И пусть вас, уважаемые читатели, не удивляет, что в нашем рассказе практически нет фамилий, хотя история эта произошла на самом деле. Просто в те времена у крестьян фамилий не было, а величали друг-друга и в документах вот так, по имени-отчеству.
Итак, 1790 год. В суде для государственных крестьян и однодворцев, решавшем мелкие уголовные и гражданские дела, житель деревни Подлесная Тавла Давид Фадеевич диктует писарю прошение:
– В октябре 1789 года, взяли мы замуж за нашего сына Павла Давидовича из д. Мокшалей [сегодня это село Чамзинского района] дочь Карпа Княськина Аграфену. Замуж она пошла добровольно и без всякого принуждения. Во время таинства венчания в с. Соколовке [сегодня это Никольский район Пензенской области] ее желание выйти замуж слышали священник о. Гавриил и свидетели - поезжане из Подлесной Тавлы Максим Федорович, Антон Корнилович и Устим Борисович. Спустя три дня отец невесты и я встретились у напольно-тавлинского жителя Федора Агеевича, где мирно договорились о выкупе за его дочь – двадцать пять рублей деньгами. Часть этой суммы, равнявшуюся двенадцати рублям, была отдана при свидетелях: диаконе Рождественской церкви г. Саранска Василии Васильевиче Кононове и сотнике Напольной Тавлы Степане Яковлевиче. Остальную часть выкупа договорились передать позже.
Так началась эта почти детективная история...
После двухнедельного пребывания молодой снохи в доме Давида Фадеева приехал двоюродный брат Аграфены с просьбой отпустить ее на недолгое время к отцу, что и было выполнено. Время шло, но девушка в свою новую семью все не возвращалась. Давид Фадеев вынужден был поехать за ней, взяв с собой остальную часть выкупа, равнявшуюся тринадцати рублям. На гостинцы сватьям он не поскупился: с собой прихватил ведро вина, стоимостью в 3 руб., два бочонка пива мерою тридцать ведер и ценою в 4 руб., пять пирогов за 50 коп. В Мокшалей Давида Фадеева сопровождали тавлинские жители – Алексей Борисович и Василий Васильевич.
– Когда же мы приехали к дому Княськиных, – продолжает Давид Фадеевич диктовать писарю, – то Карп Княськин с женой, взрослыми детьми и племянником, который приезжал за снохой, не пустили нас во двор. Привезенные вино и пиво разлили, а нас избили до полусмерти. Во время драки отняли тринадцать рублей долга. Кто выхватил деньги – сказать не могу, так как от побоев потерял сознание. Сопровождавшие мужики доставили меня полуживого обратно домой. О нанесенных побоях доложили нашей деревни выборному Родиону Родионовичу.
Через некоторое время старший брат Карпа Княськина через двух подлесно-тавлинцев прислал Давиду Фадеевичу весточку о том, чтобы он приехал за своей снохой и привез с собой "ведро вина и достаточное количество пива и пирогов". Денег сватья уже не требовали.
В первых числах января 1790 г. Давид Фадеевич в синяках и с больными боками поехал в Мокшалей снова. Чтобы не являться с пустыми руками, с собой он взял полведра вина, бочку пива мерою в двадцать ведер да пироги. На этот раз его не избили, а приняли радушно – не пропадать же привезенным гостинцам. Сидя за уставленным разными яствами столом, за хмельным весельем, Давид Фадеевич уже думал, что наконец-то к его сыну вернется долго отсутствовавшая жена, и семья вновь заживет счастливо…
Но вышло не так. Выпив все вино и пиво, съев все пироги, семейство Княськиных дочь свою к законному мужу не отпустило. Как ни уговаривал Давид Фадеевич своих сватьев, как ни требовал, как ни угрожал законным судом, сноху он и на этот раз не вернул. А когда уезжал со двора, ему объявили, чтоб "еще привез ведро вина да пива двадцать ведер, а также пирогов".
– Что я и сделал, – рассказывает Давид Фадеевич. – Купил ведро вина за 3 рубля, двадцать ведер пива на 3 рубля и пирогов на 50 копеек. Приехал я к Княськину 30 января. Выпив и съев все привезенное, сваты мне и тут снохи не отдали. Выгоняя со двора, вслед крикнули, что Аграфену они не отдадут и, дескать, иди, жалуйся, где хочешь.
Тут Давид Фадеевич поник головой. Справившись с тяжелым чувством досады и обиды, он тихо продолжил диктовать свою жалобу:
– На днях я только от побоев выздоровел. Нигде боле на них управы не искал и просьб не просил… Убыток они мне причинили, аж на 44 рубля, а сноху законную не отдали.
Согласно поданному прошению было заведено уголовное дело. Как происходит в подобных случаях, начался сыск фигурантов и свидетелей этого события. Были допрошены все, и в первую очередь - Карп Княськин, рассказавший следователю свою версию произошедшего:
– В октябре 1789 г. я и моя жена Аксинья узнали от напольно-тавлинского крестьянина Федора Агеевича о том, что наша дочь Аграфена, гостившая у него, на глазах его сестры Пелагеи Агеевны была украдена Давидом Фадеевичем. Шесть человек посадили ее в телегу, запряженную парой лошадей, и увезли в неведомом направлении. Приехав к нему, я начал спрашивать, о моей дочери. Он ответил, что Аграфена "самопроизвольно вышла замуж за Павла Давыдовича и венчана в селе Соколовке священником". Тут я стал ее спрашивать, как она могла выйти замуж без нашего ведома. На что моя Аграфена ответила, что была насильно увезена шестью крестьянами во главе с Давидом Фадеевичем под венец. Но таинство не состоялось. После этого я стал просить отпустить ее домой. Давид Фадеевич этого не сделал, сказав, что побывает она дома потом. А чтобы я не обратился с жалобой на кражу дочери, обещал дать мне 25 рублей из коих 12 рублей я получил сразу, а остальные 13 рублей он обещал отдать после. Через некоторое время мой племянник Матвей Сидорович привез домой Аграфену, а вскоре к нам приехал Давид Фадеевич с просьбой отдать замуж за его сына нашу дочь. Мы ему отказали. Ничего более, что наговорил он в Саранской нижней расправе: избиение его, отнятие денег, разбивания посуды с хмельными напитками, застолий - не было. Это могут подтвердить жители д. Мокшалей.
