Вся жизнь Петра Ильича Балышева прошла на Кочубее. Родители его переехали сюда
из с. Величаевского, когда он был совсем маленьким. Его сестра и брат сразу после школы уехали отсюда. А он уже девятый десяток разменял, а с хутора ни с места. Ровесники, кто остался в живых, давно уже все поразъехались. Из коренных жителей остались здесь он да ещё две старушки.
Отца Петра Ильича из-за ранения в Фин- скую на фронт не взяли. В военные годы он работал в рыбхозе, но хозяйство было запущено, прокормить семью было трудно, поэтому дети тоже трудились. Выручала родная река Кума. Тогда она была богата рыбой. И те, кто имел навыки ловли, могли хоть немного кормиться. Летом пищей служили также суслики. Сельская шпана умело их добывала. Ели и
траву. Пётр Ильич с грустью вспоминает, как, выпасая овец, друг сказал ему: "Петька, давай траву есть, овцы же едят, и мы будем". А ещё выбивали на свои кожухи семена камарчука, а потом языком слизывали их. Собирали семена солодника, мололи на ручной мельнице и варили будан (получалось что-то в виде киселя – вязкая жидкость).
Голодали все. Раньше на хуторе проживали зажиточные крестьяне. Почти в каждом дворе были овцы, птица, у некоторых – корова, огромные огороды, сады и виноградники. У каждого в подвалах стояли бочки с вином. Но в войну ничего не осталось, так как приходилось много помогать фронту и партизанам.
А в камышах пряталось много беглых преступников, дезертиров и жителей, которые не хотели идти защищать страну. Поэтому жить вблизи хутора им было удобно. Часто по ночам они совершали набеги в село. Не было двора, который бы они ни грабили.
– Приходили и до нас, – вспоминает Пётр Ильич. – Забрали всех овец. Мать в слёзы. Они ей пригрозили, что если не замолчит, то они кинут гранату в хату.
Забирали не только продукты, но и одежду, столы, стулья, кровати и много всего, что необходимо в быту, даже гармонь отобрали у соседей. Так что самим жителям практически ничего не оставалось. Народ ездил в Комсомольск (ныне республика Калмыкия) за солью на карьеры. Затем везли её в Ачикулак, чтобы обменять на макуху (твёрдые отходы после выжимки масла из подсолнуха), зерно или ка- кую-либо одежонку.
– Однажды мы с отцом поплыли на лодке по Куме, где она спадала вниз, чтобы наловить рыбы, – продолжает он. – Когда подплыли к берегу, увидели другую лодку. Отец удивился и крикнул: "Есть кто живой?". Никто не ответил. Смотрим – вытоптанная дорожка. Мы пошли по ней. Вокруг – следы пребывания людей: кочаны от кукурузы, мешки, чем-то наполненные, другой мусор, а дальше стоят курени.
Вдруг выскочили двое с автоматами, заросшие, оборванные. Наставили на нас оружие и спрашивают: "Немцы в селе есть?". Отец ответил, что нет, а вы, говорит, лучше сдавайтесь. Те прикрикнули на него, но оружие отставили. Отец осмелел и спросил, не дадут ли они кусок шкуры на поршни (обувь шилась местным населением из грубо выделанной кожи) – та валялась рядом с куренем. Они дали ещё и не-
много мяса, но предупредили, что если мы их выдадим, то они убьют нас и всю нашу семью.
Когда мы сели в лодку, чтобы скорее уехать оттуда, отец стал молиться, потом говорит: "Ктото
из нас счастливый, поэтому нас не расстреляли". А когда немцев уже прогнали, приехали
военные, стали расспрашивать про бандитов и пообещали, что их всё равно всех найдут и те
понесут наказание по заслугам.
В детских воспоминаниях Петра Ильича остался и такой эпизод, как в 1942 году наши войска отступали на Астрахань и шли мимо села. Женщины бежали следом, старались сунуть им продукты. Но командиры почему-то не разрешали солдатам брать. Колонны двигались быстро. В строю был их земляк, но по- видаться с родными ему не удалось. С войны он не вернулся. В конце 1942 года немцы зашли в село.
Было много техники: мотоциклы, бронемашины. Штаб они оборудовали на краю хутора. Сильно боялись партизан, поэтому допрашивали жителей, кто что знает. К сожалению, среди населения находилось немало пособников. Пётр Ильич помнит, как вызывали на допрос мать. Допрашивали про Петра Базалеева.
Когда он с другими молодыми партизанами пришёл в село на разведку, их заметили, завязался бой. Они стали убегать, по ним стреляли. Лошади испугались, удержать их было невозможно, и они разбежались. Пётр уходил в камыши по ледяной воде, но его поймали.
– Я видел его, привязанного к бедарке. Полицаи стегали парня арапником. Потом погнали лошадей. Пётр был едва жив, – говорит Пётр Ильич. – Позже отец рассказывал, что повезли его в Мусын (Турксад). И пока полицаи гуляли, Петру удалось сбежать и спрятаться в скирде сена. Но, к сожалению, его выдала местная жительница. Парня поймали и отвезли в Арзгир. Сколько над ним ни издевались, он никого не выдал, а позже его живьём закопали. Нелегко пришлось семье Балышевых и в послевоенное время. Отец ухаживал за колхозными быками, на которых пахали, возили
зерно, сено, а Пётр помогал их пасти. Потом и ему доверили отару овец в колхозе. Он был сызмальства приучен к труду. "Худобу (имеются в виду сельскохозяйственные животные – авт.) я люблю и понимаю с детства", – говорит Пётр Ильич. Потом ему доверили племенных баранов-"пробников". И все 25 лет до ухода на пенсию он проработал старшим чабаном.
Добился самых высоких результатов в районе: живая масса баранов достигала 80–85 кг, а качество шерсти и настриги – до 15 кг и выше, превосходили показатели по основным баранам-производителям. На мой вопрос, в чём секрет таких успехов, Пётр Ильич ответил: "Мы любили животных, чувствовали их и добросовестно работали всей бригадой".
П.И. Балышев имеет многочисленные награды, и самая главная из них – орден Ленина.
Пётр Ильич счастливо прожил со своей Марусей, но второй год, как остался один. Уезжать с родного хутора никуда не хочет, хотя все трое сыновей зовут его к себе. Но он отвечает, что вся его жизнь и воспоминания связаны с Кочубеем, родная жена здесь похоронена, и поэтому свой век будет доживать на хуторе