Одних вынужденно переселили с нажитых мест, другие – это люди со всей тогда большой страны – многие месяцы ликвидировали последствия аварии. Из нашего Красногорского района в Чернобыле побывали 14 человек. В их числе тракторист "Сельхозхимии" Леонид Афанасьевич Перевощиков. Вот что он рассказывает о тех событиях:
- В первые месяцы на аварийной станции работали в основном военные, а затем начали призывать и нас, гражданских. В январе 1987 года вызвали в военкомат и троих механизаторов "Сельхозхимии": меня, Анатолия Невоструева, Виктора Крутого, а также Андрея и Владимира Перминовых из ХДСУ, Анатолия Фёдорова из "Качкашурского". Сначала месяц проходили переподготовку в Златоусте, а затем отправились на Украину.
Разместились в 40 километрах от АЭС, в больших палатках по 26 человек. Я работал на станции, проводил дезактивацию специальным раствором. Никакой особой спецодежды у нас не было. Перед работой выбираешь из кучи гимнастёрок, сапогов то, что подходит по размеру – и на смену. После смены оставляешь всю одежду и обувь на обработку. Даже индивидуальных дозиметров на всех не хватало. Выезжали из лагеря в 5.00 утра, работали по четыре часа, но с дорогой проходило все восемь. Затем нас сменяла вторая смена. Домой отправляли, когда накапливалось 22,5 рентгена облучения. Кто-то эту дозу получал за месяц, я - за два. 19 апреля 1987 года вернулся домой.
Конечно, пребывание в Чернобыле отразилось на здоровье: голова "трещала". Работать на тракторе стало тяжело, перешёл в слесари. На пенсию вышел в 50 лет. Почти каждый год нам выделяли путёвки в санатории. Несколько раз побывал в Варзи-Ятчах, в "Металлурге", Нижне-Ивкино, дважды лечился в госпитале…
Разговор продолжает Анатолий Алексеевич Невоструев. Он, можно сказать, возглавляет небольшое объединение наших чернобыльцев:
- Группу красногорцев в Чернобыле разделили. Я, например, попал в разведроту – на специальной машине возил офицеров осматривать местность. Затем тоже работал на дезактивации станции: снимали обшивку с трубопроводов, заливали бетоном полы. Работали в респираторах, после смены они были полностью чёрные от радиоактивной пыли. Вернулся домой 1 мая, автобусы не ходили, нас тогда подвёз из Глазова Рафагат Самигуллович Бузанаков.
В 1991 году попал на медосмотр в Глазове. Врач и говорит: "Да у вас многие органы поражены, наверно, много курите?" Говорю: "Я – чернобылец". Врачу всё стало понятно. А курить бросил лет двадцать назад. Тоже дальше на тракторе работать уже не мог, перешёл сторожем. На пенсию вышел в 50 лет, а те, кто ездили в Чернобыль позднее, выходили в 55. Путёвкой в санаторий пользовался только четыре раза, хотя предлагали регулярно.
Хочу сказать, что мы, чернобыльцы, в сельской местности были плохо организованы, не знали своих льгот, не следили за изменениями в законодательстве по ликвидаторам аварии. А нам никто об этих изменениях и не сообщал. Городские в этом плане действовали гораздо настойчивее. Рассказывают, что некоторые получали по суду возмещение за ущерб здоровью. Мы тоже хотели судиться за свои права, но, оказалось, что опоздали: льготы отменили.
Но мы, чернобыльцы, 26 апреля всё же собираемся, хотя бы в небольшом составе, вспоминаем свою молодость и работу по ликвидации аварии. Ведь такое забыть нельзя…