Товарищ санинструктор

Анна Васильевна Гориенко, участница Великой Отечественной войны, с 1942 года и до окончания войны служила санинструктором. Ушла на фронт добровольцем. Воевала на Северном Кавказе, а затем в Прибалтике в войсках генерала Черняховского. По окончании войны приехала в совхоз "Ленинский путь" Саратовского района Саратовской области (в настоящее время п. Расково) и всю оставшуюся жизнь прожила в этом поселке. Работала почтальоном, воспитателем, а затем и заведующей детского сада. Несколько поколений жителей поселка прошли через ее добрые руки. Неоднократно избиралась депутатом Саратовского района.

Несколько лет назад мы с Анной Васильевной сидели на кухне, и она рассказывала истории из фронтовой жизни, о товарищах военных лет, о жизни в полку. Эти истории всегда были интересными, веселыми. Странно, но большинство фронтовиков, рассказы которых я слышала, никогда не говорили об ужасах войны, о кромешном аде и смерти, окружавших их, о своем страхе и отчаянии. Это были рассказы о жизни во время войны, а не о войне, которая ворвалась в их жизнь. Мне кажется, что так устроена человеческая память – со временем вытесняя самое страшное, она оставляет нам только светлые и добрые моменты, и душевная боль уходит.

Вспоминали и ее любимца - молодого генерала Черняховского. Не каждому рядовому удается увидеть генерала, под командованием которого он воюет, а вот Анне Васильевне повезло: судьба пересекала их фронтовые пути дважды.

Однажды в штабе, где она служила, ожидали прибытия генерала. Командир вызвал ее к себе и предупредил, что во время совещания она будет подавать прибывшему военному начальству чай.

- Так я так испугалась, что ни в какую не соглашалась! - смеется Анна Васильевна! "Не мое это дело, говорю! Санинструктор я, а тут чаи на подносе носить".

- Вот что, Анна, не дури, уговаривать не буду! – отвечал командир. - Расценивай это как приказ.

- Так что же вы так волновались? – спрашиваю я.

- Стеснительная очень была. Да и молодая совсем. Другие девчата бойкие, за словом в карман не лезут, а я мужчин робела, тем более такое высокое начальство.

Прибывшая в штаб группа военачальников приступила к совещанию (кто теперь знает, какие, может быть, судьбоносные для фронта и победы решения были там приняты), и, конечно, никто никакого внимания не обратил на робко отдававшую им честь рядовую.

По окончании заседания она вошла с трясущимися на подносе стаканами с чаем. Молодой генерал Черняховский поблагодарил за чай и спросил, как ее зовут.

- Товарищ санинструктор, - отвечает робко.

- Ну и как же вас звать, товарищ санинструктор?

- Так и звать, товарищ санинструктор, - промолвила она чуть живая от страха.

Весь командирский состав так и грохнул от смеха. Наконец "товарищ санинструктор" поняла, чего от нее хотят, ответила, что зовут ее Анной.

- Вот что, Аннушка, а спой-ка нам песню. Давно не слушал я девичьей песни.

И наша робкая Аннушка, которая всю жизнь любила петь и имела прекрасный голос, как-то вдруг осмелела, приосанилась и затянула сейчас малоизвестную, но популярную в те годы на фронте песню про молодого лейтенанта и цветочницу Анюту.

- Только в конце, - лукаво улыбнулась она, - я спела не лейтенант молодой, а генерал молодой.

Вот так я и познакомилась с генералом Черняховским.

-Ну и каков же он был из себя? – спрашивала я из женского любопытства.

- Интересный мужчина! – улыбаясь отвечала Анна Васильевна. - Высокий, статный. Темные волнистые волосы, ямочка на подбородке. Очень улыбчивый и обаятельный.

Второй раз товарищ санинструктор и товарищ генерал встретились уже в освобожденном Вюльнюсе.

Анна Васильевна была назначена регулировщиком уличного движения, и генерал, проезжавший мимо на машине, узнал ее и остановился.

Они, как старые знакомые, вспоминали веселый случай, связанный с их первой встречей. Война близилась к концу, и сердца были наполнены радостью и надеждой.

