмотреться" и начать обустраиваться на новом месте, с тем, чтобы в ближайшем будущем рукоположить вступающего в канонический священнический возраст диакона во иереи "с направлением" на служение в Никольскую церковь села Апан. Место было не самым "хлебным" среди других сельских приходов епархии, но семья Неровецких должна была обрести здесь, наконец-то, покой и возможность трудиться в условиях привычного для нее крестьянского быта, благо, что в волости и уезде уже жило немало переселенцев с родной, терзаемой "тевтонскими ордами" Украины. Казалось, что потрясения последних лет останутся для Неровецких где-то в закончившемся теперь для них прошлом.
Основанный в 1909 г. Никольский приход, отстоявший от Красноярска на 310 верст, включал в разные годы, помимо с. Апан до 17 приписных деревень. На конец 1915 г. во всем приходе насчитывалось, согласно клировой ведомости, 406 дворов и 3937 душ мужского и женского пола.
В 1911 г. в Апане был построен деревянный однопрестольный храм во имя свт. Николая Чудотворца, на каменном фундаменте, с колокольней "на столбах". У прихода, несмотря на небольшой его возраст, уже были к 1916 году свои благодатные традиции. В храме имелась чтимая икона вмчц. Параскевы, с нею совершался ежегодный крестный ход на 9-ю пятницу после Пасхи до озера Борового, после революции называемым местными жителями Святым.
Через три месяца после переезда семьи Неровецких в Сибирь, 17 апреля 1916 г. епископ Енисейский и Красноярский Никон рукоположил диакона Димитрия Доримедонтовича Неровецкого во иереи к Никольскому храму Апанского прихода.
27 октября 1916 г. он начал преподавать Закон Божий в Апанском и Зимниковском одноклассных министерских училищах. Вот что рассказывал Василий Демьянович Рукосуев, которому в начале 2000-х гг. было уже девяносто с половиной лет: "Я знал батюшку Дмитрия хорошо. Учился у него в школе. Батюшка был высокого роста, волосы у него были темно-русые. Доброй души был человек. Отец Дмитрий учил нас Закону Божию, уроки его мы все любили. Семья была очень дружной, гостеприимной. Я дружил с его сыном Борисом, который был похож на отца. Очень жизнерадостный, улыбчивый, открытый, как и сам батюшка".
Агнцы среди волков
Судьбы священников Енисейской епархии, мучеников и исповедников 1917 – 1920 гг. оказались связаны с теми социально-политическими и нравственно-психологическими катаклизмами, которые внесла в жизнь губернии братоубийственная Гражданская война и ее участники, прежде всего – так называемые "красные партизаны". Именно они стали в регионе главными противниками установившегося с июня 1918 года в губернии, как и по всей Сибири, "белого", контрреволюционного режима Временного Сибирского Правительства.
Партизанами была развернута волна террора и насилия не только против Правительства, представителей и учреждений правительства, получившего поддержку Церкви и здоровых социальных слоев населения, но и против собственного народа.
Моральную атмосферу, царившую в сложившейся из переселенцев и, зачастую, уголовников и люмпенизированных элементов партизанской среде, исчерпывающе характеризуют многие документы из доступных современному исследователю архивных фондов. Армейцы, забывая о задачах борьбы, о задачах революционного движения, увлеклись слепо чисто шкурными вопросами. Да и чем еще занять себя фактически давно уже исключенным из нормального социального бытования людям, у которых образовалось много свободного времени и которым не нужно зарабатывать себе на хлеб – его в любой момент можно забрать у крестьян под угрозой расстрела и пыток.
Из интервью с Геннадием Малашиным «В чем был виноват Димитрий Неровецкий?» с официального сайта «Касьяновский дом»
«Темы Гражданской войны, «красных» и «белых», облика сибирских партизан занимают в книге достаточно много места. Кто-то, быть может, даже сочтет, что слишком много, но ведь иерей Димитрий Неровецкий — это не только святой Церкви, но и исторический персонаж. Не поняв исторический период, трудно понять судьбу жившего в это время человека. Не зная, что происходило в России и, в частности, на территории Енисейской губернии в 1917–1922 годах, трудно понять тяжесть того выбора, который стоял перед духовенством».
