Перед началом войны в пригородах Ленинграда успешно развивались колхозы и совхозы с преобладающим немецким населением. В основном это были передовые хозяйства молочного и овоще-картофельного направления.
С первых дней войны Ленинградская область стала прифронтовой. В блокадном кольце вместе с жителями Ленинграда, Кронштадта и Сестрорецка оказались немецкие колонии Всеволожского и Парголовского районов.
С самого первого дня войны ленинградские немцы оказались "на прицеле" у НКВД. 21 августа 1941 года был издан приказ "О выселении из Ленинграда и области социально опасных лиц", к которым были причислены – наряду с другими – этнические немцы и финны.
Но обстоятельства сложились так, что более полугода опасный "контингент" бок о бок жил и трудился наравне с другими, вносил свой вклад в оборону Ленинграда. Депортация ленинградских немцев прошла в два этапа: в августе –сентябре 1941 г. и марте 1942 г.
Далингер Валентине Петровне, уроженке колонии Весёлый Посёлок Всеволожского района, весной 1942 года было 8 лет. Высылке подлежала её мама Шарлотта Яковлевна с четырьмя детьми, младшему из которых было чуть больше года. Также вместе с ними были депортированы три дяди Валентины и бабушка Елизавета. Все – Далингеры. Отец, Пётр Адольфович, был отправлен в трудармию, в Свердловскую область. Увидеться с ним детям и жене больше не довелось.
Воспоминания немцев, депортированных весной 42-го, похожи друг на друга. Им дали на сборы 24 часа. Разрешили взять только самое необходимое из вещей, продовольствия, кухонной утвари и сельхозинвентаря. Дома и оставшееся имущество передавались жителям поселков, которые не были немцами и не подлежали эвакуации.
После перевозки на автомобилях по Ладожскому озеру их посадили в вагоны для скота и отправили в далёкую Сибирь. Целый месяц в ужасных условиях они добирались до Канска.
Часть людей из эшелона осталась в Канске, кого-то отправили в Абан, а Далингер выбрали деревню Восток. "В деревне травы много, с голоду не помрём" – так решили они. Позже всё-таки перебрались в Абан.
Мама Шарлотта Яковлевна (которую в сибирском краю стали звать попроще – Дусей), чтобы поднять на ноги четверых детей, бралась за любую работу. Была и техничкой, и истопником в клубе, обслуживая иной раз семь печей за ночь, и даже грузчиком в ХПП, выполняя тяжелую мужскую работу: грузила мешки с зерном на подводы.
После снятия блокады ленинградцам разрешалось вернуться в родные места, но только не ленинградским немцам. Запрет на выезд из места спецпоселения существовал для них до 1956 года.
Так семья ленинградских немцев обрела вторую родину и вторую судьбу. Валентина Петровна вышла в Абане замуж и стала Чекрышовой. С мужем Василием они вырастили и воспитали троих дочерей. С образованием в 4 класса всю жизнь Валентина трудилась техничкой в магазине райпо. За многолетний труд была удостоена звания "Ветеран труда".
2 февраля 2019 года у Валентины Петровны большой юбилей – ей исполняется 85 лет.
Татьяна Чернышова.
Сломанные жизни, но не сломленные люди – так можно сказать о тех, по чьим судьбам черным колесом прокатилась война. А если добавить к этому еще репрессии, блокаду и депортацию, картина даже для современного человека получается более чем удручающая. Все эти беды с лихвой пришлось преодолеть Альме Георгиевне Маланкиной, в девичестве Фишер.
Родилась Альма в пригороде Ленинграда в 1937 году в большой семье немцев. Отец трудился кузнецом, мама занималась хозяйством и растила дочь и двух старших сыновей шести и трех лет. Жили крепко, дружно, имели свой дом. Но однажды в двери постучалось несчастье.
"Я не знаю, что такое отец, – говорит Альма Георгиевна. – Мне было девять месяцев, когда его забрали. Мама рассказывала, что на папу написали донос. Ночью к дому подъехал "черный воронок". Больше его никто не видел". Как выяснилось позже, отца Альмы Георгиевны вместе с его племянником, трудившимся тоже кузнецом, вскоре расстреляли. Мама осталась одна с тремя детьми на руках…
Девочке было четыре года, когда началась война. А уже в сентябре – блокада Ленинграда. Большинство событий того времени маленькая Альма не запомнила. Зато в детскую голову навсегда врезался ужас от сильных взрывов. "Помню, как бежали в бомбоубежище, а я у мамы на руках сильно кричала: "Нас не убьют? Нас не убьют?". Вокруг все постоянно гремело и грохотало. Но самое страшное, как оказалось, было впереди.
Весной 1942 года в дверь семьи Фишер постучали. Незнакомые люди приказали собраться за 24 часа. Много вещей с собой брать не разрешалось. Поэтому бабушка, мама и четыре ее сестры надели на себя столько одежды, сколько смогли. Все понимали, родной дом они покидают, возможно, навсегда.
