Да, формально, юридически оно сохранялось, но по большому счету в 1933 году малышане лишили себя этого права.

В сентябре этого года в Большой Малышевке был открыт молитвенный дом..

Малышане и рады, и благодарны. "Теперь у нас есть свой храм, и мы называемся прихожанами. А в кротовском храме — сколько бы мы туда ни ездили — мы были только захожанами", — говорит Нина Васильевна Мжельская.

До революции селом называлось то место, где была церковь. Соседняя Кротовка, находившаяся в нескольких километрах от Большой Малышевки, называлась сельцом — в ней церкви не было, и живший там помещик Булыгин крестил своих детей в большемалышевской церкви Архангела Михаила — большой, светлой, удивительно радостной и красивой. "Барин тот, — рассказывает Нина Васильевна Мжельская, — был очень хороший. Узнает, у кого-то пала корова, велит управляющему, чтобы дал этой семье корову из помещичьего стада, да не какую-нибудь, а самую хорошую. На Пасху солдатским вдовам подарки делал. После революции барина того арестовали и посадили в острог — он в нашем селе рядом с церковью стоял. Он просил людей: "Помогите мне". Ночью малышане освободили его и на лошади увезли куда-то. Много лет спустя кто-то из наших видел его в Москве — старенький совсем, с тросточкой. "Как вы живете?" — спросил. "Ничего, Слава Богу", — отвечает. А лет 10 назад в Кротовку прилетали на вертолёте его внуки в свое поместье. Оно за эти годы сначала школой для детей-инвалидов было, а потом, когда школу расформировали, — жилым домом на несколько квартир".

НЕ СОХРАНИЛИ. НЕ ОТСТОЯЛИ

"Сёла Малая Малышевка и Большая Малышевка основали братья Малышевы. Сначала старший из них построил церковь в нашем селе, а потом по тому же проекту построил младший в Малой Малышевке. Только там люди после революции сохранили свою церковь, отстояли, а у нас — нет", — сокрушается Н. В. Мжельская.

"В 33-м году приехали из города какие-то люди, — вспоминает Анастасия Ивановна Полудинская, — и церковная староста — по-уличному Коробушкина её звали — отдала им ключи. Отдала, а сама сбежала быстрей, иначе бы её малышане растерзали за это. Ой, что тут началось! Что творили эти пришельцы. Как остервенело рушили они нашу церковь — словно виновата она была в чем-то перед ними. Особенно страшно было, когда колокол сбросили. Он такой огромный был — наполовину в землю ушёл. И земля так горестно вздрогнула: "Что ж вы творите, люди!" Такой рев стоял вокруг! Женщины голосили, как по покойнику. Мужики — и те слез не смогли сдержать. Одна женщина упала как подкошенная. Думали — обморок, а она — замертво. А потом костры огромные разожгли и стали в них книги церковные, иконы бросать. Кто посмелей — кинулись спасать их — прямо из огня выхватывали. Во многих домах потом прятали эти святыни — за них наказывали долго, преследовали.

Все ведь чувствовали, что над нашей церковью опасность нависла еще в 28-м году, когда батюшку отца Димитрия арестовали. Вместе с ним сослали в Сибирь брата Павла Петина за то, что нашли у него Евангелие и Псалтырь. Он ведь из самых что ни на есть бедняков был — думали, помилуют. Но нет. Ему сказали, отдашь — оставим. Он отказался. Так с этими двумя книгами, в лаптях да в зипуне и пошел в Сибирь. А сестру отца Димитрия Лушу — она монашкой была — не тронули. Она до конца своих дней жила в крошечном домике в Оторвановке — так называлась то часть села, что была за речкой.

Долго потом всё село вспоминало отца Димитрия — редкой души был человек. Только и жил заботой о сирых, нуждающихся. В церкви столько народа бывало! И из нашего села — а оно огромное было, — и со всей округи. Я ведь маленькая была — 5 лет мне было, когда церковь закрыли, а хорошо, на всю жизнь запомнила, как красиво и торжественно было на службах, какие ангельские голоса были у певчих… А когда в 28-м году церковь закрыли, стали там ревизировать — замачивать и проращивать — зерно. Как-то Ермакова Маша и Трушкина Дуся остались там ночевать, чтоб зерно постеречь. Среди ночи раздался в церкви приглушенный, горестный плач. Кому там было плакать, ведь кроме них никого в церкви не было? Перепугались они, убежали, больше, конечно, не оставались. Да и не стали в церковь зерно заносить, по домам его проращивали. Но она все равно была уже обречена на погибель, чувствовала это, оплакивала свою горькую участь, страшное поругание веры, которое вот-вот должно было произойти в нашем селе.

Когда разобрали церковь, увидели, что она построена из толстых сосновых бревен. Перевезли их в Кротовку и сложили из них здание райисполкома. Оно до прошлого года целёхонькое стояло — крепким то дерево было. А на месте церкви построили школу. Её через четыре года грибок съел. Так и пустовало это место долгие-долгие годы — Господь берег его, знал, что придет время, когда здесь снова будут люди молиться".

Так оно и произошло: в сентябре этого года в Большой Малышевке был открыт молитвенный дом..

Малышане и рады, и благодарны. "Теперь у нас есть свой храм, и мы называемся прихожанами. А в кротовском храме — сколько бы мы туда ни ездили — мы были только захожанами", — говорит Н. В. Мжельская.

"Мы очень благодарны руководителям, которые занялись этим вопросом, — признается Вера Алексеевна Крюкова. — Для нас, пожилых, это так важно — прийти в свой храм, помянуть усопших, помолиться о близких, о мире. Дай, Господи, всем доброго здоровья, особенно Владимиру Владимировичу Путину — он столько делает, чтобы мир был".

СВЯТЫНИ

Среди тех, кто смог сохранить церковные святыни, была и Прасковья Васильевна Пирожкова. Она рано овдовела, замуж больше не вышла, детей у неё не было, поэтому вела по сути монашескую жизнь — в молитвах и церковных требах — ей дано было право крестить и отпевать. В её доме хранились большая деревянная икона Архангела Михаила, хоругви и Евангелие на церковно-славянском языке, небывало широкого формата, в тяжелом переплете. Она наказывала, чтобы это Евангелие открывали только по большим православным праздникам.

Много времени Прасковья Васильевна проводила со своими племянницами Лидой, Тамарой и Леной, рассказывала им о Боге, о Библии. "Мы впитали всё это уже в детстве, вера стала неотъемлемой частью нашей жизни, нашей души, — рассказала Лидия Михайловна Зайцева. — С тётей мы были так близки, что звали её маманей. Нашу младшую сестру Лену она научила читать по-церковнославянски. Когда маманя умерла, хранившиеся в её доме церковные святыни мы перевезли к нашей маме. В 2013 году открывалась церковь в Кротовке, и мама отдала туда икону Архангела Михаила — тогда ведь и подумать никто не мог, что в Большой Малышевке вновь появится церковь. Сейчас отец Максим, настоятель георгиевского храма, ведет переговоры с отцом Анатолием, настоятелем кротовского храма, о том, чтобы вернуть икону Архангела Михаила в нашу церковь, ведь она носит это имя".

Малышане уверены, что в храм вернётся еще не одна святыня, бережно сохраненная, передаваемая из поколения в поколение. Просто нужно время, чтобы люди поверили: в село вернулся храм. И это надолго. Это навсегда.