Два поэта, которых я сегодня представляю, родились с разницей в три года и из жизни ушли почти в одном возрасте. Оба они по национальности марийцы, но один писал на родном, другой – горожанин второго поколения – превосходно владел литературным русским.

I.

1989 год. В июльском выпуске «Литературных страниц», которые печатались в газете «Молодой коммунист» и которые я редактировал, был представлен новый автор. Предисловие к его сочинениям – «Вячеслав Зыков и его стихи» – написал Сергей Щеглов. Приведу текст почти полностью:

«Я скептически разглядывал машинописный сборник стихов «Город-II» с торжественной припечаткой внизу: «Йошкар-Олинский самиздат», рассчитывая увидеть творения очередного графомана. Мой скепсис развеяло чтение, и я поблагодарил судьбу за встречу с поэтом. Потом было очное знакомство и был ещё один «самиздатовский» сборник – «Взбесившийся космос».

В его стихах – улицы, ветер и звёзды, ночное небо и неспокойное дыхание города, бесприютная любовь и неприкаянная душа... В скрытом ритме его стихотворений слышатся отголоски библейских сказаний, затаённая напевность древних эпосов, а если брать ближе к нашей эпохе – откровения Уолта Уитмена, и всё это перемежается с жёсткими ходами рок-музыки…

Кажущийся абсурд его стихотворений на самом деле является  точным слепком с нашего во многом абсурдного существования. Это нервный голос изуверившегося поколения, отвергающего ложь и пафос, беспомощно и болезненно продирающегося сквозь хаос жизни к высшей правде.

Внешне Вячеслав Зыков совсем не похож на поэта. Этакий близорукий добряк, к тому же неважно читающий собственные стихи. Видимо, его душа не особенно стремится проникнуть в голосовые связки…»

На днях я спросил Сергея: «Сейчас о стихах Славы и о нём самом ты написал бы то же самое?» Судя по ответу – нет, не то же самое. Хотя мы сошлись на том, что многие современные молодые авторы пытаются утверждаться в похожем творческом стиле.

Когда-нибудь я посвящу Вячеславу и другим местным поэтам, рано покинувшим наш бренный мир, отдельную «Беседку». Тема – о схожести их судеб – давно занимает меня.  

* * *

Дверь открывается с Севера.

Люди, примёрзшие к месту, 

Становятся снежным фольклором.

Я улыбаюсь глазами,

Раздвигаю толпу своими словами

И прохожу по упавшим.

Ты мне идёшь навстречу, 

Такая ненастоящая,

Такая из литературы.

И я не пойму, 

Почему тебе хочется ливня,

Рассыпающего себя под ноги.

Почему ты так долго идёшь?

Под шагами дрожат камни,

Они чувствуют, что скоро Север,

И принимают последние дары

Милосердного города.

Почему ты так долго идёшь?

Сердитые автомобили 

Разрывают одеяло листьев.

Они  знают – скоро Север,

Они уплывают отсюда.

Почему ты так долго идёшь?

Я встречаю тебя ночами 

В неожиданном ранее месте.

Мы торопимся – скоро Север,

Нам надо успеть полюбить друг друга.

Почему ты так долго идёшь?

По утрам нас встречают стеклянные лужи

И умирают под каблуками.

Но они бессмертны,

Они знают – скоро Север.

Почему ты так долго идёшь?

…Ах, как надоел этот Север! 

*  *  *

Крик – это когда очень больно.

Это когда не видно лица.

Это всё вокруг расползается в корчах.

Это когда размывает черты,

И только в глазах – Мне больно!

Я здесь! Помоги!

Крик, как немытое стекло,

Ворует у нас цвет.

Мне плевать, ты какой –

Коричневый или красный,

В глазах у меня только крик.

Я устал протягивать руку врагу.

Крик, отдай нам наши глаза!

Я сам превращаюсь в уставший крик –

Отойди от меня! Мне больно!

II.

Можно ли причислить к марийским поэтам Юрия Русанова, который был издан единственным сборником «Лышташ йур» («Листопад») в далёком 1994 году и больше уже до самой своей кончины (2015) литературным творчеством особо не выделялся? Полагаю, можно. Вследствие одной отличительной особенности его стиля.

Русанов был несуетлив, потому находил время для неспешного разглядывания людей – чтобы понимать их, адекватно оценивать, не рассчитывая на большее, чем они могут. Думаю, и к себе относился без преувеличенной важности, хотя был честолюбив и не скрывал этого. Трезвый взгляд на всё определили личное отношение и к написанию стихов, и к журналистской работе, и выбору способов карьерного роста.

Поэзия его непритязательна, но не пуста. Общепринятыми образами пользуется, но не на этом строит основу самовыражения. Он желает предстать мыслителем, человеком философствующим, чему в чужих стихах я откликаюсь прежде всего. Чувства – чувствами, но если сказать не о чём, то не поможет и самая выдающаяся чувственность.

Понятно, что лучше всего я знаю его как радиожурналиста. Талантливого, много раз отмеченного профессиональным сообществом. Уверен, там более всего он был на месте, те его работы останутся вершинными достижениями марийского интеллигента Юрия Русанова.

Когда в начале 2015 года я пришёл к нему, директору Национального театра имени Шкетана, с просьбой помочь мне собрать из актёров коллектив профессиональных чтецов для формируемого музыкально-поэтического театра, он без промедления собрал у себя в кабинете всех, кто заинтересовался идеей. Запомнилось, что несколькими днями позже на моё сетование, что много сомневающихся и есть саботирующие мой проект, Юрий неожиданно мудро изрёк: «Не волнуйтесь, Георгий Прохорович! Всё скоро образуется. Кто в конце концов останется с вами, те уже не уйдут». Так и вышло: театру «Шочмо» («Рождение») уже пятый год, – и можно, наверное, сказать, что каждым представлением творческая группа несёт людям и память об их бывшем руководителе, который благословил их на это.

Публикую новые мои переводы трёх стихотворений Юрия Русанова.

Памяти друга

Игрив ли, зол –

взметает листья ветер,

с могил сметает жухлую траву.

«Хоть ты пришёл, –

как будто ветви ветел

хотят сказать. – Постой, склонив главу!»

Я вспомнил все

мои с ним были-годы:

наш луг в цвету, проделки, школьный двор…

Во всей красе

мы там в разгар работы,

в пылу учёбы… Где оно с тех пор?

Кто, словно пёс,

пуглив – гоним повсюду…

И не растут хлеба на словесах…

Ты – как вопрос:

годимся ли мы сутью

на след вот тут и вечность – в небесах.

Уходящему – дорога…

Ветра бьют в окна, влазят в озимь,

плетут и расплетают пряди…

Будь жизней у тебя хоть восемь –

ко мне привыкла бы ты вряд ли.

Облезла ветка, а туда же –

сердито машет: «Вон! Не звали…»

Раз всё минует – память даже –

то ничего не жаль ни капли.

Не жду. К чему? Ясна картина.

Не стою слёз твоих – не кисни.

Красна у дома, вон, калина,

да не сорвут с неё ни кисти.

Осенью

Кто сюда, на кромку луга,

слякоть-сырость подогнал?

Как нашлась на всё проруха?

Хоть бы сини где прогал!

Где-то тут я ел клубнику,

но… шагов уходит прыть.

Оголило вон как липу –

грудь пытается прикрыть.

Влага – всюду, вездесуща.

Вижу в луже колеи:

сиротливы небо, пуща,

ниже стали, прилегли.https://www.marpravda.ru/news/zhiteyskie-istorii-literatura/krik-eto-kogda-ochen-bolno-/