В телеигре "Что? Где? Когда?" был задан вопрос: "Перед смертью отец сказал сыновьям: "Дети, никогда не здоровайтесь с людьми первыми, но всегда будьте вежливы". Вопрос: что имел ввиду отец? Знатоки дали неправильный ответ.
Когда маленькому Васе было 5 лет, дедушка попросил внука во время похорон сесть на его гроб и так доехать до кладбища. То ли испугался, то ли никто не посадил, но Вася, забравшись на забор огорода, смотрел, как гроб его любимого дедушки на лошади везут на норьинское кладбище. И почему-то не плакал. Но когда умерла корова – ревел. Видимо, почуяло детское сердце, что тяжело будет без кормилицы. Время было трудное, голодное. С 6 лет начал пасти колхозных овец. Без коровы - ни молока, ни любимого аръяна, поэтому приходилось с пустым животом и босиком носиться по капустинским лугам вдоль Постолки, особенно за вечно разбредающимися козами.
Как-то Васёк со своим ровесником, сыном председателя, приглядывал за стадом. Полдень, животные в тени, напарник, поев, уснул. А Васе голод не даёт спать. К тому же из чужой сумки соблазнительно виднеется хлеб. Не смог перебороть чувство голода – съел его, а сумку отбросил под ноги коз. Голь на выдумки хитра – смышлёным рос мальчик. Когда окончил 4 класса, мать попросила оставить ученье. С завистью смотрел маленький пастух на ровесников, идущих в школу. И за плуг взялся рано. Маленький ростом, худой телом тогда в первый раз надорвался, не справился с тяжёлым орудием – сорвал живот. Надсаживал же свой детский пупок ещё не один раз.
- Может, из-за этого и не было ни здоровья, ни тела. И в армию признали годным лишь со второй попытки, пригодился только для стройбата. Да, ещё и курить начал очень рано, - достаёт из кармана сигарету Василий Лукьянович. – Контроля не было. Отец на фронте, мать с утра до вечера в колхозе.
Лука написал с фронта, что "посадили его в железный гроб". Кто-то объяснил мальчику, что речь о танке. А скоро письма от отца перестали приходить, пришло извещение – "пропал без вести".
Навыки, полученные в стройбате, пригодились – после армии он построил первый в Капустино кирпичный дом. Вообще, Лукьяныч или Лука Вася, как его называли односельчане, был специалистом и по дереву, и по железу, и по кирпичу. До всего доходил своим умом, на всё у него был свой взгляд, по любому вопросу – своё мнение. "Нет, не прав ты, депутат", - заключал 4-классным образованием Лукьяныч после бурных дебатов в Верховном Совете начала 90-х. Частенько не соглашался он и с телевыступающими.
… - Удмуртский язык нужен до автобусной остановки, а она у меня за огородом. Кто хорошо знает русский, легче в жизни. Понял это, когда служил в армии. И удмуртский тоже нужен, он же твой, родной. А то как получается? Упал мальчик весной в грязь, его дружок советует: "снеген сузя" (снегом чисти). Ни по-русски, ни по-удмуртски. А учёные ещё и новые слова придумывают. Слово "самолёт" перевели "аслобет". Тьфу!... Почему на сердечных, добрых людей смотрят как на слабых, которых можно использовать, обмануть. А?
Много мудрых замечаний у него. Односельчане о нём говаривали: "Лука Вася немногословен, но если скажет, лучше некуда". И дети в родителей. К старшей дочери обращается муж:
- Не кажется ли тебе, Васильевна, что моя кофта не очень чистая?
- Не беда, главное, чтобы внутри было чисто. Кофта – не совесть, можно постирать, а вот её и себя как?
Вообще, Лаврентьевы – правильная и чистая семья. Не услышишь от них ни осуждения других, столь любимое многими из нас, ни злословия, ни сплетен, ни злорадства. Напротив, отличает их стремление жить по-христиански, помочь близкому – целую тракторную тележку досок как-то привёз Лукьяныч на своём "Т-40" погорельцу.
… Взял он в жёны Юлю с соседней улицы. Держу её юношеское фото. Красавица, чистые, не по-детски умные глаза. Пошли дети Нина, Виталий, Иван, Лена. Глава семьи – механизатор, жена – бухгалтер. За детьми присматривала бабушка Мария Семёновна. Плачущих детей она успокаивала по старинному: "зуч лыктоз, зуч нуоз (русский придёт, русский уведёт).
- Не укладывается в голове, как 90-летняя неграмотная женщина, не умеющая расписываться в ведомости на получение пенсии, читающая с трудом по слогам, научила читать 5-летнего правнука. Я не знаю человека светлее, чем моя бабушка. Всем образом жизни она для меня почти как святая, - говорит её внучка.
Работа в колхозе, немалое личное хозяйство – забот невпроворот. Успевал Лукьяныч и печи класть – и у себя, и в окрестных деревнях. Брал недорого, делал добротно, чтоб годы служила печь – спрос был. И портничать умел. Ставил заплатки, шил рукавицы, пододеяльники, даже рубашки и брюки. И пимокатом отменным был: валенки из под его рук рожались мягкие, тёплые. Больше дарил, но немного и продавал на рынке в райцентре. Занимался и плетением ковриков из остатков линолеума. Широка душа – многим раздал.
Лошадь не держал, но конное снаряжение имел. Дуги гнул сам, хомут, уздечку, подпругу, седелку и другие части сбруи после ремонта держал в добротном состоянии. Во дворе телега на лето, сани на зиму – собственное творение. Запрягай да выезжай со двора. Бывало, за его снаряжением приходили с конного двора колхоза. И каждый раз удивлялись:
- Ну зачем это тебе, у тебя же трактор есть?!
