Бурьяном выше человеческого роста, молодым ивняком и березками заросло то место, где когда-то стояла, жила своеобразной полноценной жизнью Инелейская начальная школа. Давно ушла в мир иной дорогая моему сердцу Мария Дмитриевна. Разбрелись по всему свету её бывшие ученики… Помнят ли они эту маленькую, незаметную скромную женщину, так много давшую им?
А мне вспомнилось моё общение и дружба с ней в то время, когда я сама уже была преподавательницей русского языка и литературы в Барахманской средней школе. Сюда я попала после окончания ВУЗа по распределению. Сюда же перевели учителем математики в 5-х классах и Марию Дмитриевну. Инелейская начальная школа была уже закрыта.
Я очень удивилась, когда Мария Дмитриевна смущенно подошла ко мне и робко попросила помочь ей в составлении поурочных планов и разрешения посещать мои уроки.
Надо сказать, максимализма и самоуверенности во мне в то время было хоть отбавляй. Но чтобы такой педагог, как Мария Дмитриевна, просил у меня методической помощи?! Нет. Это уж слишком!
Мария Дмитриевна скромно объяснила мне, что ей не приходилось работать в таких условиях, ей трудно строить урок по всем правилам педагогики. Я её поняла. Да здесь не запоешь. А завуч с директором строги. Очень часто бывают на уроках.
И мы много вечеров просидели у меня на школьной квартире, вместе составляя и мои, и её поурочные планы. Мы посещали уроки друг друга, разбирали их, анализировали. И, пожалуй, вновь Мария Дмитриевна и здесь со своим врождённым педагогически чутьем смогла дать мне очень многое.
Кланяюсь месту, где когда-то была школа. Иду к пруду. Он здесь же, рядом, в шаговой доступности. Сколько радости, удовольствия испытали я и мои сверстники, купаясь в этом водоёме! Дно песчаное, вода чистейшая. Виден каждый камешек, каждая былинка на дне. Здесь мы когда-то так беззаботно плескались, учились плавать, ныряли, или, как здесь произносили "мыряли" с головой в прохладную воду. Здесь, в вершинке этого пруда, ловили руками или бабушкиным решетом золотистых карасиков и юрких скользких огольцов. Какой же вкусной казалась уха, сваренная на костре на берегу речки Инелей моей бабушкой!
А сейчас пруд не узнать. Берега стали ниже, пруд затянулся ряской, зарос осокой и рогозом. По ряске видны извилистые бороздки следов. Это плавали ужи, живущие в зарослях в изобилии. Раньше их не видно было в пруду. А теперь кто их потревожит?
Солнце перевалило за полдень. Скоро возвратятся за мной мои спутники. Уже слышно, как они перекликаются в перелеске недалеко от бывшей лесной сторожки – кордона.
Спешу зайти на кладбище. Оно тоже здесь рядом, на опушке леса. Кланяюсь до земли праху тех, кто когда-то ходил по этой земле, растил хлеб и детей, любил, радовался жизни. Многих, очень многих я знала и любила.
Иду сквозь заросли по кладбищу. Многие крестики упали. Муравьи соорудили свои высокие жилища и хлопочут около них. Но есть и ухоженные могилки. Значит не забыты они своими родственниками.
В центре кладбища скромные памятники с именами деда Павла, прабабушки Надежды и дяди Анатолия. Кладу им букетик полевых ромашек и колокольчиков. "Вечный покой вам, мои роодные!". Вот здесь лежит дед Филипп, брат деда Павла, а здесь тетя Поля и дядя Ваня, родители моей подруги Насти. Иду, кланяясь всем. И словно слышу их голоса, их особый, окающий инелейский говор. А диалект в Инелейке особенный. Многие слова и выражения новичку покажутся непонятными. Так, например, кухня зовется здесь чуланом, передняя горница – та изба, идти за кем-то по следу, на расстоянии – идти назерком, класть что-то близко, рядом – воднулук. И таких выражений много.
Вспоминаю один случай из детства. Бабушка вырастила свою отменную рассаду для себя и для всех – "на всякую протарь". Высадила свою долю в грядки, раздала приятельницам – "товаркам". Завернула в большой лист лопуха пучок оставшейся капустной рассады и посылает меня к Полёке, тете Поле Старцевой.
Жила Полёка за речушкой Кисляткой, впадающей в Инелей. Дом её одиноко стоял на отшибе. Жила она со своей матерью бабой Марютей, очень старой, сухой, скрюченной женщиной, похожей на Бабу Ягу. Мы, дети, её побаивались, старались избегать встречи с ней. Мальчишки, бывало, дразнили её. Она грозила им клюкой и что-то кричала скрипучим голосом.
Дома Полёки не оказалось. Баба Марютя прошамкала впалым буззубым ртом: "Полёки нет. Ужо придёт, сама всё сделат! А рассаду покинь вдоль забора у готовой грядки!" Я поспешила выйти. Марюти я боялась. Но что за странная просьба? Покинуть рассаду вдоль забора! Бабушка ведь не для этого её растила! Но, вспомнив Марютю, я побоялась не исполнить её "приказ" - вдруг заколдует меня! Зашла в огород. Грдяки-то вот они… Но стоит ли "покинуть" рассаду? А Марютя?.. И я со всего размаха кидаю пучок рассады в крапиву.
Довольная я иду домой. По пути увлеклась ловлей бабочек, затем увидела ящерицу с неотросшим хвостом. Мальчишки любили наступать на хвост ящерицам. Те убегали, оставив хвост. А он прыгал и извивался, как живая ящерица. Вот эта тоже побывала в руках мальчишек. И теперь отращивает себе новый хвост.
Домой я пришла часа через три. У нас сидела Полёка. Они с бабушкой в один голос закричали: "Где рассада?!"
"Я её у забора покинула, как велела баба Марютя", - растерянно пробормотала я. Когда мы втроем, бабушка, Полёка и я, пришли на место и я указала, куда я "покинула" рассаду, они ахнули, а потом рассмеялись. И было отчего. На кустах крапивы жалкими вялыми тряпочками повисла высохшая на солнце рассада!
Оказывается слово "покинь" на местном диалекте означает "положи". Я должна была положить рассаду в тенечек под забором в прикрытие из лопухов и крапивы.
Да… Как давно… Как недавно все это было! И ничего, кроме воспоминаний не осталось. Разбрелись по свету потомки жителей Инелейки. Каково им, без корней, без малой Родины?
Голоса ближе. Возвращаются мои спутники, довольные, с полными ведерками земляники, с огромными букетами полевых цветов. Им весело. Они смеются. Они не отсюда родом. Им трудно понять мою грусть.
Беру горсточку инелейской земли, бережно завязываю её в платочек. Выкапываю несколько кустиков мяты – посажу её возле своего дома как напоминание о тебе, Инелейка – деревня, которой нет и, пожалуй, больше не будет.