Поводом для интервью послужила моя переписка с Леонидом Моисеевичем в "Одноклассниках". Он спрашивал, как можно передать из Москвы вышедшую недавно его новую книжку в библиотеку Кезской школы №1. Мы договорились о вручении авторского экземпляра, и Леонид Моисеевич, кроме того, откликнулся на мою просьбу ответить на несколько вопросов о его жизни, о том, как прошло его детство, чем оно ему запомнилось.
- Расскажите подробнее о том, как Вы оказались в Кезу, об эвакуации.
- Об эвакуации – а в начале Великой Отечественной я был совсем мал, - я знаю со слов родителей, и не только. После одного их моих интервью по радио мне позвонила женщина, которая вместе с нашей семьёй выбиралась из Киева, когда немцы начали бомбить город. Ехали вначале на лошадях. Потом сумели сесть в товарный поезд, попали под бомбёжку.
Чудом остались живы. И на одной из станций обнаружили грузовики, которые привезли боеприпасы и возвращались пустыми в сторону тыла. Они взяли нас. Было ещё немало в дороге разных событий. Но важно для нашего рассказа то, что мы оказались в Удмуртии.
Отец мой до войны работал в леспромхозе треста "Сахаролес" под Киевом. В Кезу тоже был леспромхоз этого треста. Отца назначили его директором.
В головной конторе, где мы жили, был барак, двухэтажный дом, большой двор, гараж, конюшня, небольшие огороды примерно по шесть соток у каждой семьи. А также свои корова, свиньи и куры. Иначе бы, наверно, в те годы выжить было трудно.
Я у мамы был поздний ребенок. Она была не очень здоровым человеком, страдала от астмы. К сожалению, умерла в том возрасте, который сейчас даже пенсионным ещё не является. Но это было уже когда мы вернулись в Киев, и я служил в армии.
А тогда мы жили как все в то время. Речка Лып была полноводной, по ней сплавляли лес. А мы рыбачили, купались возле плотины. Был ещё, помню, сразу за переездом пруд, по которому можно было поплавать на плоту, отталкиваясь длинным шестом. Грешен, иногда я катался, пропуская уроки. Но в целом учился хорошо. Круглым отличником не был. Круглой отличницей у нас была Фёкла Докучаева, дочь школьной уборщицы, безотцовщина. Мы все думали, что её ждёт большое будущее. Жаль, если этого не случилось.
- А со своими одноклассниками, школьными друзьями Вы, может быть, поддерживаете отношения? Сохранились какие-то связи?
- Три моих одноклассницы: Света Семёнова, Майя Кривокорытова и Тамара Наговицына закончили в Глазове пединститут и уехали в Новосибирск. Все, хоть и давно на пенсии, понемногу преподают. Одна из них даже приезжала ко мне в гости. И в газете "Аргументы и факты" была об этом заметка "Встреча через 60 лет". Майя часто названивает.
А поблагодарить за то, что они нашлись, обязательно хочу Надежду Александровну Сакову, известную в Кезу собирательницу сведений о разных поколениях посёлка. Она же меня заставила "освежить" мои детские воспоминания. И спасибо Фаине Алексеевне Николаевой и Юлии Анатольевне Кожевниковой за то, что все эти годы поддерживали со мной связь, были пропагандистами моего скромного творчества.
- Детские воспоминания, говорят, с годами все ярче. Что Вам еще запомнилось из детских лет, проведенных в Кезу?
- Помню имя первой учительницы – Алевтина Александровна. А вот учительницы литературы, при поддержке которой написал первые стихи, к сожалению, не запомнил. Она не преподавала у нас, а только вела кружок. Завучем в школе был, помню, "маленький учитель" Аркадий Николаевич Семакин, очень славный и добрый был человек. Моя сестра с ним училась в Свердловском университете.
В гараже леспромхоза были грузовики ГАЗ-5, которые ездили на газочурке (забрасывали в котлы с двух сторон деревянные кубики). Но были и американские "Студебеккеры", приходившие по ленд-лизу.
Там же находился и леспромхозовский склад. Помню, звали кладовщика Арон. У него стояла бочка патоки. Леспромхоз же древесину для сахарных заводов заготавливал, а те от щедрот что могли, присылали. Нам, пацанам, он эту патоку понемногу давал. На кусок хлеба ложку намажешь – вкуснота! Что ещё из кулинарных подробностей тех лет помнится – голубей на крыше гаража отлавливали и варили их. Время было не очень сытое.
Грибы росли прямо в лесу напротив нашего двора. А когда приходило время ягод – какая земляника росла в лесу! Ну, и черёмухой объедались до черноты зубов.
А еще случались кондитерские (так их тогда называли) посылки из США. В них были консервы, шоколад и жевательная резинка. Консервами мы играли, катали их по полу друг другу, открывать боялись.
Во дворе леспромхоза жили самые разные люди. Помню главного бухгалтера Ложкина. Потом с его дочкой переписывались. Его сын Женя поступил при нас в лётное училище.
Помню Верещагина, бывшего священника. У него была потрясающая дома библиотека: подшивки ещё дореволюционной "Нивы", все классики. И он разрешал брать почитать всё, что хотели. Представьте, это ведь было время, когда ещё читали книги.
С кем ещё жил и дружил во дворе? С Новиковыми. Юрка был моим ровесником, его брат Толик на год младше. Запомнилась их мама, казачка Клава, очень видная из себя женщина. Муж её погиб на фронте. А мама у Клавы была очень живописная старушка. Белая как лунь, мягкая, интеллигентная. Я помню - она сундучок нам показывала, а на внутренней стороне крышки были наклеены открытки с видами Иерусалима. Когда в Иерусалиме бываю, всегда вспоминаю об этом.
Жила семья староверов Ичетовкиных - Лукерья и Егор. Их сыновья мои ровесники Мишка и Тюнька были приятелями в играх. Сестра их Фёкла, девушка крупная, была старше на несколько лет и нам не подружка.
Был инвалид Степан, вернувшийся без ноги. Часто сиживал с пацанами.
Помню, один раз отец взял меня в свою деловую поездку в Глазов. Впервые увидел каменные дома, асфальт на улицах. И ещё продавцов газированной воды. Мне отец взял с сиропом. Потом уже не помню такого блаженства от всяких кока-кол и прочего, как тогда от того стакана газировки.