Автор рассказа повествует о том, что в его дальневосточной деревне, где он родился и провёл свои детские и юношеские годы, жила зловредная для охотников баба Зинчиха (за проделки её и женщиной-то никто не называл - только "баба" да "ведьма"). Идёт на охоту мужик - и не дай Бог, Зинчиха навстречу. Зыркнет исподлобья - всё! Поворачивай до дому, не бей ноги зря - "фарту" не будет. Так это или нет, но для местных мужиков-охотников "отмазка" была железная. Пришёл из лесу пустой - буркнул жене, что Зинчиху с утра встретил - и вопрос исчерпан. Пусть она ей лучше косточки перемывает. И всё же вполне достоверно, что дом этой "ведьмы" охотники обходили далеко стороной.
Бывали, разумеется, и со мной всякие неправдоподобные истории, но всегда находилось им какое-то разумное оправдание, но не всегда.
ОДНАЖДЫ мистический случай произошёл у нас на совместной охоте с Лёнькой Чирковым. Все, кто его знал и помнит свои охотничьи похождения с ним, не будет спорить со мной, что стрелком он был отменным. Из карабина с открытой планкой, то есть без всякого оптического прицела он мог за сто метров снять кормящегося на берёзе почками тетерева.
Это сейчас, когда охота с нарезным оружием разрешена и на бедных птичек, - такие случаи становятся не в диковинку. Современный охотник, дальномером определив расстояние и взяв поправку на ветер, с высокоточного "винтореза", снабжённого "навороченной" оптикой, пусть и не с первого выстрела, но на расстоянии двухсот метров попадает в жирующего на берёзе тетерева, от которого после выстрела остаётся одна шкурка в перьях, да кусок кровавой отбивной с выбитыми потрохами - уже не удивительно. Я, во всяком случае, был очевидцем такого выстрела.
А когда из обычного "Вепря - 308"-го, да ещё под патрон 7,62 на 51 - для понимающего человека: это не просто! Хотя не удивительно: для валамазца, выросшего в многодетной семье, знающего цену каждому куску хлеба и взявшему в руки ружьё в возрасте, когда его едва-едва хватало силёнки таскать по припоселковым охотничьим угодьям и, к тому же, ещё таясь от постороннего взгляда. Это была его жизненная стихия, "благодаря" которой, такие люди, как Лёнька, обречены быть таковыми, какими их сделала сама жизнь и матушка-природа.
Бывало, утром рано, ещё в сумерках, едешь в битком набитой друзьями-охотниками машине с полузамёрзшими стёклами обзора по дороге в охотничьи угодья, и вдруг Лёнька сообщает: "Вон, правее того омёта на поле лиса мышкует"… Останавливаемся, смотрим, но никто в сгустившихся предутренних сумерках не видит "патрикеевны", и только расчехлённый бинокль подтверждает слова востроглазого охотника.
Чтобы хорошо стрелять, надо этим заниматься и не жалеть патронов, а Лёнька патронов не жалел: была бы цель и пули он, что с ружья, что с карабина всегда посылал "по месту".
В последние годы своей недолгой жизни он всё-таки действительно болел: возвратившись из командировок в Чечню, особенно после третьей - последней, он уже не любил много ходить. В сорокалетнем же возрасте пройти за день до 50 км ему было вполне сподручно, а 30-ти километровый дневной маршрут был для нас обыденной нормой. После "кавказских" командировок для него и "десятка" давалась с большим трудом. Почему? - ответ, наверное, знал только он сам. Разговаривать на эту тему он не любил, а все наши нравоучения воспринимал "в штыки". Кто-то из мудрых сказал: "Что с человеком ни делай, он упорно ползёт на кладбище. Но фишка в том, что скорости у всех разные, да и маршруты тоже".
