Как раз наоборот, о прошлом он вспоминал охотно и часто. Считал своим долгом делиться этими воспоминаниями, особенно с юношеством. Но при этом прожитая жизнь, убеждения и профессия учителя накладывали свой отпечаток. Он, как и многие представители его поколения, считал, что надо писать только о том, что может воспитать человека и научить любить Родину.
На все попытки убедить его рассказать о каких-то бытовых подробностях, частной жизни его самого, его деда и отца, большой семьи Гуковых, он искренне отвечал, что это ерунда, никому это не нужно, и садился сочинять очередную статью "на злобу дня". Только в самые последние год-два жизни карандашом в толстой тетради несколько раз начинал писать о своём детстве, откладывал, забывал, потом в другой тетради писал заново и недолго. К счастью, в сентябре 1990 года я уговорил его рассказать мне под запись, что запомнилось ему не о боях, а о жизни в военное время. Вот этот рассказ.
После выпускного
"Школу я окончил 21 июня 1941 года. Собирался стать геологом. Выпускной бал был вечером. А к обеду 22-го мы узнали, что началась война. Заведующим районным отделом народного образования был Константин Васильевич Каурцев. Я учился и дружил с его сыном, Николаем Поляковым. Вместе мы и пришли к Константину Васильевичу. Он спросил: "Что собираетесь делать"? Мы: "На фронт". Он сказал: "Из Сибири сразу не возьмут". Потом обратился ко мне: "У нас не хватает работников. Будешь инспектором политпросветучреждений и школ". 7 июля я устроился на работу. Ходили пешком инспектировать. Большую помощь оказывал Николай Григорьевич Калугин, мой бывший учитель истории и классный руководитель. Помню, пришли на Содовый завод (за Северкой, там были школа и клуб), в школе работала моя двоюродная сестра, Анастасия Павловна Индина (потом в замужестве Стрижакова), остались там после проверки ночевать, а Калугина замучили клопы. Пошли ночью пешком на Северку. В северской школе работали одни женщины и девчонки, было общежитие. Накормили нас досыта арбузами. Проверяли мы знания учеников, контрольные и т.д. Работал я инспектором до 1 сентября, а с началом учебного года перешёл учительствовать в школу на ул. Кирова. Директора, Иосифа Васильевича Гукова, как раз забрали на фронт, вместо него назначили Фёдора Иосифовича Даниленко. Дети учились большие, многие тогда в первый класс шли в 8-10 лет, у меня был 4 класс, выпускной. Когда 6 июня 1942 г. меня призвали в армию, провожать пришли мои ученики. Зам. военкома Редькин говорит: "Пришла провожать тебя какая-то голая орава".
В Саратовском училище
Сразу из военкомата отправили нас в Юргу. Приехали, у нас были мешки с сухарями, а там наши ключевцы голодные, человек 10, уже 6 месяцев. В Юрге было офицерское артиллерийское училище. Но мы опоздали на 3 дня, и училище уже было сформировано. Я ходил к начальнику, очень мне хотелось в офицерское. Начальник мне сочувствовал, но приказы уже были отданы. Поехали в Новосибирск, человек 100. Идём пешком, нарвали цветов, разгорелся спор, кому вручать: самой красивой встречной девушке или самой некрасивой. Букет был у меня, я выскочил из строя и вручил самой некрасивой. В городе почему-то пошли в зоопарк, там впервые родился гибрид тигра и льва. Из Новосибирска переехали в Саратов, в первый же вечер город бомбили. Нас направили рыть окопы под Сталинград. Помню первую бомбёжку, мы натягивали руками огромный маскировочный брезент, осколки падали на него. 40 километров шли пешком. Жара, силы кончились, я бросил фуфайку, так командир послал за ней бегом назад. Один курсант исчез на 7 часов, а 2 часа отсутствия уже считались дезертирством, расстреляли. Потом началась учёба в Саратовском танковом училище. Там готовили командиров машин, башнёров, механиков-водителей. Когда выстроились, шел начальник училища, генерал, записывал каждого и спрашивал: "Кем хочешь быть?". Я сказал: "Механиком". Зам. сказал: "Куда ему? Рычаги не потянет!". Генерал спросил: "Какое образование?
– Среднее.
– Ого! Подрастёт".
В Саратовском училище был ещё Агиенко из Апаевки, познакомились мы с ним в Ключах. Военком Харьков попросил меня помочь с призывом, призыв шёл в Доме пионеров. За окном проходили два человека в форме, Харьков отправил меня их пригласить. Оказалось, что они в отпуске из Монголии, их тоже призвали, один из них был Иван Агиенко. В Саратове он учился на башнёра, 3 месяца, окончил – и в бой. Я еще учился, когда он сгорел в танке.
