Любовь Тимофеевну Лубяную в нашем городе знают многие. 20 лет она отработала в КБО мастером по пошиву головных уборов. Как-то на остановке подошла к ней женщина и говорит: "Вы мне когда-то шили шапку, я ее до сих пор ношу и все время вас добрым словом вспоминаю!".
Нелегкое детство
Родом Любовь Тимофеевна из Белоруссии. Родителям было по семнадцать лет, когда на свет появилась маленькая девочка. Дедушка с бабушкой по отцовской линии невестку не любили – круглая сирота, а вот внучку взяли к себе. Помнит Люба 1933-й голодный год. Даже у зажиточных дедушки и бабушки, когда-то державших коров, свиней, лошадь, есть было нечего. Кормили девочку картофельными очистками, от них очень тошнило. Тогда бабушка давала подсоленной воды…
Еще помнит наша героиня, как жили с мамой в бане, топившейся по-черному. Там Люба тяжело заболела, умирала уже. А мама ждала, даже одежду приготовила, в какой хоронить. Но Люба ожила, попросила картошечки. "Лучше бы ты умерла! И мне бы руки развязала, и сама не мучилась бы", – ответила мама.
Следующим этапом жизни был Минск, куда мать завербовалась на строительство тракторного завода. С детьми туда не брали. Пришлось изворачиваться. Днями девочка находилась на улице, бегала к частным домам, где через заборы падали яблоки, груши, тем и питалась. А вечером часто приходилось маленькой Любе прятаться в коридоре, потому что проверки на предмет лишних людей в общежитии были суровыми. После Минска мать завербовалась в Карелию на лесозаготовки. Но пилить по пояс в снегу деревья ручной пилой оказалось ей не по силам. Не дождавшись окончания срока вербовки, мать и дочь сбежали оттуда. Вернулись в родную Речицу, где мама устроилась на спичечную фабрику. Жить было трудно, а тут еще случилась настоящая беда – опоздала на работу. В качестве наказания – выплачивать по 25 рублей из заработка в течение четырех месяцев либо на тот же срок сесть в тюрьму. Женщина рассудила так: денег не хватает, уж лучше отсидеть, дочку на это время определят в детский дом. Так и случилось.
– В детдоме я ожила, питаться стала нормально, первый класс окончила, во второй перешла. Приехала мама, а директор детдома ей говорит, мол, найдите квартиру, потом и заберете, – вспоминает Любовь Тимофеевна. – А через несколько дней – война!
Ребятишек разбудили затемно и повели до железнодорожного разъезда. Все вагоны во всех поездах были заняты, их погрузили на открытую платформу. Встречным ветром их продувало насквозь, гремели взрывы, гудели самолеты (дети даже оглохли от непривычного шума). Приехали в Гомель, от которого оставались только груды кирпича, еще дымившиеся после бомбежек. А фашистские самолеты уже вновь летели сбрасывать свой смертоносный груз. Детдомовцы в ужасе прижались к уцелевшей стене какого-то здания и провожали взглядами самолеты с крестами.
Здесь их посадили в товарный вагон и повезли дальше. Но постоянные бомбежки заставляли выскакивать и прятаться под насыпью. Сколько таких "пряток" было, никто не помнит. Только всякий раз кого-нибудь не досчитывались... Однажды поезд остановился и стоял три дня. В первые сутки детям больше всего хотелось есть, потом начали просить воды, на третий день замолчали, потеряли силы. Зато манную кашу и манный суп, которыми их накормили на четвертый день в столовой какого-то городка, запомнили ребята на всю жизнь. В Камышине детский дом помыли в бане, накормили и погрузили на теплоход, который привез детей в село Рудня недалеко от Сталинграда. Воспитатель Ксения Федотовна и директор детдома Елена Ильинична сразу вернулись в Беларусь, больше дети никогда их не видели (после войны станет известно, что их расстреляли фашисты).
Дяденьке солдату
На новом месте Люба пошла в кружок со старшими девочками, научилась шить на швейной машинке, вышивать, вязать.
