На дворе 2014 год, мой отец уже глубоко пожилой человек. За плечами жизнь такой закалки, что иногда думается, как мог он всё это вынести? Несмотря на старость, он остается всё таким же размеренным, вдумчивым. Даже дом, словно принял его характер, - здесь спокойно и тепло.
Здоровье подводит отца, уже меньше стал ходить, но старается еще делать какие-то дела по дому. Как и все пожилые люди, он любит следить за новостями по телевизору. Я его очень люблю, все чаще думаю о том, чтобы он оставался с нами дольше. Жаль, что не провожу с ним столько времени, как хотелось бы.
Отец прошел через войну, строил социализм, воспитал с мамой десять детей. Многое, к чему стремился, свершилось. Жил своим трудом и по совести.
Для нас он всегда является примером для подражания. С каким уважением, терпением и любовью он всегда относился к своей маме и родным сестрам. Он всегда о них заботился и помогал. Он настоящий семьянин, человек слова и дела.
Через всю жизнь он пронес боль потери репрессированного отца, которого вырвали из жизни семьи и оставили в неведение о его дальнейшей судьбе. Всю свою осознанную жизнь он надеялся, что отец вернется, найдется…
Все годы папа вспоминает дату его ареста, как проводили в доме обыск, вспоминает последние его слова: "…Ваську жалко", понимая, как нелегко приходится семьям репрессированных, как сразу на семью ставится клеймо "враг народа". Он был прав, мой отец, испытал это в жизни сполна.
20-30-е годы прошлого столетия - одна из самых страшных страниц в истории нашей страны. Это время массовых политических процессов и репрессий. Еще долгие годы историки не смогут восстановить все детали страшной картины этой эпохи. Их ценой стали миллионы жертв, причем, жертвами становились и талантливые, и просто трудолюбивые люди.
Руководство страны стремилось искоренить инакомыслие. В расстрельных списках были фамилии русских, евреев, украинцев, грузин и других больших и малых народов страны. Особенно тяжелыми были его последствия для деревни.
В 30-е годы сталинская репрессивная машина, словно гигантский каток, трижды прошлась по крестьянству. Под этот каток попала и наша семья, мой дед Волобоев Дмитрий Михайлович (на снимке). Папа рассказывал, как забирали его отца дважды по линии НКВД. После первого раза и трех лет заключения, вместо пяти, за добросовестный труд его отпустили.
Второй раз арестовали в 1937-м, и после этого родные больше не увидели его, а дальнейшая судьба оставалась неизвестной до недавнего времени.
Папа вспоминает, как знакомые из Пугачева, имевшие возможность получить информацию, сообщили, что Волобоев Д.М., вместе с односельчанами, был этапирован в неизвестном направлении. Примерно в то же время из Пугачева через знакомых была передана фотография, сделанная в тюрьме и подписанная рукой нашего деда.
Еще долгое время семья пыталась разузнать, где находится глава семейства, но все попытки были тщетны.
Своего отца папа вспоминает как трудолюбивого, спокойного и очень богомольного человека. В семье соблюдались посты, Дмитрий Михайлович пел в церковном хоре. В Бартеневке один из хуторов был полностью из родственников, он так и назывался "Волобоев хутор". На тот момент семья состояла из 32 человек.
У моего деда Дмитрия Михайловича и бабушки Ксении Прокофьевны (в девичестве Зиновьевой) было четырнадцать детей. Выжили всего трое: Марфа, Василий и Александра, двое трагически погибли, остальные умерли от дизентерии, голода.
Семилетний Петя, пролезая через окно, разрезал себе живот. Папа вспоминал, как тот, умирая, кричал от боли: "Теперь меня закопают в ямку", а из раны наружу вывалились кишки…
За полугодовалым Ваней присматривал на печке маленький Вася (мой папа). Малыш стал падать с печки, Вася ухватил его за рубашонку и держал, но сил надолго не хватило. Ребенок сорвался и угодил в чугунок с кипятком.
Взрослые работали с утра до позднего вечера, старшие помогали и должны были присматривать за младшими. Дед своими руками смастерил маленькую тележку для детей, в ней катали малышей.
