Мать
Мне до сих пор не дает покоя сцена, которая потрясла до глубины души. Ехала я к дочке в Москву. Поезд остановился на каком-то глухом полустанке, без названия даже… Так, один перрон да водокачка, а поодаль домишки, вероятно, большинство заброшенных. Узкая тропинка от перрона вела к ним.
Странно на первый взгляд, до Москвы рукой подать, а разруха, хуже некуда. У нас в Поволжье и то такие дома редко можно увидеть. Поезд остановился, и пассажиры ринулись из вагона на перрон, купить что-нибудь домашнее на ужин. На перроне толпились немолодые женщины, вероятно, это был приработок к их пенсии, продавали местные дары - бочковые соленые огурцы с помидорами, картофель в мундире.
Подбегаю к одиноко стоявшей бабушке, не торгуясь, даю ей 50 рублей и десятку медяками, быстро накладываю в пакет горячую, вкусно пахнущую картошку. Краем уха слышу: "Спасибо, родная, бери, милая, на здоровье…".
Вслед за мной подбегает паренек, дает бабке мелочь, торопится взять пухлобокую картошку. Деньги, с ее натруженной, темной от времени руки, падают нам под ноги, а она и не старается поднять их, стоит и плачет, глядя на нас, суматошных. "Берите, кушайте, милые, не побрезгуйте", - приговаривает. И плачет… Слезы катятся по морщинистой щеке, она, вытирая их кончиком платка, продолжает: "Всем хватит, у меня много. За так берите. На здоровье".
Кто же обидел эту бабушку, за что… Я зашла в вагон, впереди меня - женщина моих лет, прошла и села в купе, где ехала и я. Разговорились. Я спросила про эту старушку, почему она плачет и отдает картошку просто так, без денег…
"Макаровна это. Когда-то трудяга была в совхозе, ударница. Детей детдомовских пятерых одна подняла, выучила, в жизнь вывела. Разлетелись да и забыли про мать… Вот и ходит она на перрон в любую погоду, поезда встречает, может, кого из детей надеется встретить. А деньги, что ей деньги, одна она, как перст, тоскует по детям очень… Мать ведь", - поведала моя попутчица.
За окном мелькали березки, а у меня что-то защемило в груди, к горлу подкатил комок и нестерпимо захотелось быстрее прибыть в Москву и обнять дочку…
Герыч
Вообще имя его Герман, но еще будучи солдатом в Афгане, его стали так звать однополчане. Ему было 55, целый букет болячек, жена бросила, детей у него не было. Мотался по больницам да госпиталям, старался как-то жить, не поддаваясь хандре. Помогало общение с теми, кто лечился рядом.
За годы, что провел на больничных койках, перезнакомился и подружился со многими. Писатели, художник, даже один известный политик был с ним знаком, чем Герыч очень гордился. Сам он был наделен от природы добротой души и огромным чувством юмора, благодаря чему всегда был на виду.
Мужики-афганцы, каждый по-своему, старались помочь ему, кто-то морально, но чаще - материально. Боевое братство известно тем, что взаимовыручка прошедших ад ужаса Афганской войны сильна и по сей день!
Герыч очень хотел вылечить больную гепатитом (болячка войны) печень, ведь с каждым годом его здоровье от этого угасало. По знакомым нашел адрес Московского научного института, где экспериментально, с согласия пациента, делали операции на печени. Он послал свое согласие туда, ему пришел ответ, где было написано, что его поставили на очередь на декабрь. Он, как большой ребенок, радовался этому известию, показывая письмо на красивом бланке с гербовой печатью.
Нынешней весной Герыч в госпиталь не приехал. Афганцы, жившие с ним в одном поселке, рассказали, что его перед Новым годом вызвали в Москву на операцию. Собрав нужные документы, полный радужных надежд, он уехал.
Герыч умер во время операции, сердце ветерана не выдержало наркоз…