Великая Отечественная война. Для старшего лейтенанта Манушина она началась с первых дней. Куда только ни заводили фронтовые дороги, где он только ни побывал. Оборонялся и отступал, избегал окружения, изнемогал от усталости. С такими же усталыми и измотанными длительными переходами и тяжелыми боями бойцами. Спал под открытым небом, укрывшись шинелью. Затем был в обороне и наступал, освобождая села и города, вернее то, что осталось от былого.

Многие события долго оставались в памяти, иные стирались через некоторое время. Но эту встречу, которая произошла далеко от войны, за сотни километров, он помнит до мельчайших подробностей.

Лето 43-го. Майор Манушин ехал на фронт с вновь сформированной частью, в основном из солдат, выписанных из госпиталей Сибири и Урала. Состав шел уже несколько суток, останавливаясь только для пополнения воды и топлива. В очередной раз остановился на небольшом полустанке, где уже стоял санитарный поезд, шедший в противоположную сторону. Из окон смотрели раненые бойцы.

Майор спрыгнул с теплушки, чтобы отдать необходимые распоряжения старшим вагонов, и немного пройтись и размять ноги. В санитарный поезд в открытые двери подавали емкости с водой, какие-то коробки, слышались короткие команды. Некоторый медперсонал также вышел из вагонов. Они стояли о чем-то оживленно переговаривались, отдыхали от стука колес, с наслаждением вдыхали свежий воздух, не разбавленный различными запахами лекарств. Послышались веселые шутки и смех.

Майор шел не спеша, размышляя над тем, сколько еще придется им слушать перестук колес на стыках рельс и в какое место приведут дороги войны. Стоящий персонал смотрел на идущего задумчивого майора, думающего о чем-то своем и одновременно смотревшего, как солдаты проворно пополняли запасы воды в вагонах. Он прошел почти три четверти состава, отдал распоряжение подошедшему офицеру и повернул обратно, дошел до теплушки, откуда спрыгнул.

- Тимофей! - ему послышалось, что его кто-то окликнул по имени, но он стоял, не оборачиваясь.

- Кто его здесь знает? Послышалось! – уже взялся за скобу двери, и приготовился в одно мгновение забросить свое тело в теплушку и исчезнуть в ней.

- Тимофей! Тимофей! - голос становился все настойчивее и громче, и показался ему знакомым, что слышал его где-то очень и очень в далеком прошлом, да и его уже, с начала войны, никто не звал по имени.

- Товарищ майор! Вас кличут! - как-то не по военному, уставному, заговорили солдаты, показывая на бегущую в развевающемся белом халате женщину, которую он видел у санитарного поезда, и прошел мимо, занятый своим.

Он обернулся и пока еще не мог узнать, кто это, как она уже повисла на шее, сбив с него фуражку и обнажив его седые волосы, покрывая его лицо поцелуями.

- Не узнал! Не узнал! - шептала она, не отпуская его ни на одно мгновение, стараясь еще хотя бы на одну секунду продлить его.

- Это же я! Тоня!

- Тоня! Антонина! - ошеломленный и растерянный, чего с ним никогда не было, в каких только ситуациях он не побывал на фронте, никогда не терял самообладания, а здесь растерялся! Теперь уже он стал целовать ее лицо и руки, обнимать свою сестру, не обращая, ни на кого внимания, не скрывая своих чувств и нескрываемой неподдельной радости.

Оторвав ее от себя, всматривался в родные позабытые черты, а затем, обнявшись, они стояли и молчали, и не было такой силы, что могла бы в этот миг их разъединить, оторвать друг от друга.

Все это происходило между двумя составами. На седого майора и женщину в белом халате смотрели десятки глаз, боясь чем-то помешать счастливой встрече. И как бы каждый сейчас сам был на том месте, и побывал дома, и до глубины души радовались этой скоротечной и мимолетной встрече на этой жестокой войне даже совсем незнакомых им людей. Только когда будет такая встреча и состоится ли она вообще?

Сколько они так могли простоять? А проговорить? Столько, что не хватило никакого времени!

Здесь подал голос паровоз санитарного поезда, загудел, выбросил клубок белого пара, готового к отправлению, давая время на расставание двух родных сердец.

- Здесь мой адрес! Пиши! - проговорила Тоня, сунув в карман майора небольшой листок рецепта с адресом полевой почты.

Состав, лязгнув буферами, плавно покатил, не набирая ход, как бы машинист дал им еще несколько счастливых секунд для расставания.

Из открытых дверей потянулись руки, готовые в одно мгновение прийти на помощь медицинской сестре. Он оторвал ее от себя, приподнял, как ранее в детстве, и поставил на ступеньку ближайшего вагона. Они стояли и смотрели, как удаляются друг от друга. Придется ли им еще встретиться на этой долгой войне или после ее окончания, и доживут ли они до ее окончания?

Они были счастливы от того, что уже встретились, совсем недолго, совсем чуть-чуть, на такое короткое время после стольких лет разлуки!

Уже скрылся из вида санитарный, а майор все стоял и смотрел, не мог поверить, еще не осознавая до конца того, что произошло.

Он не заметил, как тронулся их состав, а из теплушки звали и тянули руки.

В теплушке пожилой, спокойный старшина, воевавший на своем веку третью войну, поинтересовался.

- Жена?

- Нет! Сестра! Не виделись с 18 года! 25 лет! А встретились так! Случайно!

- Да-а-а! - произнес старшина дрогнувшим голосом и почему-то отвернулся, стал тереть глаза, пытаясь достать невидимую соринку.

Затем какое-то время молчали, каждый думал и представлял, как войдет в свой дом, как встретит его жена, семья, как выросли детишки и они…

Но его не покидала мысль о том, жив ли и как сложилась судьба его ровесника и гармониста Федора, который на последней встрече вел Тимофея на расстрел, когда служил у белогвардейцев, и как спасла его жизнь река Большой Иргиз с густым осенним туманом и зарослями тальника. Состоится ли их встреча вновь? Отведет глаза в сторону или опустит в пол? Что скажет в свое оправдание? Или промолчит? И как он жил все время с этим?

В душе теплилась совсем маленькая надежда на встречу, как искорка, вылетевшая из костра, устремившаяся в темноту ночи и желавшая озарить своим светом все вокруг на десятки верст…