Именно такой взгляд у Елены Николаевны Скляровой. Добрые глаза, обрамленные россыпью мелких морщинок. Приятный голос. И можно ли так сказать про него, но и голос добрый тоже.
История ее жизни, судьба ее рода, ее родителей удивительная. Промысел Божий и его помощь красной нитью проходит через ее жизнь. Елена рассказа мне много удивительных историй, когда вера спасала ее, ее мать и отца, а затем и детей…
- Мама моя была участницей войны, прибавила себе год, и девчонкой ушла на фронт. Возвращались из госпиталя. Она, еще одна девушка и мужчина, уже в годах. Путь держали через выжженные деревни и села, где не было ни души, а только остовы печей, раскуроченные, сгоревшие дотла дома. И в одной такой деревушке вылазит из подполья старушонка. Никого в живых не осталось. Всех, кого не убили, угнали в плен. А бабка спаслась: "Детки, дайте, милые, поесть чего, погибаю я от голода…" Мама и мужчина охотно поделились с умирающей женщиной. А девушка не стала, мол, идти еще далеко, самой пригодится. Старуха спустилась в свое убежище и вынесла оттуда два оловянных крестика. Подает их маме и тому старому солдату. А девушка, что не захотела делиться, спрашивает: "А мне?" "А тебе крест не понадобится", - сказала старуха и ушла. Путники отправились дальше. Прошли совсем немного, как в небе загудел немецкий самолет-разведчик. Все понял сразу мужчина, успел девчонок обеих на землю кинуть и собой закрыл: "Вы молодые, а я уж отжил свое". И частой очередью прошелся пулемет по людям, лежащим на земле. Ни мужчина, который был сверху, ни мама, которую он накрыл собой, не пострадали. А вот девушка, что лежала ниже всех и была защищена двумя телами, была убита выстрелом в голову.
Всю войну, из гимнастерки в гимнастерку подшивала она потом тот крестик. С него-то и началась ее вера, которую потом она передала нам, своим дочкам, а мы уже ее внукам. Я, впрочем, тоже появилась на свет, как считала мама, благодаря промыслу Божьему. Война уже прошла, возраст "поджимал". Тридцать шесть лет, а детей нет… Муж бы уж и к другой уйти… И посоветовала женщина одна: "А ты пойди к колодцу раньше, набери водички оттуда самая первая, и три раза крестик нательный окуни в ведерко, проси у Бога: "Во имя Отца и Сына и Святого Духа освящается эта вода. Помоги мне, Господи, родить доченьку. А затем пей эту водичку и из нее еду готовь". Домой уже пришла, мама-то, и думает, а что же это, дочку просила? Мужу-то, наверное, сына надо. И на следующее утро пошла опять к тому колодцу. Но получилось так, что к Богу обращалась, и вновь с языка просьба о доченьке слетела. И Господь послал им девочку. А затем еще девочку. Разница у нас с сестрой всего девять месяцев.
Папа был коммунист. Долго к вере не приходил. Тайком нам мама подшивала к одеженкам молитвы, крестики. Пришел он к Богу уже на восьмом десятке лет. На его юбилей мы с сестрой купили ему крест и ставили письмо. Маме наказали отдать, только когда уедем. И вот она рассказывала потом, что он читал и рыдал, как будто, наконец, понял что-то. Крест надел и больше никогда не снимал, ни в бане, ни в душе. Мы потихоньку стали его наставлять, давали читать духовную литературу. Он и сам начал вспоминать чудесные истории промысла Божия во время войны. Не стало папы этой осенью, не дожил до девяностопятилетия два месяца, мама умерла в девяносто два, через полтора года после него. За несколько лет до смерти я взяла родителей к себе. И наблюдала, с какой заботой друг о друге они жили свои последние годы. А в какой вере! Мама умирала от рака. Начнутся боли, папа слышит, что она застонала и тут же начинает молитву шептать: "Господи помоги, пресвятая Богородица, помоги Алевтинушке, спаси ее". Потом спросит: "Ну что, Аль, полегче?" "Да, полегче, отец, твоими молитвами…". Умерла за пятнадцать минут до Нового года. Всю ночь гремели салюты. А она все сокрушалась ранее, что войну прошла, а салюта победного не видела. Вот после смерти получила. Умерла когда, он часть себя потерял. Жил верой только. В то, что скоро они встретятся, что она ждет его там. Часто причащался и шептал: "Господи, помилуй меня грешного".