Мне всегда хотелось собрать как можно больше сведений об истории своей семьи. Чем старше становилась, тем сильнее было желание найти своего деда. Особенно я понимала, что это очень важно для моего папы. И я была готова сделать всё возможное, чтобы исполнить это заветное желание.
В течение нескольких лет обращения в архивы и попытки поиска по Интернету не давали результатов - почему-то Саратовская область и еще пять областей не раскрывали списки репрессированных. Два года назад я опять повторила попытку поиска, и сколько было эмоций, не передать словами, когда я нашла в списках сталинских репрессий архивные дела на Волобоева Дмитрия Михайловича, 1886 года рождения.
Я сразу же поехала в Саратовский архив, но, как оказалось, не все так быстро и просто, как хотелось бы. Меня направили в Управление ФСБ. Пришлось возвращаться домой за документами, доказывающими свои родственные отношения, писать заявление на разрешение ознакомиться с архивными документами, затем ждать вызова долгих три недели.
В назначенный день, получив ряд инструкций от сотрудников УФСБ по работе с документами, я держала в руках личные дела моего деда.
В этот момент я понимала, что там все, о чем хотел знать мой отец, его чаянья и надежды, ответы на все вопросы, мучавшие его и всю семью на протяжении многих десятилетий.
Страница за страницей открывали тайну судьбы моего деда, и с каждой из них я чувствовала невыносимую абсурдность произошедшего.
Впервые дед был арестован 05.02.1930 г. Осужден 28.02.1930 г. тройкой ПП ОГПУ по НВК за антисоветскую агитацию к 5 годам лишения свободы.
Вместе с ним тогда были арестованы Зиновьев Григорий Прокофьевич, Зиновьев Иван Трофимович, Евдокимов Прокофий Егорович, Жиров Яков Андрианович, Курсов Иван Ильич, Громов Павел Андреевич, Медведев Егор Максимович, Кобелев Андрей Антонович - все осуждены по ст.58 п.10 УК РСФСР.
Всем односельчанам постановили: "…заключить в концлагерь. Семью выслать из пределов НВК. Имущество конфисковать". В предъявленном обвинении запись "…собирались на нелегальных собраниях, на которых обсуждались антисоветские вопросы и формы срыва мероприятий сов. власти".
У каждого из них были семьи, дети, родные и близкие люди, все они в полной мере испытали на себе все тяготы лишения.
Папа вспоминает, что когда пришли "раскулачивать" деда во время ареста, забрали библию, детскую книжку (папа до сих пор помнит стихи из нее). На стене висела похвальная грамота за хорошую учебу в рамке под стеклом на имя Волобоева Дмитрия Михайловича - её бросили на пол и растоптали. После того, как деда забрали, в его дом пришла местная комсомолка и искала у бабушки в волосах деньги.
За что тогда раскулачивали? Такому люди могли быть подвергнуты за что угодно - за неосторожно сказанное слово, за неподобающую шутку о власти, чьи-то подозрения.
Так, нашего односельчанина Агаркова Ф.И. раскулачили после шутки по поводу привезенного в село фильма: "Зачем нам ваше кино? Лучше б хлеба кило". Раскулаченное "имущество" его семьи состояло из одного соломенного матраса, двух ложек, да худых таза с ведром. Все это сложили в телегу. Исполнители приказа по дороге стучали теми самыми ложками по тазу и ведру и пели. Люди смотрели им в след, кто-то прятался…
Второй раз деда арестовали в 1937 году. В обвинении записано "…состоял членом эсеровской партии и участвовал в кулацком восстании в селе Бартеневка против советской власти. Работая в Бартеневской МТС, вместе с кулаком Брежневым М.И. разлагал дисциплину среди рабочих МТС, пытаясь сорвать уборочную кампанию. Имея тесную связь с кулаками - Золотухиным и Брежневым - систематически вел среди населения контрреволюционную агитацию о смене руководства советской власти и восстановления капитализма".