Учился я хорошо, не хуже других, хотя набраны были в основном трактористы. Учились на БТ, Т-70, все бензиновые, а Т-34 у нас не было, хотя его учили, как основной танк. Со мной в паре был сынок кого-то из наркомовских работников, толстый, на фронт не хотел, денег было много. Вёл он Т-26 и завернул на женщину с быками, чуть не задавил. Я сел вместо него, а он на башню. Мчали по дороге на полной скорости, он слетел. Проезжали огород, а там помидоры. Мы их часто воровали, переплывая реку. Механик-инструктор предложил: "Наберём на роту, давай на проволоку!". Я сбил проволоку, он оторвал её. Остались до темна. Нагрузили полный танк помидоров и выехали. Хлопцы послали меня на кухню напечь картошки. Я напёк, раздал всем, лёг спать на свои третьи нары. Утром слышу – погром! Оказалось, выпачкали в сажу простыни. Старшина допытывался: "Кто принёс?". Не выдали. Наконец, пригнали 34-ки на вождение. Дали по 2 часа, а надо 50! В триплекс смотришь – страшно! Ещё раз гоняли рыть окопы под Сталинград, а 1 декабря 1942 г. отправили в Нижний Тагил за танками.
За танками
Голод был страшный. С нами в вагоне ехали бывшие заключенные, жульё. Обворовали несколько эшелонов. Табак, мёд, а тут проверка. Выбросили на снег. Мой вещмешок набили ворованным мылом. А тут опять проверка – стали жечь в буржуйке. Пошёл такой чёрный дым, что испугались, оторвали под крышей доску и спрятали там. Потом притащили тушу баранью. Наконец, приехали. Нас трое в сапогах, а мороз! Я предложил: "Зайдём в любую воинскую часть и переночуем". Легли под нары и заснули. Утром нашли свою часть, нас зачислили. Танки свои собирали вместе с рабочими, я пытался сразу тренироваться. Один раз так устал, что заснул в танке, а его перевезли в другой цех. Проснулся, а меня не выпускают. Чуть не обвинили в дезертирстве за это время.
По окончанию практики нас построили. Тут ещё 30 человек закончили Омское училище, и требовали отправить их на фронт в первую очередь. Договорились кое-как разбить на десятки (в полк отправляли 20 водителей) – десять нас, десять омских. Командир полка вызвал меня и ещё 5 человек во главе со старшим лейтенантом, венгром: "Пойдёте выполнять особое задание. Идите на овощной склад, наберите полные мешки продуктов".
– А куда идём потом?
– В 20 км отсюда будем строить землянку на полигоне для вождения танков".
На складе я первый раз сфотографировался на войне за кусок сала. Пришли в лес, наметили место, скоро прислали ещё 30 человек. Старший сказал: "Тёса нет, будем воровать. Здесь недалеко железная дорога, поезда идут тихо, надо сбрасывать понемногу". Поставили по 2 человека на платформу, командир охранял. Потом таскали. За 10 дней построили землянку, заслужили благодарность и назначение в экипаж. В моём экипаже командиром был лейтенант Михаил Логинов из Ивановской области, башнёром – чуваш Геннадий Васильев, радистом-пулемётчиком – Николай Зырянов с Урала. Все собрались, как на подбор, молчаливые, серьёзные. Пошли получать машину. Был огромный цех (я в нём из танкового диска выточил себе финку), танки стояли ёлочкой. Механик-водитель вылетал на полной скорости, а расстояние между танками – 20 см. 20 км до полигона я провёл танк без ЧП. Со мной сел командир полка. А на фронт все хотели, голод, всё надоело. На полигоне надо было поразить мишени, мы все цели накрыли, и командир, и пулемётчик. Теперь надо было загрузить танк на платформу. А рядом стояли подбитые танки, я думал, что надо к ним в колонну, задел впереди стоящий. Инженер завода матерится: "Убрать из экипажа!". А командир полка: "Поедет, будем считать, что закончил испытание тараном". По выпуску я был старшим сержантом, правда, инженер завода хотел меня за то, что не поприветствовал его, разжаловать до сержанта, но не разжаловали. По дороге на фронт мы занимали и в итоге выудили у Васильева все деньги (10 тыс. рублей), у нас-то ни у кого денег не было. В какой-то момент я вспомнил, что не выключил массу. На остановке побежал к платформе, на ходу открыл люк и полез вниз головой. Состав дёрнулся, и люк закрылся, придавил мне ноги. Хорошо, что был в валенках, спасло. Руками на лафет, ноги ободрал, но спустился вниз. Глянул, а масса выключена. На другой остановке вернулся в вагон.