- Аннушка, когда окончится война, руководство партии должно особое внимание уделить всем воевавшим, как вы, женщинам, да и вообще всем женщинам, которые на своих хрупких плечах вынесли это тяжкое бремя, - сказал он тогда.

Буквально через несколько недель генерал армии И.Д. Черняховский был тяжело ранен осколками артиллерийского снаряда в г. Мельзак в Восточной Пруссии и в тот же день скончался.

По просьбе Анны Васильевны, я нашла в Интернете информацию о судьбе памятника Черняховскому в Вильнюсе и фотографию его могилы на Новодевичьем кладбище Москвы. Со стыдом я читала участнику сражений на 3-м Белорусском фронте о том, что памятник дважды Герою Советского Союза, кавалеру ордена "Красная звезда" за освобождение Минска и Вильнюса, генералу армии Ивану Даниловичу Черняховскому был демонтирован властями Вильнюса, а его могилу с центральной площади города, который он освобождал от фашистской орды, пришлось перенести в Москву. Анна Васильевна на это только качала головой, она никогда не опускалась до политических дебатов, никого не обличала, совсем не умела ругаться и единственным "крепким" ее выражением была фраза "Дикость какая!". В ее глазах я увидела только растерянность и непонимание этой "дикости", которая заставляет целые государства переписывать историю, уничтожая народную память в угоду экономическому и политическому веянию времени.

Я попыталась отвлечь бабушку расспросами.

- Анна Васильевна. Я никогда не понимала, как вы, такие хрупкие женщины, тащили раненых? Ведь у взрослого мужчины вес как минимум раза в два больше вашего, тем более лежащего, - задала я давно мучавший меня после просмотров фильмов о войне вопрос.

- Да как? Положишь его на шинель и тянешь потихоньку, кто в сознании был, помогал немного. Очень тяжело, но тащишь. Каждого жалко было, хотелось спасти.

Мне представилась счастливая история спасения молодого лейтенанта, который потом, поправляясь в медсанбате, тайно вздыхал по красавице Аннушке, вытащившей его с того света.

Анна Васильевна продолжала:

- Доползешь до санчасти, а врач подходит к нему и говорит: "Милая моя, да что ж ты его тащила столько, он мертвый уже давно!".

Нет молодого лейтенанта! Нет никакой истории со счастливым концом, нет первой любви и букетиков из полевых ромашек, собранных для милой медсестрички-спасительницы около медсанчасти. Вокруг только кровь и смерть, и нужно идти опять туда, на поле боя, устланное искалеченными телами молодых и старых рядовых, лейтенантов, капитанов…

- Мне часто они снятся, солдатики мои. Сейчас все хуже засыпать стала. Лежу до полночи, и все перед глазами стоят эти ребята, все до одного.

И тогда я поняла наконец смысл фразы "Никто не забыт, ничто не забыто". Это не нами, будущими поколениями, не забыты герои и ветераны войны. Это они, прошедшие войну, не могут забыть друг друга, не могут вычеркнуть ни одного дня из памяти.

Через пару месяцев Анна Васильевна собиралась на заслуженный отдых в санаторий. Она очень любила эти поездки и тщательно к ним готовилась. Отбирала лучшие наряды и делала маникюр, Она до самого конца была истинной женщиной - модницей и кокеткой. Любила петь песни во время застолий и смеяться от души. Более счастливого и самодостаточного человека трудно было себе представить. В санаторий Анна Васильевна тогда не попала: она, полагаясь на привычную ей активность, не дождалась, чтобы ей помогли спуститься с лестницы, и упала. Глупая случайность! Буквально через несколько дней, в окружении сыновей и внуков, на 89-м году жизни Анна Васильевна Гориенко скончалась.

Когда я узнала о ее смерти, меня вдруг пронзила печальная и в то же время светлая мысль, что товарищ санинструктор, сержант Красной Армии Аннушка Гориенко скоро встретится со всеми теми солдатами, которых она так и не смогла вытащить живыми с поля боя, и скажет им "спасибо" за долгую счастливую жизнь, которую они подарили ей и ее семье.

Екатерина КЛЕВКОВА, внучка Анны Васильевны ГОРИЕНКО