Все меньше и меньше становится живых очевидцев, непосредственных участников ожесточенных боев, проходивших в годы войны. Но нельзя допустить, чтобы героические события тех лет, за которыми кроются человеческие жизни, остались где-то за пределами памяти. Это наша история. Такое забывать нельзя. Вот и работникам Себежского краеведческого музея в руки попал редчайший экспонат. Это письмо 1941 года, пожелтевшее от времени.
Молодая женщина с грудным ребенком на руках, жена заместителя начальника 17 заставы 83 пограничного отряда Быстрова Николая Петровича была отправлена, как всем казалось, в глубокий тыл. К сожалению, музейные работники нашли только самое начало письма, которое и приводим полностью:
"Маленькому Петеньке исполнилось десять дней. Он народился во время отсутствия отца. Начальник пограничной заставы, политрук Быстров Н.П. находился на пункте, проводил военную, учебную мобилизацию. Его замещал политрук заставы и жизнь на заставе протекала обычным путем.
Мне казалось, что за десять дней, мой маленький Петька стал уже большой. Понимал мой разговор. И вместе со мной ждал быстрейшего возвращения отца.
Мы вместе ждали той неописанной радости, когда вернется отец и увидит так давно жданного сына. Ждали того момента, когда отец, увидев сына, скажет первые слова: "Петька, сын, ты наша радость и счастье в жизни. Мы имя тебе давно приготовили, в честь наших отцов". И крепко обнимет нас обоих.
Последняя ночь была неспокойной, долго не спали мы. Раздавался ужасный грохот, шум. В комнату вбежал политрук заставы. Казалось что- то ужасное, на нем не было лица и он молчал. Я поняла, что он хочет сказать мне что- то страшное. Вскочив с постели я закричала: "Что, случилось что- либо с начальником заставы?"
"Нет", – сказал политрук: "Начальник заставы жив, через десять минут он будет на заставе. Но действительность ужасная. Война… Немецкие танки и машины внезапно ринулись на нашу землю и по дорогам уже далеко продвинулись. Женщины сейчас же должны покинуть заставу, готовьтесь".
Я осталась стоять неподвижно и не знаю сколько бы простояла так, но в комнату вбежал пограничник, бросив мне в руки спортивный костюм, крикнул: "Одевайся". Быстро завернув Петьку в белый платок, прижал к себе и мы выбежали на улицу. Во дворе уже стояли две женщины: жена политрука и жена старшины с семимесячным сыном. Здесь я увидела начальника заставы. Он давал приказания солдатам. Лицо его казалось совершенно спокойным. Подойдя к женщинам, он прочитал Приказ командования для женщин на пограничных рубежах. Сердце сжалось, хотелось плакать. Но никто не плакал. Приказ есть приказ.
И вот когда мы садились в машину, отец обнял нас обоих и, взяв на руки сына, сказал: "Расти, сын! Будь умным, здоровым. Я вернусь, ты будешь сам ходить". Это были его первые слова, вместо тех, которые мы ожидали 10 дней.
Мы покинули погран. заставу. В м. Слободка нас поместили в католический костел. Здесь были семьи пограничников, которые вывозили из погран. застав, комендатур и штаба. Мы получили: эвакуационное удостоверение, деньги в счет зарплаты, пищу необходимую и обращение ко всем войскам оказывать нам помощь на продвижение в тыл. Погрузились на машины. Нас везли в тыл.
Немецкая армия, пользуясь внезапным нападением, вооруженная до зубов, с неслыханной быстротой, по всем дорогам рвалась вперед, разрушая и стирая с земли наши города и села.
В одной из деревень машины остановились. По приказу командования наши машины вернулись к фронту с войсками. Дальше мы передвигались на попутных машинах.
Дорога на Полоцк была забита беженцами. Повсюду слышались плач и стоны. Кричали женщины, растерявшие детей, плакали дети. Машины шли одна за другой, плотно набитые людьми (беженцами), создавая бесконечную колонну. Люди цеплялись, влезали на машины и никто не спрашивал куда идут машины, лишь бы ехать в сторону тыла.