В жизни и самой Елены множество историй, когда Бог давал знак, направлял.
- Родила сына, будучи студенткой. Вскоре забеременела снова. Понимания большого не было, пошла на этот грех, убила дитя. Во время аборта пережила клиническую смерть. Видела свое тело, выходила из него, летела через тоннель. Шла по реке. На той стороне было много народу, увидела своих покойных бабушку и деда, и тут только поняла, что я умираю. "Господи, нет! Верни меня, ведь у меня сын!" Очнулась в палате реанимации. Рядом сидел врач, с тревогой смотрел на меня. Хороший доктор, сутки не отходил от меня. Обо всем побеседовать успели уже, когда он сказал: "А ты знаешь, у тебя ведь была дочь…" И вот эти его слова уничтожили меня. Я поняла, что я убила дочку. Свою доченьку.
Потом девочку я родила все же. Но ощущение мерзости греха, детоубийства не покидало меня. Как так, эта дочь рядом, а ту я убила? Молилась, просила прощения у Бога. Сама на себя наложила епитимью, наказание. За десять дней сделать тысячу земных поклонов, да не дома, а чтобы все видели. Исполняла обет в монастыре.
Годы шли, я внезапно заболела. Температура, резко упали лейкоциты. Врачи на предварительном обследовании по симптоматике предполагали онкологию. Пошли с дочкой, а ей тогда было девять лет, в церковь. Стою у иконы Казанской Божьей Матери и рыдаю. И на весь храм вдруг услышала душераздирающий плач ребенка. Что это, думаю, ребенка-то не могут успокоить, так плачет? Оглядываюсь – нет, нет никого, люди спокойно стоят, плач слышу только я.
Потом уже врач поставила мне восемь недель беременности. Вот тебе и онкология. Растерянность была. Это девяностые годы, мы выживали. Кормить старших было особо нечем. Муж против прибавления в семействе. И в смятении, в этих мыслях, вспомнила я свой недавний визит в церковь и то, как слышала крик ребенка. И меня осенило. Ведь это мой ребенок так дико плакал, с такой болью! Он испугался моих мыслей, малыш мой, заранее боялся, что я буду думать об аборте. В тот же день я пошла к гинекологу: "Ставьте меня на учет!". Ни пеленок, ни коляски, все раздала после старших. Чем кормить буду – не знаю. Но то, что не предам, не лишу жизни больше свое дитя – знала четко.
Беременность протекала тяжело. Постоянно была угроза прерывания. И вот снится мне сон. Какой-то деревенский дом. Маленькие окна, низкие потолки. На окнах домотканые шторки, с хитрым узором, помню, во сне еще подивилась, что за мастерица их шила. И длинные-длинные сени. Я сижу за столом и слышу стук в дверь. Открываю, а там свет, очень яркий, даже зажмурилась. Из этого света мне в руки подают младенца. Я прижала его к груди, понесла в комнату, положила в кроватку. Смотрим мы с ним друг на друга, и понимаю, что это мой сын. Он очень похож на старших. А взгляд, смотрит в самую душу. И мысль в голове – дитя зовут Василием. Стук возобновился. Появилась тревога, будто ребенка пришли отнять, забрать. Кричу не своим голосом и просыпаюсь.
Прошло много лет. Мы купили на Ветлужской дом. И я узнала его, тот самый дом из сновидения. Те же окна, комната, сени. А в старой бане, среди прочих вещей, нашла скрученные рулончиком те самые, искусно выполненные занавески. Сына назвали Василием. Потому что родился он за несколько дней до дня святого Василия Парийского, и именно это имя подходило ему по святцам.
Елена могла бы говорить очень долго. Рассказов, когда промысел Божий помогал, спасал, когда Ангел-хранитель защищал от бед, в ее семье предостаточно. Когда я уходила, она сказала, что Бог стучится в сердце каждого из нас. И не надо ждать, когда стук это превратиться в грохот и Ему придется приводить нас к вере болезнями и скорбями. Надо открыть свою душу и сердце, просить о помощи и беспрестанно благодарить. За прожитый день. За прожитую ночь. За то, что все получилось или где-то "отвело". "Без Бога не до порога," - сказала Елена прощаясь.