Как-то при разговоре старшая сестра Леонида Владимировича сказала: "Он запрограммирован на самоуничтожение…". Что она этим хотела сказать, я не знаю и продолжать размышления в этом направлении не буду. Каким был Лёнька по жизни, можно было судить по тому, сколько людей пришли провожать его в последний путь и сколько собралось друзей и близких помянуть его на годинах. Все мы, к сожалению, не безгрешны перед собой, людьми и своими родными, а главное - грешны перед Богом, плохо соблюдая его заповеди, но в каждом есть много позитивного и, к несчастью, негативного. Таковым был и Чирков Леонид: "лёгок на ногу", "скор на слово" и с руками, "заточёнными" на многие нужные и ненужные в жизни дела, а проще сказать: охотник, рыбак, балагур, интересный собеседник, но не без недостатков.
ОХОТА НА ЛОСЕЙ в тот год как-то сразу не задалась. Перед приездом первой команды охотников из Ижевска (работников нашего Министерства и Управления Минприроды УР) я где можно - объехал, а где нельзя - обошёл места ночных жировок лосей, обитающих в первозимье у зарастающих полей, бывших сельхозугодий совхоза "Прохоровский" и колхоза им. XXI партсъезда. В пятницу, предшествующую субботней охоте, я обошёл парочку сохатых в таком "мешке" - за бывшей деревней Крысово, из которого только глухим и незрячим добыть их было бы невозможно. Утром раненько уехал до приезда основной команды охотников и ещё засветло обошёл участок леса, где жировали лоси. Звери были в "окладе".
На обратном пути из Крысово в мою родную деревню Ефремово, где в гравийном карьере я собирался проверить стрелковые качества прибывших охотников-лосятников, перед Татарским кладбищем, у бывшей деревни Красный Посёлок, дорогу мне перебежал заяц. Под ложечкой сразу ёкнуло: всё, не будет охоты! Факт проверенный: обрезал косой охотничью тропу, можешь восвояси возвращаться домой, как говорится, "не солоно хлебавши". Успокаивало одно, что перебежал заяц мой путь, вроде, как при возвращении, а не по пути на охоту, но всё равно в охотничьих угодьях.
Проведя инструктаж по технике безопасности и обсудив нюансы предстоящей охоты, я поручил одному местному охотнику расстановку стрелков на номера, а другого направил ещё раз проверить оклад: не вышли ли лоси за время моего отсутствия? По рации сообщили, что номера расставлены, а лоси по-прежнему в “окладе”. Я отпустил всех охотничьих собак с поводков и, благословясь, пошёл выполнять обычную для меня при таких охотах работу - поднять зверя и направить его аккуратно на стрелков. Но, к моему удивлению, собаки залаяли не там, где были лоси, а гораздо левее номеров, откуда у лосей был один путь - под бывшие деревни Сазонтово и Порез, но минуя линии стрелков, и завернуть их в нужном направлении мне "стопудово" не удастся.
Так и вышло. Разбор полётов был на самых высоких тонах с употреблением не совсем хороших слов, да и было от чего: номера были расставлены правильно, зверей никто не "подшумел", но "горе-охотник", проверяющий просеку, отсекавшую "мешок" от основного лесного массива, проглядел или не распознал свежесть выходных следов лосей, которые уже после меня переместились восточнее ранее предполагаемого их местонахождения. Ко всему прочему, ещё оказалось, что затечковала одна из молодых сук, принадлежащих, кстати, этому "верхогляду", что явно подлило масла и в без того бушующий огонь охотничьих страстей: явный хозяйско-охотничий недогляд. Собаки угнали лосей, а мы, сделав ещё несколько пустых загонов, разъехались по домам - одни в Ижевск, другие в Красногорье.
В ТОТ ЖЕ ГОД нам в угодьях нужно было добыть трёх лосей: одного себе, а двух в Ижевск, причём по разрешениям, оформленным на разные бригады охотников. Вторая бригада ижевчан состояла из двух полковников: одного МЧС-ника и полковника, курирующего в УКСе Правительства республики строительные работы на объектах по переработке и уничтожению отравляющих веществ, хранящихся в Камбарке и Кизнере.
Полковник из МЧС был более разговорчив и, так сказать, попроще в общении. Чтобы как-то угодить второму воину-охотнику, на которого и были выписаны разрешительные документы, я спросил тихонько у МЧС-ника: "Хорошо ли стреляет полковник службы химзащиты?". На что получил исчерпывающий ответ: "Господин полковник побывал по долгу службы в Афганистане и из своего СКС (самозарядного карабина Симонова) на расстоянии 100 метров легко попадает в бутылку". А вот в какую бутылку я не уточнил, а надо бы. На номер я его поставил самый перспективный в плане удачного выхода зверя на стрелка.