Ограничимся одной цитатой из исследования деятельности ЧК Сибири 1918 – 1919 гг.: "В течение 1918 – 1919 гг. партизаны беспощадно расправлялись со сторонниками колчаковской власти (деревенскими дружинниками, охранявшими порядок в селах, чиновниками, священниками, богатыми крестьянами и пр.), пускали под откос пассажирские поезда, а в период беспорядочной эвакуации на восток колчаковских войск и беженцев грабили застрявшие эшелоны и истребляли замерзавших и больных тифом как военных, так и гражданских.
…В декабре 1919 г. партизанский отряд Г.Ф. Рогова захватил трехтысячный Кузнецк (Новокузнецк) и учинил страшный погром города, вырезав около трети населения и изнасиловав большую часть женщин. …Помимо отрубания голов, роговцы четвертовали, распиливали, сжигали живьем".
Правительственные структуры поддерживали Церковь – своего естественного союзника в борьбе с большевизмом и в попытках власти наладить жизнь губернии. Это становилось фактором, еще более ожесточающим партизан в их отношении к Церкви. При этом следует не забывать и о достаточно противоречивых процессах внутрицерковной деятельности, в том числе – о далеко не единичных случаях уклонения пастырей от следования своей присяге и об имевших место быть фактах перехода их на сторону взбунтовавшейся части общества.
Также известно, что даже в прославившихся своей жестокостью, "бессмысленностью и беспощадностью бунта" партизанских формированиях у некоторых их членов регулярно возникала необходимость в совершении треб и церковных служб. Священники нередко совершают отпевание убитых и умерших партизан, известны случаи, когда они делали это по непосредственному требованию самого грозного партизанского атамана Щетинкина.
В приходах, действующих на территории, которая фактически контролируется партизанскими формированиями, продолжается церковная жизнь. Но она практически повсюду была сопряжена для служителей Церкви с постоянным риском быть репрессированными "повстанцами". Большая часть священнослужителей Енисейской епархии осталась в живых благодаря бегству из родных мест, либо благодаря местным крестьянам, "вымолившим" у партизан жизнь не успевших бежать пастырей, или спрятавших их от расправы.
Сопряженным с насилием над священниками шагом в отношении бунтовщиков с Церковью становятся многочисленные безнаказанные акты кощунства, прямого надругательства над святынями. Когда 13 марта "банда большевиков в числе 50 человек ворвалась в с. Переясловку, Канского уезда", то она, "окружив дом священника, приступила к полному разграблению, которое продолжалось 5 часов". У местных крестьян грабители угнали 32 лошади, "изъяли" шубы и валенки, товар из потребительского общества "на 2 тысячи с лишком". Грабежами партизаны не ограничились: "врагами Церкви была поругана дарохранительница, святые кресты потоптаны, иконы повреждены; церковная печать захвачена и увезена; увезены также исходящий и входящий журналы, черновая тетрадь для записи родившихся и умерших; из венчивой книги вырвана большая часть листов". Священник В. Мицевич был освобожден из-под ареста только "по настойчивому требованию прихожан – в том числе и детей".
Не считались партизаны и со святостью икон в крестьянских домах, например, в селе Восточенском Минусинского уезда в 1919 г. тасеевские партизаны открыли стрельбу в одной из изб, сбив пулями икону. Когда "банда разбойников" ворвалась в село Шарыповское, то она "начала вместе с жителями (не со всеми) грабить торговцев и зажиточных крестьян", убиты были начальник милиции и местный торговец. Церковь бандиты ограбить не успели, потому что появился правительственный отряд. Местный священник спасся тем, что, накрыв престол в алтаре, где был, кинулся на улицу "и пробрался на усадьбу к крестьянину, где сначала спасался на скотном дворе, а потом около 4-х часов просидел в погребе". Потом он попросил хозяина "остричь волосы, лег в избе на кровать, чтобы сойти за больного родственника".
К декабрю 1919 года без пастырского окормления остается значительное число приходов епархии. Партизанский террор против Церкви и ее служителей дает в итоге свои горькие плоды. Часть священников физически уничтожается, а многая часть оставшихся в живых – самовольно или подав прошение в Епархиальный совет, оставляет свои приходы, уезжает из мест служения. Часть же пастырей запятнала себя откровенным и истовым сотрудничеством с большевиками и в итоге была в 1917 – 1919 гг. запрещена в служении, либо добровольно в 1918 – 1920 г. отказалась от священного сана.
Из енисейского мартиролога
Террор партизан в отношении священнослужителей начинается практически сразу после свержения в губернии Советской власти и стихийной организации "повстанческого" движения.