Допросы, доносы, протоколы обыска - за ними стояли простые люди, труженики, в силу разных причин, а большинство из-за страха перед властью, ставшие звеньями гигантской машины сталинских репрессий. Этими доносчиками были односельчане. Бессмысленно осуждать их. Остается только догадываться, что двигало ими.
Многое рассказали документы. Сапожник по профессии Волобоев Дмитрий Михайлович окончил церковно-приходскую школу с отличием и был награжден похвальной грамотой, до 1914 года занимался сельским хозяйством. С 1914 года по февраль 1917-го находился на Германском фронте, в 1919-м мобилизован в Красную армию, где находился около года.
Казалось бы, какую опасность мог представлять такой человек, тем более из деревенской глуши. Его пятеро дядей служили в Чапаевской дивизии, боролись за советскую власть.
Но протоколы говорили о другом, и врага народа выявляли на протяжение 7 лет. Вина состояла в том числе и в том, что он, якобы, богател год от года. При внимательном рассмотрении документов невозможно было не заметить их противоречивость.
В одной из выписок значится: "…кулак, лишен избирательных прав. До революции имел дом, 6 лошадей, 3 коровы, 20 овец, 20 десятин посева, применял постоянный наемный труд".
В характеристике от сельсовета, датированной октябрем 1937, говорилось, что "…до 1917 года Волобоев Д.М. имел дом, 10-12 лошадей, 6-7 коров и до 35 голов мелкого скота, а еще веялки, косилку, арендные земли, наемных рабочих.
В 1929-м, за не сдачу излишков хлеба государству, Волобоев Д.М. подвергался кратному обложению, в погашение чего отчуждено: 2 лошади, 1 корова, 12 овец, дом и телка. Семейный, семья из 4-х человек, беспартийных, ранее не судим".
Мой отец, когда увидел эти документы, был очень удивлен. На самом деле богатством семья никоим не обладала. Волобоевы жили дружно, а поэтому какие-то большие приобретения для ведения хозяйства делали в складчину. Эта зажиточность была просто надуманной.
На самом деле в хозяйстве семьи Волобоевых, по словам отца, имелись к 1928 году две лошади и жеребенок, корова и телка, веялка плуг и сеялка на три двора. К тому же в 30-е годы существовали уставы колхозов, в которых строго было указано, сколько скота и птицы могут иметь граждане, и всё это облагалось налогом.
По документам было понятно, что во время первого и второго арестов на всех допросах дед отрицал свою причастность ко всяким делам против советской власти, за которую он, по сути, воевал, не оговорил ни одного человека и вел себя достойно.
На заседание судебной тройки при Управлении НКВД по Саратовской области от 11 октября 1937 года постановили: "Волобоева Дмитрия Михайловича расстрелять". Приговор был приведен в исполнение в г. Пугачеве 17 октября 1937 года в 23 часа.
15 мая 1989 года материалы по уголовному делу в отношении Волобоева Д.М., были пересмотрены и начальником УКГБ по Саратовской области было подписано заключение, что оно подпадает под действие ст.1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года "О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов".
Эта статья отменяет внесудебные решения, вынесенные в период 30-40-х и начала 50-х годов действовавшими в то время "тройками" НКВД УНКВД, коллегиями ОГПУ и "особыми совещаниями" НКВД - МГБ - МВД СССР, не отмененные к моменту издания настоящего Указа Президиума Верховного Совета СССР. В ней сказано: "Считать всех граждан, которые были репрессированы решениями указанных органов, реабилитированными". Действие статьи не распространяется лишь на изменников Родины и карателей периода Великой Отечественной войны, нацистских преступников, участников националистических бандформирований и их пособников, работников, занимавшихся фальсификацией уголовных дел, а также лиц, совершивших умышленные убийства и другие уголовные преступления.
Для нашей семьи раскрытие этих документов очень важное событие. С некоторых документов сотрудники УФСБ разрешили сделать копии, которые теперь хранятся в нашей семье.
Вновь и вновь перелистывая архивные материалы, фото, на которых родные люди с натруженными руками, невозможно не думать о том, какая им досталась судьба. Несправедливость, клеймо "врага народа", которое было на моем деде, преследовали долгие годы моего отца. Теперь в этом деле поставлена точка.