Пара лосей опять зашла в "мешок", и я, после соответствующего инструктажа, решил в том же составе красногорцев и плюс двоих ижевчан его "тряхнуть". Лоси оказались на "месте", но сошёл с номера один "горе-стрелок" из нашей ветеранской бригады, и звери благополучно проскочили через номера, перекрывавшие восточную границу "мешка". Опытный бык, дав возможность уйти корове, сделал полукруг и пошёл через номера, стоящие на южной границе "мешка". Размах рогов у лося - около двух метров и бежать по чернолесью ему было очень несподручно, поэтому он, миновав квартальную просеку, выскочил на дорогу, соединяющую качалки Потаповского месторождения Чепецкого НГДУ. Как в тире, он под косым углом пересёк почти 50-ти метровую просеку автодороги и, вновь выскочив на продолжение "кварталки", грациозной иноходью побежал дальше.
Треск сухих веток, попадавших под удары мощных рогов быка, ещё долго был слышен раздосадованным охотникам. "Полкан" из химзащиты трижды пропуделял из своего карабина с расстояния гораздо меньшего, чем сто метров по живой, но огромадной "бутылке", бегущей мимо номера охотника. "Разбор полётов" был снова на очень высоких тонах, но больше всего досталось стрелку из Красногорья, сошедшему с номера. "Гостей", как и подобает в таких случаях, пожалели и не ругали. Самолюбия их не ущемляли, а загоны на лосей были продолжены, но безрезультатно, грешно ругаться на охоте.
ПОСЛЕ НЕСКОЛЬКИХ НЕУДАЧ мы с Лёнькой решили попытать охотничьего счастья вдвоём - добыть сохатого с подхода, без собак и большого скопления людей. Но охотничья удача в тот год явно повернулась к нам "мягким местом". Возвращаясь с безрезультатной охоты, мы на автомобиле "Нива-21213" миновали уже Краснопосёльский угор и, подъезжая к Дымковскому логу увидели хорошего быка, вышедшего кормиться в мелколесье рядом с дорогой, являющейся границей охотугодий.
Лось был на стороне, находящейся в охотпользовании у ООО "Лукошино", куда разрешения на добычу этих зверей у нас не было. Лёнька мне командует, расчехляя свой карабин: "Стой, я попробую его взять". Я, в свою очередь, попытался его отговорить от этой не совсем хорошей затеи: лось, хоть и рядом с границей, но на чужой территории, а куда "навострит лыжи" после выстрела, - только ему и известно. Но Чиркова отговаривать было бесполезно, да и мне уже порядком надоело гоняться за "осляками": месяц ноябрь прошёл, а из трёх ещё ни один не добыт. Я остановил машину, Лёнька вышел, зарядился, а лось всё это время продолжал мирно кормиться на расстоянии от нас не превышающем сто метров. Я сижу в "Ниве" и не вижу, чем занимается стрелок, но выстрелов пока нет, хотя, как мне послышалось, что затвор карабина был несколько раз передёрнут. Я открыл дверь и начал выходить из "Нивы", лось в это время, не спеша, побежал в лесной массив, ранее называемый "Пожаркой", вглубь лукошинских угодий.
Лёнька на мой вопросительный взгляд чертыхнулся и едва выговорил: "Ружьё не стреляет!". На заснеженной дороге под его ногами валялись три патрона из пяти, входящих в полностью снаряжённый магазин охотничьего карабина. Он действительно трижды передёргивал затвор: целился, стрелял, - затвор срабатывал, как надо, но выстрела не было. Он передёргивал затвор, загонял очередной патрон в патронник, выбрасывая на дорогу не сработавший патрон, но карабин молчал. Мистика: такого у него не было ни до, ни после: "Вепрь" - это тот же "калаш", только снабжённый пулемётным стволом, да к тому же не стреляет очередями, а в остальном, особенно, что касается надёжности, - идеальное для наших снежно-дождевых и прочих неблагоприятных погодных условий - охотничье оружие. Конечно, он нуждается в периодической чистке и смазке, но не так капризен и прихотлив, как все его зарубежные аналоги.