Одним из первых погибших за веру Христову в Енисейской губернии стал о. Михаил Щербаков, принявший смерть со своей матушкой. Сообщая в рапорте на имя епископа Енисейского и Красноярского Назария (Андреева) "подробности об убийстве в с. Каратуз священника о. М. Щербакова", благочинный 2 уч. Минусинского уезда, священник Иоанн Шувалов рассказывает, что "29-го октября на село Каратуз напали восставшие крестьяне соседних деревень, дабы отобрать у казаков оружие, а с некоторыми и расправиться. Часть казаков, спасаясь, спряталась в церкви, за что некоторые стали обвинять о. Михаила Щербакова как участника спасения казаков". Во время проведения обыска в доме священника, а затем в храме "о. Михаил, несмотря на то, что на каждом шагу ему грозила опасность, уговаривал мятежников, чтобы они вели себя в храме благоприлично: таким образом, в этот жуткий и кошмарный момент покойный был на высоте своего призвания: он исполнял долг пастыря, увещевая заблудших словом любви".
Далее в действие вступает огалтелая, пьяная вольница: вновь явившимся к ней бунтарям матушка отца Михаила объясняет, что "обыск уже был произведен, но один из толпы (пьяный) произвел в нее выстрел, и матушка упала, смертельно раненая в живот. Часть толпы выскочила на улицу; о. Михаил и дети стали умолять, чтобы пощадили его, но другой злодей выстрелом уложил о. Михаила; пуля попала в шею и вышла в затылок, так что смерть была моментальной. Оставшиеся дети (две дочери и мальчик) были в беспамятстве. Убийцы, обыскав квартиру, удалились, захватив с собой часть серебряных вещей". Похороны священника (он даже не был при погребении отпет) и его супруги были осуществлены "на сельском кладбище, так как в церковной ограде мятежники хоронить не дали. …Самые похороны были совершены под насмешками и небезопасно для участников".
Однако, с усилением вооруженного противостояния правительственной власти, со стороны все увеличивающегося числа партизанских формирований террор против священнослужителей и Церкви приобретает постоянный характер, продолжаясь на протяжении зимы, весны, лета и осени 1919 года. Зачастую убийства священников сопровождаются действиями кощунственного характера, вместе со священниками часто были убиваемы представители власти, зажиточных слоев населения и сельской интеллигенции.
Начался красный террор 1919 года с появления 5 января в Ачинском уезде Енисейской губернии "банды большевиков под командой бывшего штабс-капитана Щетинкина: … он со своими шайками терроризирует население, прекращает деятельность правительственных учреждений (почтово-телеграфные отделения), должностных лиц (милиция), пользуясь пассивным отношением к своему существованию и деятельности существующей власти и чувствуя ее бессилие, вербует себе в отряд преступный элемент деревни, забрав дезертиров-новобранцев где силой, где заманивая разгульной бесшабашной жизнью; чем дальше, тем больше наглея в своих действиях".
Одними из самых первых жертв щетинкинцев становятся священники.
"5-го января в д. Стрелке, Ново-Еловской волости, эта банда, в числе 7 человек, арестовала и увезла неизвестно куда старшего милиционера Захарова, а 22-го января та же банда, но уже в числе 20-25 человек, увезла из деревни Лодочное, той же Ново-Еловской волости, священника Владимира Фокина, труп которого был найден через несколько дней вблизи названной деревни".
В рапорте благочинного 1-го участка Ачинского уезда протоиерея Михаила Копосова от 10 февраля епископу Енисейскому и Красноярскому Назарию сообщались такие подробности: "Покойный был захвачен отрядом большевиков в д. Лодочной, куда приехал для производства следствия по бракоразводному делу, и затем расстрелян в одной версте от деревни и закопан в снегу. Кроме огнестрельной раны на теле его оказались еще три штыковые. Говорят, что в убийстве о. Фокина участвовало несколько его прихожан, примкнувших к большевикам, но следствие по сему убийству еще не производилось, так как северный район уезда захвачен большевистской бандой Щетинкина. По этой же причине тело священника ночью было вывезено из села Ново-Еловского, и отпетие совершено в Ачинске городским духовенством".
