ГОЛОД И РЕПРЕССИИ ТРИДЦАТЫХ ГОДОВ
Коллективизация разорила наиболее предприимчивых крестьян, поставлявших на рынок товарную продукцию. В стране начался очередной голод. Мама, жившая в то время в Астрахани. Вспоминала: "Мне было 12 лет. Однажды с вечера я заняла очередь за хлебом и стала в ней тринадцатой. Милиционеры стали прогонять нас по домам, потому что в городе грабежи и убийства стали обычным явлением. С уходом представителей власти мы снова собрались у магазина. Ночью я прикорнула в сторонке, а утром меня не пустили на свое место. Вновь заняла очередь, но стала уже сто пятнадцатой. Норма выдачи хлеба была такой: рабочим – по 600 граммов, детям – по четыреста, неработающим гражданам – по 200 граммов хлеба. За керосином тоже выстаивались большие очереди. Выдавали по четыре литра в одни руки.
От голода люди вымирали семьями. Умерших от истощения людей находили и на улицах. Помню человека, лежавшего на улице Менжинского, еще один мертвый мужчина лежал поперек трамвайных рельсов. Некоторых безродных хоронила тетя Минжамал. Истратив все свои простыни на саван, она выпрашивала у соседей старые полога, сама обмывала покойников, читала над ними молитву. Зимой отвозила на кладбище на нанятых санях, летом на арбе. Нанимала за 20 или 30 копеек могильщиков из нищих.
А наша деятельная бабушка Бадигылжамал покупала в селах злак, напоминающий мелкую пшеницу, варила его в казане, затем запекала на противне и несла на рынок. Оптом бабушка скупала чилим. Сварив в подсоленной воде, вырезала ножом ядрышки и торговала ими на рынке. Подрабатывала, перешивая старые платья.
Не обошли мой род и репрессии 30-х годов. Брат деда Гизатулла был казначеем одной из мечетей. Его предупредили о возможном аресте. Той же ночью с детьми и супругой он уехал на теплоходе в Баку. Но здоровье было сильно подорвано. Гизатулла и его жена Амина быстро умерли, а дети Муслима и Шамиль остались на чужбине.
Дед Абдулла, воевавший за Советскую власть, не понимал, почему исчезают люди, с которыми он поддерживал хорошие отношения. Он точно знал, что они не были вредителями или английскими шпионами. Но и он был вынужден уехать на взморье, в село Михайловку, куда его пригласили, как хорошего конопатчика деревянных судов. Местный колхоз, занимавшийся морским промыслом, предоставил ему квартиру, выделил скотину. Через некоторое время к нему приехала жена.
Первого января 1935 года была отменена карточная система. Желание жить среди единоверцев оказалось сильнее преимуществ жить в низовом селе. И своим новым местом жительства семья выбрала татарское село Новые Булгары. Здесь семью приютил "коренной друг мужа" Идиятулла Хамзин.
Дед, его сын, дочери стали работать в местном колхозе им.Вахитова, который единственный в районе занимался только выращиваем овощей. Благодаря высоким урожаям, стабильности поставок, неплохим закупочным ценам хозяйство вышло в передовые. Колхозники на трудодни получали рис, просо, сорго, арбузы, дыни. Излишки везли в город на дощанике-большой одномачтовой плоскодонной лодке. В конце года оплату труда колхоз частично производил деньгами.
БУЛГАРИНЦЫ И ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА
Перед войной мама (на снимке) окончила в городе курсы счетоводов, поступила учиться на бухгалтера. В 1941 году дед построил мазанку, а вскоре началась Великая Отечественная война. Мама вернулась домой и стала работать учетчицей в бригаде. Ушел на фронт ее брат Абдулбарый. Бабушка Бадигылжамал в предчувствии голода, сильно простыв, умерла. Спасаясь от голода, в Новые Булгары переехала из города ее старшая дочь Мегелсен с четырьмя детьми, так как мужа Хафиза взяли на фронт.
Моего отца Курбангали (на снимке) война застала на срочной службе. В бою под Сталинградом, попав под взрыв гранаты, был ранен в обе ноги. После госпиталя вернулся домой на костылях, в шинели и буденовке, с орденом Славы и медалями. Возможно, инвалидность спасла его от смерти. Согласно статистике, из ста призванных на фронт булгаринцев 1921 года рождения выжили только трое. Вернулся с войны и дядя Абдулбарый Мурсалимов (на снимке).
Муж Мегельсен - Хафиз Хабибуллаев тоже защищал Сталинград. Бомба, сброшенная с вражеского самолета, нашла его на пороге дома, где часть расположилась на кратковременный отдых. Хозяйка дома похоронила останки солдата в своем дворе. Узнав из документов адрес погибшего, написала Мегельсен об обстоятельствах гибели мужа.
Сполна испытало тяжести военных лет наше село. В 1941- 1942 годах оно ещё выживало за счет довоенных запасов, то в 1943 году наступил настоящий голод. Люди выписывали в колхозе жмых, которым кормили лошадей, варили с пшеном зеленые листья капусты, рыли съедобные корни, свиные орехи – будымсык, ели мучку, извлекаемую из корней чакана, ягоды тутовника, нераскрывшиеся цветы акции, плоды лоха, луковицы подснежника. Заваривали чай из высушенных в печи желтых листьев вишни, яблони, жженого кусочка хлеба, или пили слегка подсоленную кипяченую воду.
Мама Хадича и сестра папы Масрура были мобилизованы на строительство железной дороги Астрахань-Кизляр. Пришлось им рыть и противотанковые рвы у Икряного и калмыцкого села Кисин (нынешнее Восточное).
Из воспоминаний мамы: "В войну меня назначили заведующей центральным складом колхоза. Ко мне часто обращались многодетные женщины, просили дать детям хоть горсть зерна. Они замачивали его в воде, и, когда зерно набухало, с несколькими капельками масла поджаривали его на сковороде. По возможности, с большими предосторожностями я давала зерна чуть больше. Пожилой человек Муфтиях Муртазин следил, чтобы меня не уличили в раздаче зерна. Война, общее горе объединяло людей. Если в какой-то семье не оставалось ни одной тыквы, семью брали под контроль. Бригадир Гаухар Бахмутов как-то попросил меня выдать немного побольше зерна женщине, у которой дети опухали от голода.
Когда я без документов раздала женщинам шесть килограммов пшеницы, нагрянула ревизия. На мое счастье часть зерна просыпалась в щель, набухла в подполе от сырости, набрав недостающие шесть килограммов. Эта случайность спасла меня от тюрьмы.
Как-то приехавший в село представитель из района обратился к колхозникам с просьбой помочь фронту деньгами. Я рассказала об этом папе. Он велел мне отдать для нужд фронта все заработанные семьей десять тысяч рублей, по тем временам очень большая сумма. Я отнесла деньги в сельсовет, но председатель перечислил их государству от своего имени. Узнав об этом из газет, папа ничего не стал доказывать, а только повторял: "Главное, что деньги пошли по назначению".