Почти в полном ступоре, даже не зачехлив оружие, Лёнька сел в наше транспортное средство. Когда мы поднялись на Ефремовский угор, он попросил меня остановить машину метрах в семидесяти от телеграфного столба, нефункционирующего уже в заброшенной деревне линии связи. Снова вышел из салона машины, вложил один патрон - один из тех, что не выстрелил, и, быстро прицелившись, нажал на спусковой крючок карабина. Прогремел не слабый выстрел нарезного оружия, и я, не удержавшись, пошёл за Лёнькой к телеграфной мишени. Чуть повыше бетонного "пасынка" в древесине столба было отверстие, от только что вогнанной в креозотовую твердь, ставшего ненужным для умершей деревни, носителя проводов телефонной связи пули калибра 7,62х51.
Были у Лёньки после той памятной охоты неоднократные случаи добычи лосей, кабанов и даже медведя, но подобные "казусы", к счастью, не повторялись. Однажды перед самым закрытием охотничьего сезона охоты на кабанов, он успел сделать из своего "Вепря" 12 выстрелов по стремительно уходящему под собаками через Дошкопиевско-Ларионовское поле на предельном расстоянии секачу-четырёхлетку, дважды сменив при этом опустевшие подствольные магазины карабина, но кабана-вепря всё-таки не упустил.
Я думаю, Бог нас на той охоте помиловал, так как разборок по нарушению правил охоты было бы не миновать: всё-таки зверь находился на сопредельной территории, а не в охотугодьях "Управления Минприроды УР", куда у нас были выписаны разрешения на добычу, как теперь называют - охотничьих ресурсов.
ЛОСЕЙ МЫ СВОИХ, конечно, в тот сезон взяли, но не простой ценой. Особенно тяжело достался лось для "полканов". На охоту они больше не приезжали, а все "бумаги" оставили мне. Мои товарищи по охоте "рвать гужи" для "чужих дядей" особо тоже не стремились, и пришлось мне заполевать бычка в единственном числе, естественно, уже вопреки требованиям российских законов "Об охоте": разрешение на добычу было при мне, но оформлено оно на другого человека, а это уже переуступка.
На охоту я в тот день не рассчитывал, а поехал пополнить солонцы под бывшей деревней Сазонтово и под опустевшим лесным посёлком лесозаготовителей - Чемошуркой, взяв с собой верную помощницу Умку. Позднее, на десятом году жизни она была случайно, по человеческой глупости, подстрелена одним охотником - тоже валамазцем. Так вот, уже возвращаясь к машине, которая была оставлена на Салямувыре - под деревней Убытьдур я, опять же, под урочищем "Крысово", наткнулся на группу лосей.
Одного Умка угнала в сторону бывшей деревни Шиши, а я присел её подождать, решив при этом время зря не терять и испить чайку из своего литрового термоса ещё Пермского изготовления. Термос образца 1986 года, был приобретён мною в качестве дефицитного товара за сданную государству пушнину, а сдал я в тот год только куниц аж 13 штук, - "чёртову дюжину". Да, было же время, - только промышляй, не ленись, а государство "пушному золоту" применение всегда находило.
На удивление Умка вернулась довольно быстро и, повертевшись около меня, снова ушла в поиск и залаяла совсем рядом с местом моего чаепития. Я зарядил свою старенькую, испытанную годами, но лёгкую для ходовой охоты "тулку" - ТОЗ-63 16 калибра патронами, снаряжёнными хвалёными продавцами охотничьего магазина пулями "Удар", и начал скрадывать лося.
То, что собака работала по лосю, я уже понял по её голосу. Подошёл к зверю с подветренной стороны довольно близко. Вижу ноги и туловище лося, а где "зад" и где "перед" - разобрать не могу: деревья заслоняют. Сместиться бы и подойти ещё ближе, но боюсь спугнуть, а лось стоит, как вкопанный, не обращая внимания на собаку, и явно не сеголеток. Предположив, что это основание шеи, стреляю с правого ствола, а с левого уже не успеваю: зверя, как ветром, сдуло, и началась гонка.