На следующий день семью погрузили в вагон для перевозки скота (такие еще называли "телячий вагон"). Здесь ничего не было, кроме маленькой буржуйки, на которой женщины готовили еду. Дорога была долгой, продукты, взятые с собой, заканчивались. Оттого и запомнила маленькая Альма, с каким нетерпением ребятня ждала скудную порцию еды. Но вдруг поезд дернулся, кастрюля перевернулась на пол, а по вагону раздался громкий плач голодных детей.
Не смотря на все тяготы, семье удалось добраться до Канска в полном составе. Здесь их пересадили на подводы и повезли в далекую деревню Тару, что за Почетом. Вначале вновь прибывших поселили в бараке, в котором жили сразу четыре семьи. "Мы были немцы, – со слезами на глазах вспоминает Альма Георгиевна. – Нас постоянно дразнили фашистами, от нас шарахались. Но вскоре местные увидели, что мы честные и трудолюбивые".
В глухой тайге расположилось подсобное хозяйство, в котором выращивали коров и свиней. Сюда маму Альмы и определили на работу. Она возила на коне воду для скотины. Труд, прямо сказать, не из легких. Огромную бочку нужно было начерпать из колодца, а потом опустошить. И так несколько раз в день.
Тем временем ребята росли, как могли. "Это сейчас детей холят и лелеют, отправляют отдыхать в пионерские лагеря, – рассуждает моя собеседница. – А мы рано повзрослели. К тому же нам пришлось жить в таком месте, где не было ни одного озерца или речушки, а только тучи мошки и комарья. Поэтому я до сих пор боюсь заходить в воду, сразу голова кружится".
Беззаботным детство Альмы не назовешь. Скорее оно было голодным. Чувства сытости не было никогда. Ребята ходили в лес, копали саранки. "Одну копаешь, а на вторую смотришь. И кричишь, чтоб никто ее не взял, что ты первый ее нашел, – говорит Альма Георгиевна. – А еще мы обдирали березы и сосали желтую мезгу. Ели даже цветы медуницы. Они вроде горчат, а все равно немного сладкие. Вот мы и представляли, как будто это сахар".
В деревне были большие поля моркови, свеклы, картошки. Их выкапывали и сдавали в столовую (тогда ее называли "котлопункт"). Там готовили еду для рабочих в лес. Копали овощи на совесть. Но весной, когда пахали поля, нет-нет да и появится мерзлая картошина на земле. Вот ее-то и собирали дети, целыми днями ходя за плугом. Дома картошку бережно разминали и стряпали лепешки. Вкуснее этого в войну ничего не было.
А еще спасала одежда, надетая на себя взрослыми еще в Ленинграде. Ее возили в Абан и меняли на муку, из которой потом и варили "затируху". "С детства "затируху" ни разу ни варила. Ее делают на молоке с мукой. А в то время вместо молока была вода. И разбавляли ей пожиже. Как "набулькаешься" этой воды, живот полный, а есть все равно хочется", – вздыхает женщина.
Начальную школу Альма окончила в Таре. В пятый класс уже пошла в Почете. Как бы туго не было, мама позаботилась о единственной дочке и не отдала ее в интернат, а подселила к знакомой пожилой паре. В обмен за кров девочка помогала старикам по хозяйству. Также мама отправляла продукты.
Благодаря усердному труду семье Фишер постепенно удалось разжиться (если это можно так назвать). Из тесного барака они переехали в отдельный дом, а спустя несколько лет купили молодую коровку. Но молока детям все равно было не напиться досыта. Кормилица семьи была то в запуске, то теленочка нужно было выпаивать. А потом и вовсе вышел закон, что каждая семья должна была сдать государству килограмм масла. Вот так и наешься, и напьешься.
После школы девушка вернулась в ставшую уже родной деревню, где стала работать дояркой. Замуж вышла за местного парня, друга своих старших братьев. Вскоре молодые решили переехать в Абан. А мама и братья вслед за многими обосновались в Почете. Так и не стало постепенно таежной деревеньки.
В Абане Альма Георгиевна с мужем жили сначала на подселении, а когда пошли дети, стали снимать отдельный дом. "По тем деньгам мы платили аж сто рублей. Для нас это было очень много. Тогда и задумались о своем жилье. Со временем купили участок и построили небольшой дом", – делится радостью моя собеседница. Это ли не счастье для молодой семьи?
Муж всю жизнь проработал водителем. Альма Георгиевна сначала трудилась в столовой, затем долгое время в ясельках и детском саду. До сих пор ее помнят благодарные воспитанники, которых она в свое время научила есть из ложки и ходить на горшок. А после выхода на пенсию еще 18 лет работала в охране.
После смерти мужа Альма Георгиевна живет одна. Ее часто навещают дети и внуки. Сейчас у женщины уже трое правнуков. На своей исторической родине она так и не побывала. "Зачем сердце рвать?", – вздыхает она.
Юлия Куковенко.