Одни дома

А бывало и так: иногда родители уезжали в город или в гости на Мумру, а нас с сестрой оставляли домоседничать с наставлениями, чтоб был порядок, в дом никого не приводить. Но сестра делала по-своему, так как считала себя уже хозяйкой, и отъезд родителей принимал совсем другой оборот. Она приглашала на ночёвку своих подруг - Валюшку Баканёву и Любу Ряузову, и начиналось раздолье. Мы были хозяевами, сами варили, делали всё, что вздумается, а вечером начинались игры в прятки, жмурки, бокс до упадка. Перед сном, конечно, какие-нибудь жуткие истории, которых, возможно, и не было совсем, но было интересно и страшновато. Всё это рассказывалось при керосиновой лампе, а она, как водится, придавала полумрак и таинственность.

Иногда с сестрой вспоминаем это время. Тогда так было заведено: как только родители уезжали, обязательно звали ночевать. Я частенько в качестве ночёвщика бывал у Ряузова Геннадия, там вообще одни пацаны и сестрёнка. Играли во всевозможные игры, а когда уставали, крутили диафильмы. На стену вешали простынь, приспосабливали к аппарату фонарик - получался проектор, он увеличивал кадр, как позволяло помещение. И крутили плёнки, в основном сказки, "войнушки" - всё, что имелось в наличии. Самый грамотный читал текст. И так - до поздней ночи. Варили кисель из паслёна. Наливали воды, добавляли немного муки, сахара и паслён. Какой-бы кисель ни получился, мы его с аппетитом поедали. Всё это проходило в общем гаме, смехе, шуме и веселье. Незабываемые дни.

В школе

Детство проходило в селе, здесь я пошёл в школу. Первый и второй классы учились в одноэтажном здании недалеко от почты, напротив детского сада. Сейчас это здание стало жилым домом, а в те времена это был храм науки со звонком, который подавала тётя Маруся Попова. Была она и уборщицей, и истопником, и звонарём. Её мы побаивались, так как иногда хулиганили и она нас "сдавала" учителю.

Первая учительница моя - Меркульева Вера Андреевна — доброй души человек, на уроках замещавшая нам мать, старалась дать нам всё, что могла и умела. Каждый из учеников воспринимал сказанное ею в меру своего развития и желания. Несомненно, всем она хотела привить самые нужные в будущей жизни качества, воспитать честных, мужественных, добрых людей. Думаю, никто не забудет и не помянет плохим словом своего первого учителя, давшего нам знания. Низкий поклон!

Учёба мне давалась нелегко, особенно математика. Просто этот предмет я не понимал, из-за этого был злостным троечником. В старших классах по душе были литература, история, география, предпочтение отдавал рисованию и черчению. В общем, учеником был сереньким - лишь бы перетащили в очередной класс. На этом основании меня не приняли в пионеры, но я особо не расстраивался, таких как я было немало.

Особо не хулиганил, по этому поводу родителей не беспокоили. Только один раз им пришлось прийти, я же считал, что это несправедливо… Дело было так. Учились мы уже в двухэтажной старой школе в центре села, наверно, в 5 - 6 классе. На уроке алгебры, которую я не любил, на обложке учебника нарисовал наган и начал показывать рисунок ребятам. Наган был красивый, как настоящий, сверстники завидовали моему искусству. В это время за процессом моего творчества через окно двери нашего класса наблюдал директор школы. Войдя в класс, он отобрал учебник с рисунком и отправил за родителями. Было обидно и стыдно, что за это их вызвали на беседу. Дома, конечно, со мной провели беседу, сделали внушение, после этого такими делами я не занимался, но учиться лучше не стал.

На улице

Кроме школы, была и другая, уличная жизнь. Друзей хватало. Это сейчас из нашей компании почти никого не осталось, разлетелись в разные концы кто куда, иных уже и в живых нет. А тогда жизнь кипела. Какие только мы не придумывали игры, кому только не подражали. Посмотрим кино про войну - на следующий день вооружаемся, делаем сабли, мечи, винтовки, пулемёты. Конечно, если про "Чапая" - я мастерил пулемёт. В основном играли у Сашки Орешина, во дворе у них был сенник. На нём мягко и удобно, весь его разворошим, после наших игр другу от родителей за это доставалось. То подражали партизанам, то путешественникам - и так после каждого интересного фильма.