Вражеские самолеты атаковали колонну машин с мирными беженцами, забросали бомбами и обстреляли с пулеметов…
Много машин вышли из строя. На дороге валялись груды обломков и человеческих трупов, женщин и детей, перемешанных с землей. Стонали раненые. Меня сильно ударило в грудь, подняло в воздух и бросило в сторону…От Петенькиного крика я пришла в сознание. Мне трудно было дышать, болела грудь. У меня на спине простынью был привязан Петька, для того, чтобы руками я могла за что-либо держаться на машине я его привязала на спину. У Петьки была поломана ручонка. Все что мы имели при себе в небольшом узелочке, здесь потеряли.
Уцелевшие машины весь день простояли в лесу, только с наступлением темноты тронулись в путь. Я успела залезть на машину. Мы ехали всю ночь. На утро нас сбросили в лесу. На машинах уехали солдаты ликвидировать немецкий десант, сброшенный в лесу около г. Невель. Оказалось, что в эту ночь нас завезли в сторону от железной дороги к г. Невель. Пришлось ожидать возвращения машин и только на вторые сутки попали на ст. В. Луки.
Петька уже не плакал, а только стонал и тянул грудь, из которой шло не молоко, а кровь. Я несколько суток ничего не ела.
На ст. Великие Луки был порядок. Несмотря на то, что станция была переполнена беженцами.
Я поместилась в зале для военнослужащих. Меня встретили с лаской, теплотой и сожалением: накормили, починили туфли и дали новые портянки завернуть Петьку.
Наутро попросив старушку присмотреть за Петькой, я обратилась к коменданту станции, чтобы быстрее мне попасть на поезд в тыл. Но вот, когда солдат сопровождал меня, чтобы посадить в поезд, на вокзале не оказалось ни старой беженки, ни моего Петьки.
Я бегала, кричала и плакала, искала Петьку по всему вокзалу. Но удалось мне узнать от некоторых беженцев, что слышали крик женщины: "Подкинули, подкинули ребенка". Я искала по всем пунктам медицинской помощи, по всем отделениям милиции, по всем детским учреждениям. Маленькие, голенькие дети все были похожи на моего Петьку. Узнать Петьку я могла только по своему белому шелковому платку. Я не хотела думать, что Петьку уже могли развернуть и платок выбросить.
В отделении милиции я нашла Петьку, его только что принесли. Женщина положила его на крыльцо одного большого дома на окраине города. От радости я не шла, а бежала и решила больше не ждать пассажирского поезда, а уехать первым же товарным поездом. Я обошла станцию, очутилась между товарными поездами, залезла в вагон и села за ящики. Петька молчал.
Скоро кто-то закрыл вагон, что- то щелкнуло и немного покатилось по станции, поезд тронулся. Мы ехали. От радости у меня кружилась голова, о пище я не думала, только бы уехать, дальше в тыл. Скорее работать, дать пользу Родине своим трудом, а может быть определить Петьку в дом ребенка и идти на фронт. Радость моя скоро оборвалась, поезд затормозил, остановился и я услышала: "Конечная, /Заворуйка, разгружай".
На этом повествование заканчивается. Сколько испытаний еще выпало на долю Быстровой Настасьи Петровны, нам пока выяснить не удалось. Однако, вот что мы нашли по информации из ОБД Мемориал о ее муже:
Быстров Николай Петрович политрук, (начальник) 17 заставы 83 ПО. Пропал без вести между 22.06.1941 и 1942. РГВА ф.32880 оп.1 д.265. Жена Быстрова Анастасья Петровна, сын Петр 12.06.1941 г.р.
Западный фронт Охрана тыла 83 ПО 17 застава, пропал б/в не позднее 31.07.1941. Место выбытия Украинская ССР, Одесская обл., Кодымский р-н, п.г.т. Слободка, около. РГВА ф.38650 оп.1 д.857.
Не совсем понятно, почему беженцы двигались из Одесской области в Полоцк, а не, например, в Ростов. Письмо получено из г. Екабпилс в 1965 г.