С того момента (убийства иерея Владимира Фокина) вести с низовьев реки Чулым приходили одна тревожней другой. Говорили, что шайка бунтовщиков имеет до десяти тысяч человек, что всех грабят и режут. Священник Григорий Мелентов передает "рассказ милиционера", сбежавшего из-под партизанской стражи в с. Петровском и чудом избежавшего смерти, когда его и "Петровского священника о. Михаила Каргополова отряд большевиков повез на двух подводах в д. Орловку, Петровского же прихода. Отъехавши от села с версту, велели остановиться. Батюшку вытащили из саней, сняли с него шубу, самому велели снять с себя крест. Потом сзади выстрелили в него прямо в голову, в упор. И в лежачего еще пустили зарядов 20 и так добили совершенно. Это было 13 или 14 февраля. … Матушка Каргополова осталась там с тремя маленькими детьми, без всяких средств и среди жителей самых грубых, пьяных, циничных большевиков. Таким образом, положение этой несчастной самое плачевное".
В феврале 1919 г. партизаны ("красные") заняли село Рыбное на Ангаре (ныне – с. Рыбное Мотыгинского района), "объявили здесь советскую власть и началась расправа". Их первой жертвой стал Симеон Алексеевич Успенский, священник Спасской церкви (16 февраля 1919 г.): "красные явились в школу и, издеваясь, повели его в местную каталажку". В тот же день были арестованы представители власти и зажиточные крестьяне: "арестовали их, разгромили их и привели в каталажку, на другой день вывезли всех и священника за деревню и в ельнике расстреляли; кроме этого из деревни Пашенной взяли двух зажиточных крестьян и так же их расстреляли, зарыв всех в общей могиле…
Водворившись в Рыбном красные все время совершали набеги на соседние деревни и посылали свои отряды в Стрелку и дальше. Властвование их продолжалось до половины июня, население изнемогло от их жестокостей, в особенности вдовы расстрелянных. Наконец появился пароход, и красные забили тревогу, в церкви зазвонили в набат. Пароход с правительственным отрядом пристал к берегу, и красные бросились удирать из Рыбного на Ангаре; настигаемые меткими пулями правительственного отряда, они быстро были ликвидированы. Немногочисленное к этому времени население все, как один, побросав свои дома, с этим же пароходом выехало из села. Когда-то богатое село после нашествия красных кончило свое существование".
Ужасающими были впечатления большекосульского священника о. Андрея Волянского июньских операций правительственных войск против партизанских "фронтов" после занятия ими Тасеева и Степного Баджея: "14 июня конница красных была сбита, а 15-го – наши части уже ворвались в Степно-Баджей. Село небольшое, дворов 60, лежит в котловине между таежных гор. Все избы были приведены красными в полную негодность; окна выбиты, полы, печи взломаны. Жители разбежались – осталось в селе всего человека 3 мужчин и 15 женщин. Полный хаос царит в Баджее. Больница была превращена красными в патронную мастерскую, где изготовлялись пули самых невероятных размеров; склянки с медикаментами разбиты, порошки рассыпаны… В 2,5 верстах от села расположены знаменитые пещеры. Пещер – две. Одна из них тянется под землей версты три и до конца никем еще не была исследована. Другая – поменьше, имеющая несколько крутых спусков, была использована красными в качестве естественной могилы для трупов казненных ими заложников и пленных. В этой пещере имеется обрывистый, под углом в 45 градусов, спуск вниз, приблизительно посредине пещеры. Дно пещеры покрыто вечным льдом. Сюда и бросали красные тела своих жертв, по-видимому первоначально подвергнув их невероятным мучениям. Во льду мы нашли трупов 70, полуистлевших и нагих. Извлекли мы всего 11 трупов, настолько истлевших, что опознать их невозможно. 2 трупа – молодых женщин, 1, судя по волосам, – священника, 6 мужчин бородатых, видимо пожилых, остальные – молодых. Тела исколоты штыками, пронизаны пулями, у кого нет полголовы, у кого – ноги или руки. Вся дорога от Баджея до Выездного покрыта трупами пленных, которых поспешно приканчивали красные, отступая в Белогорье".
Священник Тальской Христорождественской церкви многострадального Канского уезда о. Александр Новочадовский был буквально распят по примеру Спасителя. "В селе Тальском Канского уезда (в конце апреля – мае 1919 г.) большевики распяли священника Новочадовского, прибив его руки и ноги к забору костылями. Несчастный мучился полдня и в ужасных страданиях скончался".
Все испытания и муки Гражданской войны в полной мере коснулись прихожан села Апан и их пастыря.
(Продолжение следует).