– У нас была учительница, тетя Шура, тосковавшая по мужу-фронтовику. Она сшила ему красивую сатиновую сорочку, а украшать ее доверила мне. По низу, вороту, рукавам я вышила васильки и золотистую пшеницу. Красиво получилось, – рассказывает Любовь Тимофеевна. – Мы готовили посылки на фронт. Вязали носки, рукавицы, вышивали кисеты и платки. В одну из варежек я положила записочку: "Дяденька солдат! Высылаю вам рукавички с двумя пальчиками, чтобы вам было удобнее стрелять в противных немцев". Получил мою посылку Василий Васильевич Чурин, написал мне, обещал приехать после того, как будет разбит враг. Но познакомиться нам не довелось…
Была Люба, как и большинство детдомовских ребят, участницей самодеятельности: в селе расположили госпиталь, и дети ходили туда с концертами, чтобы поддержать раненых бойцов. Но вскоре госпиталь съехал – начались бомбежки города, именем которого тогда жила вся страна, от судьбы которого зависел, без преувеличения, исход всей войны, – Сталинграда. Нередко фашистские самолеты пролетали и над селом, где располагался детский дом. Тогда воспитательница открывала дверь и громко говорила: "Подъем, тревога!". Дети бежали в убежище. Первой всегда была Люба. А однажды проспала…
– Проснулась одна в спальне. Укрылась простыней и выбежала во двор. Вижу, летит самолет, очень низко летит. И я увидела немца. Рыжий, горбоносый, в очках. Всего мгновение, но я до сих пор в мельчайших деталях помню его лицо. Потом только поняла, что была на волосок от смерти – ему ведь ничего не стоило стрельнуть.
В 1944 году, после освобождения Белоруссии, Люба написала письмо о том, что ищет маму, в сельсовет.
– Она ни разу меня по голове не погладила, не приласкала, как другие мамы своих детей, била, пинала, проклинала ужасными словами. А я как будто забыла обо всем этом, так хотелось быть вместе с ней. И мама приехала. Ей снова предложили не забирать меня, но она сказала: "Я ведь думала, дочь погибла при бомбежке. Пусть будем голодными, но будем вместе". И мы снова поехали. Еще шла война, разруха везде, но кое-как до своей Речицы добрались. А по дороге мама рассказывала, как жилось при немцах: однажды чуть не расстреляли, сутки держали в сарае, а утром отпустили. Может, той долгой ночью, ожидая смерти, она и переменилась?
Живой все переживет
В 1947 году судьба занесла мать и дочь в Иркутскую область, на стройку. Л. Т. Лубяная вспоминает, как люди отдавали последнее за ведро картошки, стояли сильные морозы. Как выжили? Не помнит, не знает. Наверное, чудо. Здесь Люба выучилась в ФЗУ и стала работать швеей в цехе. Вышла замуж, одного за другим родила троих детей. Но жизнь с мужем не складывалась.
– Пьющий был. Настоящая беда. Все из дома тащил, работал в шахте, но его выгоняли постоянно. Я умоляла: пожалейте, у нас дети. В очередной раз не выдержала и уехала на свою родину, в Беларусь. И все бы ничего, но муж приехал, клялся, что все будет хорошо. Так и было. До первой получки. Мама в то время жила в Колпашеве, позвала меня. Говорит: город красивый, зеленый, вместо асфальта – чурочки. Ну мы и поехали.
Работа на лесозаводе, жизнь в заброшенном гараже, пока строится дом (взяли ссуду, но дело двигалось медленно, муж продолжал пить), смерть супруга, выплата ссуды – все это было в жизни героини нашей статьи.
– Как говорится, живой человек все переживет, вот и я пережила. Ссуду выплатила, дом достроила, детей вырастила.
Судьба Любу не баловала, и даже на склоне лет послала тяжелейшее горе – смерть дочери и зятя. Остаться семилетнему мальчику сиротой, если бы не бабушка, взявшая на себя опекунство.
В декабре у нашей дорогой Любови Тимофеевны юбилей. А она по-прежнему молода душой, активна, никогда не жалуется на трудную жизнь, наоборот – заряжает своим оптимизмом, всем помогает, не только своей большой семье, в которой уже семь правнуков, а, действительно, всем: есть у нее благодарственные письма из Фонда Мира и Детского Фонда, куда она вносила пожертвования, отправила взнос на памятник Твардовскому, помогала жителям Армении после страшного землетрясения и мн. др. Любовь Лубяная – большой любитель поэзии, знает наизусть множество стихотворений.
Т. ЛЕОНЕНКО, г. Колпашево.
26.12.2015