Бои и ранения
Пригнали нас в Москву, на станции Петушки экипажам выдали пистолеты, автоматы, ракетницы. Погрузились, и в Елец. Высадились – сразу налетела авиация. Развернулись прямо на платформах, спрыгнули и угнали танки, чтоб не разбомбили. Заправились и двинулись на Ливны, Фатеж. В феврале 1943 г. готовились к наступлению. Делали вылазки на передовую. Как раз была передышка перед сражением на Курской дуге. А с 1 марта начались бои. Наш отдельный 240-й танковый полк прорыва, когда был провал под Харьковом, пытался успеть, гнали день и ночь. Потом курсировали вдоль дуги. Вроде бои небольшие, а за 3 месяца потеряли почти весь полк. В марте получил медаль "За отвагу". Сильный бой был. Командир полка тут же выписал и сам приколол. Под селом Никольским на Орловском направлении меня ранило. Брали высоту 251 всем полком три дня. Перебило руку, грудь ушибло, я ещё успел вывести машину левой рукой. Машина вся побитая, башню пробило, бронзовая заглушка стоит, люки отбило. Пока накладывали шину, замполит принёс три письма от девчонок. Ребята проводили в санбат. Набралась полная летучка раненых. Я сел рядом с шофёром. Ехать-то было километров 30, а шофёр заблудился, ехали всю ночь. Раненые почти все поумирали, санитарки плачут. Вижу, он не в себе, вытащил у него незаметно затвор из винтовки. Он хотел застрелиться, а затвора нет. К утру добрались, неделю лежали в какой-то конюшне. Потом доехали на грузовике до Курска. Три госпиталя нас не взяли, всё забито было, потом один взял. Перевезли в Рязань, эшелон дважды бомбило по дороге. В Рязани лечился до августа 1943. Тех, кто с наградами был, кормили за отдельным столом. Водили в составе делегации на завод. Я подружился с миномётчиком Бибарцевым. Он уговорил меня пойти к девчонкам. Сходили неудачно, там оказался какой-то командир из госпиталя. Потом мы проштрафились. У нас были танковые часы, их положено было сдавать, а мы спрятали в матрацы. Приходим – нет часов. Вызывает начальник госпиталя, лежат у него на столе. Заставил разбить. Вскоре нас отправили в роту выздоравливающих. Выписали, одели, как шалопаев, на два размера больше. Там человек 500-700. Туда приезжают "купцы". Приехали за миномётчиками. Их было человек 40. Бибарцев тащит меня, говорит "купцу", что я наводчик. Я не очень смелый был, пошёл. Километров 10-12 прошли по степи, догоняет нас какой-то старший лейтенант и на меня матом: "Под суд! Под расстрел! Ты зачем сюда пошёл?". Забрал меня. Попал я в Задонск, осмотрели врачи, не пустили ещё, пришлось долечиваться. Долечился, попал в 17-й отдельный учебный танковый полк Центрального, затем 1-го Белорусского фронта, в нём и прослужил до конца войны. Задачей полка было усовершенствовать навыки механиков, башнёров, командиров танка в боевых условиях. А ещё мы должны были готовить нашу пехоту к наступлению, научить не бояться танков. Иногда на это уходило 3 дня, а иногда неделя. Шли на окопавшийся полк. Время от времени ходили в настоящий бой. Серьёзные бои вели под Варшавой и за Берлин. Пришлось ещё раз полежать в госпитале, но уже в гражданском. Рубил дрова, шарахнул по чурке, а она взорвалась. Неделю лечился в Новозыбкове, одновременно дежурил в комендатуре, иногда исполнял обязанности коменданта города.
Мой фронтовой путь: Курская область, Новозыбков, Тёткино, Тернополь, Львов, Брест, Бяла Подляска, Варшава, Познань, Берлин, Штеттин, Эрфурт".
К рассказу отца дополню только одно. Командир танка Логинов погиб 29 марта 1943 года, через 10 дней после вручения отцу медали "За отвагу". Башнёр Васильев погиб в тот же день, когда отца ранило, 5 июня 1943 года. Радист-пулемётчик Зырянов сложил голову через месяц, 7 июля, в бою за соседнюю высоту 251.
Теперь я думаю, что отец проживал свою долгую (и всё-таки такую короткую) жизнь ещё и за них, за свой первый экипаж. Прожил её достойно.
Б. ГУКОВ,
пос. Целинный.