Реюшки в районе "Мыска"
Реюшка - древесное рыбацкое судно длиной не менее 10 метров и шириной около трёх метров с двумя мачтами и большим рулём, имелись несколько трюмов, посередине - самый большой для отдыха артели рыбаков человек на 6.

В основном все игры проходили в районе кладбища, там сельчане брали глину для хозяйственных нужд, копали большие ямы, вот в них мы прятались. Кроме того, недалеко жили Володька Ралдугин, братья Орешины Санёк, Колёк, Мишка, братья Тверигины Димка, Алексей, Володька, и мы всегда подтягивались к ним. Это была окраина села, там можно было копать траншеи и окопы, делать под землёй штабы. В штабы мы натаскивали разную утварь, вешали самодельное оружие, разрабатывали разные планы и затеи. Сейчас с тревогой вспоминаю, как нас такие штабы не придавили, не дай Бог им обвалиться.

Почему мы кучковались у Орешиных - их родители позволяли нам играть не только во дворе, но и в доме.

Помимо войн, по выходным мы отправлялись в походы, в основном за кладбище. Там были заросли камыша, деревья, протекали жилки, где ловили рыбу, варили уху, пекли картошку, в зависимости о времени года ходили за "чекалдашиными" яйцами, собирали и варили.

В "охране"

Ближе к осени с моря возвращались рыбаки, свои реюшки и подчалки они оставляли в бухте между "Мыском" и Забурунным. Тогда это была огромная заводь, никаких каналов, камышей не было в помине — одна вода. Вот в этой заводи метров за 500 от берега стоял на якорях весь флот. Нас, пацанов, заставляли охранять находящееся на судне имущество.

Уточню, что реюшка - это древесное рыбацкое судно длиной не менее 10 метров и шириной около трёх метров с двумя мачтами и большим рулём, имелись несколько трюмов, посередине - самый большой для отдыха артели рыбаков человек на 6. Короче говоря, судно предназначалось для жилья рыбаков на длительное время, лов рыбы проводился на "болдырях", которые чалились за реюшку.

Так вот для нас сторожить и спать на реюшках было настоящим счастьем. Суда стояли рядом друг с другом, и мы свободно лазили по всем. В трюмах нам оставляли еду, в основном витушки и кусковой сахар, иногда сгущёнку — это было что-то!

Набегавшись, бросались с палубы в воду и купались, не зная меры. Ближе к ночи собирались в самом уютном трюме, зажигали фонарь "летучая мышь", рассказывали разные истории, прижимались друг к дружке. Перешёптывались. В трюме пахло смолой и влагой, понемногу затихали и незаметно засыпали. Утром вновь продолжалась беготня, покуда не приезжали взрослые и не отправляли нас на берег, наводя порядок после нашей ночёвки.

Ночевать не раз приходилось мне в нашей лодке, когда отец возвращался с охоты. Приезжал он к вечеру, не было времени засветло разгрузиться - отправлял меня охранять. С собой я обычно звал Санька Орешина. Он на год постарше, более смелый. Жил недалеко от места, где оставались лодки, вот я и просил его составить мне компанию, он никогда не отказывал, был отчаянным и находчивым.

Пока я приготавливаюсь к ночлегу, он успевал прошмыгнуть по всем лодкам и люкам - где что плохо лежало оказывалось у нас. В нашей лодке чего только не было: и еда, и жарник. На ночь мы его разжигали, готовили дичь (отец нам оставлял пару тушек). Уже наступала ночь - плотно поев, мы залезали под люк, оставляя небольшую щель крышки люка для воздуха, располагались на сон. Что-нибудь рассказывали, прислушивались к шуму камыша, крикам ночных птиц, кваканью лягушек, всплескам рыбин - ночной жизни разных обитателей. Засыпали мёртвым сном, хоть вместе с лодкой гони, куда хочешь…