"Великой" она именуется потому, что в ней приняли участие 62 из существовавших тогда 73 стран мира. Следствиями войны стали глобальные перемены и социальные катаклизмы XX века – распад империй, революции, гражданские войны. Они затмили память о первой мировой, о той "забытой" войне. Жертвами ее стали более 11 миллионов человек – солдат, офицеров, мирных жителей, судьбы которых, словно крохотные песчинки, закружило в водовороте мировых катаклизмов.
Елизавету Алексеевну Иванову, родившуюся в 1862 году, можно назвать нашей землячкой. Она была наследницей старинного и богатого рода Саратовской губернии Ивановых. В окрестностях Слепцовки Ивановы имели земельные владения в Глядковке, в Любовино, в Елховке. Подробное исследование жизни писательницы Елизаветы Ивановой сделал учитель истории Македоновской школы, житель села Слепцовка Сергей Собянин, располагающий также исследовательскими материалами о первой мировой войне.
Елизавета Иванова многие годы служила сестрой милосердия в госпиталях и лазаретах русско-японской и первой мировой войн. В ее дневнике за 1905 год есть такая запись: "Объявление войны застало меня в Саратове. Через неделю я уже ехала доброволкой в Порт-Артур". А с 1914 года она – медсестра лазарета №4 Саратовского дворянства в Румынии (располагался в Радоме, Кильцах, Плавно, Борках). После прекращения войны Елизавета Иванова возвращается в Саратов и работает учительницей в школе 1-ой ступени №55 до выхода на пенсию в 1922 году. Новая власть не засчитала ей в трудовой стаж годы скитаний по прифронтовым госпиталям поскольку "в Центральном историческом архиве документов о службе в Российском обществе Красного Креста Елизаветы Ивановой не было найдено", она была лишена избирательных прав. Елизавета Алексеевна скончалась в 1928 году в Саратове.
***
Летом 1916 года на Юго-Западном фронте первой мировой войны части российской армии перешли в наступление, известное всему миру как брусиловский прорыв. 28 июля во время конной атаки был ранен и остался на территории противника подполковник 2-го Заамурского конного полка Лев Васильевич Скопин. С этого дня он разделил участь 2200000 наших соотечественников, находившихся в плену на территории Австро-Венгрии и Германии. Лев Васильевич не имел семьи, и в России самым близким ему человеком была уроженка Саратова Елизавета Алексеевна Иванова. Впоследствии она бережно хранила все, что было связано со Скопиным, и благодаря этому мы сегодня можем восстановить эпизод из жизни этих людей времен первой мировой войны. Еще в 1915 году Елизавета Алексеевна разослала телеграммами запросы в Петроград и штаб армии в Киев о судьбе Скопина. На ее саратовский адрес стали телеграммами же приходить ответы из инстанций. Русский комитет в Стокгольме ответил на запрос Ивановой, "что Скопин Лев Васильевич находится в лагере Контермезо у Эстергома (Венгрия)". Елизавета покидает Саратов и, судя по адресам корреспонденции, приезжает сначала в Петроград, а в ноябре она уже работает медсестрой в госпитале св. Евгении в Орше.
С декабря 1916 года Елизавета Алексеевна начинает активно помогать военно-пленному Льву Скопину. Она отправляет через Шведский Красный Крест в Стокгольме перевод на 100 рублей, которые для нее были очень значительной суммой. Но получает вскоре телеграмму: "Вещи не покупайте, денег больше 50 руб. не посылайте". 15 февраля 1917 года Елизавете Алексеевне приходит открытка ото Льва Васильевича, 25 февраля из Орши в Эстергом уходит новая посылка Скопину. Еще месяц спустя Лев Васильевич получает от Елизаветы Алексеевны очередное письмо. Отправка посылок на другую сторону фронта была не так проста, и Елизавета Алексеевна активно ищет возможности помогать любимому. В ее архиве сохранились бланки Отдела о военнопленных при Петроградском Областном Комитете Всероссийского Союза Городов. Первая посылка через эту организацию на сумму 30 рублей 90 копеек ушла 21 марта. 24 марта из Петрограда от Комитета Помощи Военнопленным Е.А.Ивановой приходит письмо: "Милостивая Государыня! При сем препровождаю лично подписанную квитанцию в получении г-ном полковником Л. Скопиным, высланных Вами 100 руб. Получение сей квитанции просим нам подтвердить обратной почтой в Представительство Шведского Красного Креста" (копия на нашем снимке). В мае 1917 года из лагеря в городке Клейнмюнхен в Петроград приходит открытка: "Дорогой мой Друг! Не знаешь ли ты, когда эта "danse macabre" (пляска смерти – франц.) кончится? А также не знаешь ли ты, что я буду делать, когда вернусь домой? За ранами, болезнями и …, в общем, во всяком случае я служить буду не в состоянии. Не возьмешь ли ты меня к себе дворником, но с условием не колоть дрова и не носить воды – раны не позволяют. Улицы же мести могу бесподобно. А может быть какая-нибудь и повыше найдется должность, например, швейцара – приму с восторгом. Кое-какие данные на это имею: три-четыре медали, кое-какие ордена, также даю слово отпустить бороду. Л.С.". С таким настроением полковник русской армии воспринял известия о революционных событиях на родине. Видно, что он не был идеалистом.
В личном архиве Елизаветы Алексеевны среди квитанций о посылках и переводах Скопину лежит и вырезка из газеты: "Кружок приемных матерей русских военнопленных в Германии и Австрии, обращается с горячим призывом к русским женщинам, придти на помощь нашим военным в плену". Кружок был завален письмами солдат и офицеров с просьбой прислать съестные припасы, но за недостатком средств удовлетворить просьбы удается лишь в минимальном количестве. Во всех письмах полная надежда на то, что русские матери не забудут своих сыновей, голодных и одиноких во вражеской стране. И рядом квитанция: "Принято от Ивановой для оказания помощи русским военнопленным в Австрии и Германии". В конце мая Елизавета вновь посылает с помощью Всероссийского Союза Городов посылку через Англию, затем через Копенгаген, и таких посылок было немало: деньги, продукты – хлеб, сало, папиросы, кофе, шоколад.
Среди бумаг Елизаветы Алексеевны сохранилось и такое письмо: "Полковник Скопин Лев Васильевич просит передать Вам привет. Некоторое время я жил с ним вместе в одном лагере в Клейнмюнхене. В названном лагере его признали полуинвалидом, и он должен был приехать в Россию, но в последней инстанции на австро-германской границе в Брюкке, мы все еще раз были подвергнуты медицинскому освидетельствованию и его не пропустили. Отсюда его перевели обратно в лагерь, но не в Клейнмюнхен, где он раньше жил, а в Браунау на Инне. Прапорщик ..... (неразб). Петроград. 30 августа 1917 г". Более поздних документов, связанных со Скопиным, в архиве Ивановой не сохранилось. Октябрь 1917 года окончательно разорвал их судьбы. Лев Скопин, находясь в плену, почти угадал свое будущее. Он закончил свою жизнь кладовщиком Ленбазы в Ленинграде. Был арестован 22 сентября 1937 года комиссией НКВД и прокуратуры СССР. 11 декабря 1937 года приговорен по ст. 58-6-8-11 УК РСФСР к высшей мере наказания и расстрелян в Ленинграде 20 декабря 1937 года.
На снимке. Сестра милосердия в госпиталях и лазаретах русско-японской и первой мировой войн Елизавета Иванова.