Так Давид Фадеевич из обвинителя сделался, практически, обвиняемым. Показания Карпа Княськина подтвердила и его жена Аксинья:
– В октябре прошлого года наша доченька Аграфенушка гостила у Федора Агеевича. С его сестрой Полинушкой она в воскресный день пошла в Подлесную Тавлу к какому-то крестьянину, у которого гостила нашей деревни девица. Как звать ее не знаю, только по батюшке Сидоровна. Пошли они к ней для того, чтобы договориться вместе уехать домой, в Мокшалей. Когда ж они, голубоньки, шли обратно полем – подъехали к ним на запряженных тройкой телегах шесть человек, – последние слова Аксинья выделила интонацией особо и для пущей убедительности показала следователю количество людей укравших её дочь на пальцах. – Как их зовут, я уж не ведаю, но схватили нашу Аграфенушку силой, посадили и, как волки, в лес повезли. А ночь, ночью-то срамно и сказать. – тут у Аксиньи потекли слезы, она начала рыдать, – один из этих вот и обесчестил ее. А утром поехали они в Соколовку к священнику. Упрашивали его обвенчать за того, обесчестившего. Батюшку Бог-то надоумил спросить, – повышая голос сказала она и демонстративно указала пальцем в потолок, – волей ли она под венец идет? Она, родимая, все-то ему и сказала, как на духу. Потому-то священник и не повенчал их. В Подлесной Тавле Аграфенушка неделю целую была. Как только отец узнал об этом, сразу приехал! Но только неведомо нам, отчего дочь нашу не освободили…
В конце своих показаний Аксинья Княськина добавила:
– Выйти замуж за сына Давида Фадеевича у Аграфенушки желания не было, да и теперь нет. А то, что она обвенчана в Соколовке, то он лгал!
Для того чтобы прояснить один из главных вопросов этого дела: состоялось ли таинство венчания над Павлом Давидовичем и Аграфеной Княськиной или нет, в Саранское духовное правление был вызван настоятель церкви Николая Чудотворца с. Соколовка Гавриил Анисимов.
Перед тем, как сесть перед следователем, священник перекрестился перед висевшим в углу комнаты образом и приложился к лежащему на аналое Евангелию и кресту. Во время разговора, состоявшегося в присутствии служащего Духовного правления, о. Гавриил следователю сказал, что крестьяне д. Подлесная Тавла действительно у него были. Все положенное церковным уставом к чинопоследованию венчания он совершил, и никаких сопротивлений со стороны невесты не было:
– На мой вопрос "Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою этого Павла, которого видишь перед собою?", она ответила утвердительно. Да Вы и сами можете в этом убедиться, – подвинув следователю метрическую книгу, открытую заранее служащим Духовного правления в части "О бракосочетавшихся", о. Гавриил указал пальцем на те строчки, где гусиным пером были выведены угловатые буквы, подтверждавшие его показания о заключенном браке. – Как видите, в свидетелях при совершении таинства недостатка не было. Вы можете опросить, так называемых, поезжан из деревни Подлесная Тавла – крестьян Петра Захаровича, Петра Васильевича, Григория Сергеевича, Василия Захаровича, Устима Борисовича, заявлявшего мне, что его зовут Учаем, а не Устимом; деревни Сабаева Самсона Кондратьевича, их сваху Екатерину Савельевну. На венчании свидетелем был также и крепостной графини Екатерины Ивановны Головкиной Федор Степанович.
Теперь дело вновь обернулось другой стороной. Для полной ясности картины состоявшегося преступления, а также дополнения заведенного дела иными показаниями следователь приступил к опросу свидетелей. Так как с. Сабаево было далековато, он решил начать с Подлесной Тавлы. На вопрос следователя: "Что можете сказать про женитьбу Павла Давидовича на Аграфене Княськиной? На венчании их в Соколовке были?", тот самый Устим Борисович отвечал:
– Дык, чаво могу сказать…? Был, конечно-же, со своим сыном Андреем был, еще с нашей же деревни Максим Федорович был. Антон Корнилович опять же был. В Соколовке энта девка никаких слов, что, дескать, не выйдет замуж – не говорила! Сама… это… как его… венчалась – во! Добровольно!
Не считая нужным более терзать свои нервы, служитель закона больше его не стал спрашивать. В допросном листе лишь от себя добавил: "В Великий пост на исповеди и у святого причастия у приходского села Тавлы священника был, при допросе явился неподозрителен".
Показания свидетелей были практически одинаковыми.
Чем закончилась эта правдивая история? Нам доподлинно неизвестно. В предварительном решении 1790 года волевым решением судьи было приказано Аграфену Карповну без всякого приданого вернуть в дом мужа – в Подлесную Тавлу. С Карпа Княськина были взысканы в пользу Давида Фадеевича все 44 рубля: выкуп в 25 рублей, за пиво, вино и пироги