Только подойду на выстрел к остановленному быку-четырёхлетку, как лось, почуяв меня, делает рывок, и всё начинается сначала. Возраст лося-быка я уже потом определил по его размерам и оставшейся половине рогов. Вторую-то половину я почти под корень ему отстрелил. Гнался я за ним километра три, пока не добрал, но основная причина неудач была не в пулях "Удар", хотя и они оказались "дерьмовыми", а в том, что первую пулю я послал не в основание шеи, а в самый "копчик" бычонка. Рана явно несмертельная, но очень болезненная. Бедное животное, сделав полукилометровый бросок, останавливалось от невыносимой боли и снова бросалось прочь от опасности, но я всё-таки смог прекратить его мучения.
Лось был добыт, но предстояло "снять с него пиджак", разделать и сложить на временное хранение, да так, чтобы ни вороньё, мыши и другие лесные нахлебники не попортили бы мясо. К тому времени, как всё было сделано, на землю легли сумерки, а мороз крепчал и крепчал. До старенькой "Нивы", которая, как я уже говорил, была оставлена в перелесках урочища, надо было пройти не менее 10 км. Изрядно уставшему за день, давно уже не молодому, а в предпенсионном возрасте мужику, эта "десятка" может показаться "пятнашкой" и более.
Когда подходил к машине, молил Бога лишь об одном, чтобы у старенького "аккума" хватило сил запустить продрогший за день двигатель. И Бог меня пожалел, согрешившего в тот день. Глубокой ночью я всё-таки пил горячий чай за домашним столом и мысленно прокручивал события ушедшего дня.
НА ЭТОМ МОИ МЫТАРСТВА не закончились. Спустя почти неделю я организовал экспедицию из четырёх человек, в составе - двух мужичков со стороны, Жуйкова Геннадия и меня, для вывозки добытого лося-бычка. Вооружившись жестяными ваннами, которые в прежние советские времена были в каждом хозяйстве и применялись по любому случаю, но никак не по назначению: на них таскали дрова, снег, катались с горок и лишь изредка применяли для стирки и полоскания - мы выехали в деревню Нефёдово. Оставив транспорт на нефтепромысле, мы по свежевыпавшему снегу углубились в лесной массив, где была оставлена добыча. До этого места было около трёх километров, и я надеялся, что мы управимся достаточно быстро.
Но человек полагает, а Бог располагает. В пылу погони я перепутал просеки, а снег скрыл все мои следы, вследствие чего мы результаты моей охоты искали не в том месте, где я предполагал. Это сегодня можно "заджипиэсить" любой объект в лесу, и, спустя даже продолжительное время по сохранившемуся треку его найти, а ещё десять лет назад такой возможности у меня не было. Выходя к машине, я сделал небольшие затёски ножом до первой межкварталки, на которые случайно и наткнулся Геннадий Жуйков - следопыт от Бога, феноменально ориентирующийся в лесных дебрях и обладающий хорошей наблюдательностью, приобретённой в годы его работы опером в местном РОВД. Расширив зону поисков, он уже после обеда увидел мои затёски. Дома мы были опять глубокой ночью.
"Полкан", то есть владелец разрешения, а, следовательно, и объекта добычи, прибывший за готовым лосинным мясом, забрал всё, оставив только голову с отстреленным рогом и даже спасибо не сказал. Видимо, посчитал за должное, но уезжая, посетовал: "У вас в Красногорском районе охотиться на лосей очень сложно. Вот на юге республики, вдоль Камы, где лоси в пойменных лесных колках скапливаются десятками: чуть стронь их с места, и они, как мыши, из стога выскакивают в разные стороны, знай, стреляй на выбор". Я же словами покойного Лёньки Чиркова ему сказал: "У нас "коклетки" из дичины - трудовые и мы к этому привычные, посему на лёгкую охоту никогда не рассчитываем, чего и вам в будущем желаем".
Алексей ПЕРМИНОВ, с. Красногорское.
*Фото автора.