Родные не помнят, чтобы он без дела сидел. После обеда лишь немного смотрел телевизор – этакий послеобеденный отдых у него был. Побывала дочь с мужем у родителей. В следующие выходные вновь приехали. Смотрит зять, стоит во дворе новый сруб 3 на 3.
- Когда успел? Что не позвал? Я ж в отпуске.
- Так я между делом, пчёл сторожу, чтобы не улетели, потихоньку рублю. У самого, наверное, в Пурге тоже дела, - говорит он зятю, отрастившему нетрудовую мозоль - брюхо.
Как-то муж дочери, любитель жареной картошки, но не охотник копаться в огороде, вдоволь наевшись горячих табаней с зыретом, после обеда уснул. Почувствовал он, кто-то брызнул на руку чем-то тёплым, если не горячим, притом, не один раз. Видит, как кот, высоко задрав хвост, и, презрительно оглядываясь "тьфу на тебя", отходит от дивана, потеряв к гостю всякий интерес. А в это время Лукьяныч и Никифоровна в спешке собирают в мешки картошку – осеннее небо заволокло тучами. Вообще, за 28 лет совместной жизни с их дочерью зять ни разу не услышал от тестя и тёщи не то что резкого слова, но даже холодного взгляда не замечал, заслуживающий иногда, казалось бы, и крепкого мужицкого слова.
Но не трудом единым жив человек. Лукьяныч – постоянный участник праздника "Проводы зимы". В разукрашенной конной повозке, запряжённой тройкой лошадей, украшенными колокольчиками, разноцветными лентами, сидел лихой кучер – одетый в зипун, обутый в лапти. Лукьяныч по праздникам, как и полагается, "был слегка пьян и держал нос в табаке". Когда был в хорошем расположении духа, играл на мандолине.
- Как они нас любили. Баба посадит на колено, прижмёт, погладит, поцелует, а деда же глазами нас любил. Приедем, он почти бегом в амбар за мёдом. Светлые, чистые бабушка с дедушкой, - вспоминает внучка Алёна.
Каковы родители – таковы и дети. Виталий Васильевич два раза признавался лучшим механизатором района, деревенский сход выдвигал Ивана Васильевича в председатели сельского совета, но тот почему-то отказался. Елена Васильевна в Уве – хороший муж, хорошие дети, хороший дом – что ещё человеку надо. Три дома построил за свою жизнь Лукьяныч. Уставал, конечно. После тяжёлой работы не отказывался снимать усталость известным способом. Выпивал по праздникам, но хмельным не увлекался. Ходил в гости только к сёстрам Зое и Матрёне, живущим на той же улице. На Пасху, сидя в гостях у старшей, ведут они с мужем Матрёны И.П. Катковым, зоотехником колхоза имени Жданова, неторопливый разговор.
- Не вовремя ты родился, Лукьяныч. С твоей головой в большие люди б можно было выйти.
- Да нет, Петрович, круглый дурак я, да и некогда было учиться.
- Ты зря. Если дурак, не выбрали бы тебя заведующим фермой, ведь и со средним образованием уже были колхозники. Спустя годы тебя выбрали ещё и бригадиром строительной бригады. Везде у тебя получалось. И кузнецом, и оператором поливальной установки. Её ведь не каждому доверят. Кажется, ты и пожарным был. А помнишь, когда строили этот дом, солнце уже высоко – а мужики долго не могли управиться со стропилами. Ты пришёл и дело сдвинулось.
- Сам-то как, Петрович, как ноги?
- Сижу, с радио ругаюсь. Ишь, выдумали застойный период. Это что получается, мы с тобой застои?! Это мы, которые отдали колхозу, стране все силы, здоровье! И мы "застои"! Эфиоп твою… Мати, налей нам ещё по чарке.
Я тоже не отказываюсь, хочется подольше послушать уважаемых людей, и я им верю больше, чем со стены вещателю. В последнее время Лукьяныч сдал. Сидит он в своей кочегарке, греет воду для скотины, затягивается самосадом, и частенько не замечает, как пепел падает на его окладистую бороду. Лежат на коленях две кошки, на каждом плече ещё по кошке, пятая трётся о подшитые валенки. И животные чувствуют доброго хозяина. Как и пчёлы, рой которых сам прилетел к Лукьянычу.
- За год будто на два года постарел. Не почувствовал улучшения после больницы. Не особо смотрят за стариками – лишь при поступлении врач осмотрел. И зрение не то, слух тем более. Слышал про таких, как я, анекдот: "Лукерья, а Лукерья! Чаво тебе? Слыхала, Степан-то ведь умер. Опять что-ли? – не терял он чувство юмора и при болезни.
Перед Пасхой 2012 года Василия Лукьяновича не стало. В 77 лет (цифра-то какая) завершил он свой земной путь, полный каждодневного труда, начинавшего до рассвета и продолжавшегося до темноты, в то же время находивший и радость в заботах, при этом сохранив доброту, вежливость со всеми (здесь и лежит ответ на вопрос знатокам)…
- Ни разу мы не видели, чтобы они ругались при детях. Может, когда нас не было. Не знаю. Жалею, что нет у них совместных фотографий, не любили родители, особенно мама, фотографироваться, - говорит дочь Нина.
Хотя и была окружена Юлия Никифоровна вниманием и заботой, всё чаще подолгу смотрела она в какую-то невидимую для других точку… "Скучает", - замечали родные.
На полтора года она пережила мужа. Их могилы рядом. Ухожены, растут цветы, с началом лета сплошь покрываются цветочками земляники и клубники, чистыми и светлыми… С кладбищенской возвышенности видится чудесная картина – пруд, церковь и зеркальное отражение храма в нём. Упокой, Господь, их сам, введи их в рай, покой их там. Опустела без вас земля...