Возвращение

Бабка Анна Куприяновна, а для всех жителей окрестных домов просто Куприяниха, с утра занявшая свой наблюдательный пост на лавочке у подъезда, пристально вглядывалась в прилично одетую женщину в ярком пальто, осторожно перешагивавшую через лужи.

- Доктор?! – изумилась она, узнав в подошедшей незнакомке бывшую соседку. – Да никак вы опять к нам в поселок на работу? Радость-то какая! У нас ведь так и нет кардиолога, никого после вас не прислали.

- Да нет, Анна Куприяновна, - улыбнулась собеседница. – Я за Родионовной приехала. Забрать хочу.

- Вот те на, - покачала головой Куприяниха. – Неожиданно. А чего так долго собирались? Нету Родионовны.

- Умерла? – ахнула женщина.

- Да бог с тобой! – махнула бабка рукой. – Болела, правда. Из больницы медсестра одна к себе забрала. Адресок-то надо? По Зеленой пойдешь до Дома культуры, свернешь в проулок и спросишь: то ли второй, то ли третий дом. У вас как дела-то? Ничего? Ребятишки здоровы? Ну, и дай-то Бог! А Сергей-то Николаевич…

Но женщина уже торопливо уходила со двора, не дослушав вопроса.

Из Москвы – в «медвежий угол»

В августе ученикам сказали, что в их поселковую школу наконец-то приехал учитель физики. Со старым случилось несчастье, и практически полгода уроки отменяли. И вот к началу нового учебного года аж из самой Москвы прибыла семья Егоровых: Сергей Николаевич – учитель, Елена Васильевна – врач-кардиолог. С ними двое детей – десятилетняя Аглая и четырехлетний Максим в сопровождении няни – пожилой женщины Веры Родионовны.

Сергей Николаевич был хорош – строен, умен, галантен, ироничен, одет с иголочки. В него сразу же влюбились молодые училки и старшеклассницы.

Елену Васильевну встретили с великой радостью: в районной больнице кардиолога давно не было, пациентам приходилось ездить на консультации в город. Желающих попасть к ней на прием оказалось очень много, и она никому не отказывала, задерживаясь на работе до самого вечера.

Сергей Николаевич тоже отдавал работе много сил: ребята в отсутствие учителя сильно отстали, нужно было заниматься с ними дополнительно после уроков. Так что все хлопоты по хозяйству и присмотр за детьми лежали на Родионовне.

После ужина и короткого отдыха супруги шли гулять. Поселок, конечно, не очень был приспособлен для прогулок, особенно в распутицу, но Егоровы практически ежедневно к удивлению соседей, предпочитавших коротать время дома у телевизора, прохаживались по деревянным тротуарам и о чем-то оживленно беседовали.

Самая осведомленная из всех дворовых старушек – Куприяниха – подтвердила, что семья прибыла точно из Москвы. Бабка утверждала, что с главой семейства случился конфуз: его заподозрили в связи с ученицей. Как такового романа, видимо, не случилось, хотя намерения были явные. Отец девочки скандала не хотел, боялся позора для дочери, поэтому поставил учителю условие: «Катись к черту на кулички, или я тебя сдам милиции!». Он и «покатился» вместе с семьей. Няня Родионовна, как выяснилось, совершенно одинокая, Егоровы взяли ее в себе, когда родилась Аглая, так что она живет с ними больше десяти лет и стала, по сути, членом семьи. Муж и жена при их неимоверной занятости без Родионовны обойтись не могли.

Понятно, что «изгнание» рассматривалось как временное, рано или поздно семья намеревалась вернуться в Москву. К окончанию учебного года Куприяниха принесла весть: Егоров влюбился в молодую химичку, и супруги разводятся. Поверить в это было сложно: скандалов никто из соседей не слышал, муж с женой по-прежнему вечерами гуляли по улице, мирно беседовали. Но Куприяниха, устроившаяся в засаде на «прогулочном» пути Егоровых, собственными ушами слышала, как они обсуждают раздел имущества, продажу московской квартиры, как Сергей Николаевич объясняет жене глубину своих чувств к новой избраннице и планирует свою дальнейшую судьбу.

Из обрывочных фраз Куприяниха поняла, что няня не нужна ни тому, ни другому супругу. Дети, конечно, остаются с Еленой Васильевной, ее мама – родная бабушка детей - вышла на пенсию, так что услуги чужой няни не требуются.

Соседи не верили, что Егоровы не возьмут Родионовну с собой: как оставить члена семьи? Но настал день, когда они уехали: Сергей Николаевич с химичкой, Елена Васильевна – с детьми. А няня осталась.

Скитания

Квартиру, естественно, пришлось освободить. И начались скитания старой женщины по поселку. Купить жилье ей было не на что. Устроиться на работу, где есть служебная площадь, не получается – возраст не тот. Няни никому не требовались, да и для этих целей Родионовна уже была старовата. Она жила то у одних, то у других людей. Долго нигде не задерживалась – боялась надоесть. Бывало, уходила от одних, а другой приют сразу не находила, тогда днем сидела в библиотеке, бродила по магазинам, ночевала на автостанции или на вокзале. Дважды попадала в стационар из-за переохлаждения. Небольшие деньжата у нее были, она не голодала, да и те, у кого находила кров, кормили бесплатно, жалели.

Социальная служба, узнав об одинокой бездомной бабушке, предлагала устройство в дом-интернат, но она отказывалась, объясняя решение просто: «А вдруг за мной приедут? Где меня найдут?». «Социальные» тетки крутили у виска: сбрендила старушка, кто за ней приедет – ясно же, что бросили насовсем.

Летом бабушка жила в деревне – кто-то из поселковых отвозил ее к своим родителям. К осени она опять вернулась в поселок с той же мыслью: а вдруг приедут за мной?

В последний раз Родионовна попала в больницу с переломом руки: запнулась на ровном месте. Персонал, зная ее ситуацию, постарался держать ее как можно дольше – по крайней мере, в тепле и не голодная. Но сколько можно занимать койку? А как осенью выписать старого человека на улицу? Вот и взяла ее к себе медсестра Полина. На время ли, навсегда ли – не ясно. Взяла, и все.

…Родионовна сидела у окна. На улице моросил дождь. Прохожие торопились по своим делам, укрываясь зонтами. На тропинке показалась женщина в ярком пальто и без зонтика.

- Вот ведь, - подумала бабушка. – Промокнет вся, заболеет, не дай бог. Женщина взглянула на окна Полининого дома, и Родионовна ахнула: Леночка приехала!

На тротуаре стояли две женщины: пожилая и молодая. Та, что моложе, старалась укрыть раздетую старушку распахнутым пальто – та выбежала на улицу без одежды, гладила ее по щекам и все повторяла:

- Прости меня, милая, прости. Поедем домой. Мы все по тебе соскучились. Нам без тебя никак нельзя, ты же нам родная.

А старушка мелко-мелко кивала головой и улыбалась: кто сказал, что бросили навсегда, вот же – приехали!http://www.marpravda.ru/news/zhiteyskie-istorii/rodnaya-nyanya/