Он детально помнит всё, что с ним произошло в жизни, включая точные даты событий (часть которых проверяет, сравнивая с документами, историческими источниками), имена и фамилии людей,
с которыми встречался, названия населённых пунктов, рек, железнодорожных станций и т.д.
Знакомьтесь: Василий Иванович Поповичев, участник Великой Отечественной войны. Сейчас он живёт в городе Волжском, что под Волгоградом, у старшей дочери, Натальи Васильевны. А поговорить с В.И. мне удалось дома у его младшей дочери – Любови Васильевны Карповой. Ветеран регулярно приезжает в Камызяк – погостить, пообщаться с внуками и правнуками. О его интересной судьбе мне вкратце рассказала его внучка – Юлия Николаевна Шмелёва. И я решил встретиться с представителем героического поколения, пока есть такая возможность (вскоре после встречи Василий Иванович и его супруга – Мария Васильевна, с которой они вместе уже 72 года – вернулись в Волжский).
Родился и вырос Василий в г. Капустин Яр. Отец его был участником революции и гражданской войны, в мирное время работал лесоводом в селе Вольное Харабалинского района, где и встретил жену, с которой у них родилось четыре сына и дочь. "В три годика я заболел, а затем и сестрёнка, - вспоминает ветеран, - я выздоровел, а она умерла… И мне так всю жизнь хотелось, чтобы у меня была сестра, но увы…"
Окончив в 1940 году десятилетку, Василий поступил в Элистинский пединститут на учителя математики, где отучился всего два с половиной месяца; в ноябре вышел указ – стипендию платить только круглым отличникам, да еще ввели плату за высшее образование. Средств учиться там не было, пришлось вернуться домой. Весной 1941 года парень поступил в Сталинградское военное училище связи – там и кормили, и форму выдали. Готовили по ускоренной программе – на пороге была война. Разговоры о том, почему СССР заключил пакт с фашистами, решительно пресекались начальством, хотя недоумение в молодых умах оставалось даже после всех политзанятий… Но когда война всё-таки началась, срок обучения сократили ещё, и уже в конце декабря 1941 года Василию Поповичеву и его однокурсникам присвоили звание младших лейтенантов. Обмундирование, правда, выдали не полностью, знаки отличия вообще было не достать, так и поехали выпускники в Свердловск, где формировались боевые части, в солдатских ботинках и обмотках, но в офицерских брюках и френчах… Добирались долго, ехали в товарняках, грелись (а были страшные морозы той зимой), протапливая углём установленные прямо в теплушках "буржуйки". "Все были закопчённые, как черти, на станциях от нас люди шарахались. Тепла особого печка не давала – к утру аж шинель примерзала к стенкам вагона", - почему-то со смехом рассказывает В.И. На одной станции он побежал с котелком за водой, вернулся – состава нет… Ужас охватил новоиспечённого командира – за дезертирство грозил расстрел на месте. Но дежурный по вокзалу подсказал, куда перегнали поезд.
В Казани на продпункте (в огромном сарае, где выдавали пайки) он был свидетелем того, как в давке и очередях за хлебом каждый день могли задавить одного-двух человек, поэтому они держались вместе, крепко сцепляясь друг с дружкой. Уже в Тюмени попал молодой связист в 175-ю стрелковую дивизию, в 454-й отдельный батальон связи. Оборудование было несовершенное, звук по проводам шёл плохо: я тебя вижу, но не слышу... Приходилось таскать тяжеленные катушки с многокилометровым кабелем. Взвод, которым командовал Василий, состоял в основном из бывших заключённых и пожилых резервистов – старых и больных, ни к чему на войне не годных. А на зеков тоже большой надежды не было – как поведут себя в бою, непонятно. Оружие – карабин (хотя был положен пистолет) выдали только взводному.
Кое-как сформированные части (из молодых, наскоро обученных командиров и с трудом собранных, разношёрстных подчинённых) бросили на фронт. В марте 1942-го прибыли на фронт, где недалеко от Харькова заняла оборону 28 Армия. 12 мая наши войска начали наступление, вроде бы на несколько километров продвинулись вперёд – после мощной артподготовки нашей артиллерии и "катюш". "Настроение у нас было приподнятое, рассчитывали в этом году разгромить врага, в ходу был лозунг "На Берлин!" Так и писали мы в своих письмах домой – мол, скоро войне конец… Вернувшись после войны домой, я эти письма перечитал и со злости все разорвал…", - с горечью признался В.И. Операция из-за роковых ошибок советского командования закончилась сокрушительным поражением нашей группировки, в плен попали не только сотни тысяч рядовых бойцов и младших офицеров, но и крупные военачальники. Путь немцам на Сталинград и Северный Кавказ был открыт. Воевать Красная армия только ещё училась…
"Плен – жуткая вещь, - признался Василий Иванович. – В Германию меня прогнали через несколько сборных пунктов военнопленных и пересыльных лагерей. Первой была тюрьма "Холодная гора" во Львове. Она была забита пленными – во дворе держали солдат, внутри – офицеров. В основном – тыловиков – сытых, в форме с иголочки, с вещмешками, набитыми продуктами. Я был молоденький, стеснительный, запасов никаких, мы ещё при наступлении и при отступлении несколько дней ничего не ели – тылы оторвались от нас. Лёг на бетонный пол и лежал так сутки. Выжить помог земляк – я его по голосу узнал, он шофёром в Капъяре на МТС работал… Разговорились, он меня угостил сухарями, ещё чем-то. А так бы я с голоду помер запросто".
Отправили его в Судеты – часть Чехословакии, населённую немцами, которую Гитлер аннексировал перед войной, в Карлсбад (Карловы вары). Там В.И. три года работал на фабрике фарфора. Перетаскивал вручную тяжеленную глину к прессам и формовочным станкам.
"Сидим в бараке, обедаем, - вспоминает он, - вдруг заходит немец - начальник охраны и грязной метлой начинает бить нас по головам или куда ещё попадёт… Избиения, унижения, голод – всё это было в порядке вещей. Чудом мне удалось перевестись на другую фабрику, там начальником охраны был добрый немец – сам нас не бил и солдатам не позволял. А на первой фабрике трижды, наверное, сменился состав пленных – умирали пачками. На второй фабрике нам разрешали подворовывать картошку, которая хранилась недалеко от барака, и это нас спасало. Среди немцев было немало коммунистов или сочувствующих им, они нас по возможности подкармливали (хотя за это их сразу сажали в тюрьму) – например, коммунистка фрау Мария Руперт. Вольнонаёмный рабочий Ганс Тиль, с которым мы трудились в одном цеху, каждое утро, если рядом никого не было, тайком мне говорил: "Гитлер капут!" Когда я только попал в плен, один немецкий солдат хотел меня застрелить: "Юде! Коммунист!" кричит и целится в меня. Я ему: "Я русский!" А он опять своё… Второй немец не дал ему выстрелить, отвёл ствол в сторону. В общем, были фашисты и были немцы. Но были и среди наших предатели – полицаи, стукачи, которые выслуживались перед фашистами… Когда нас освободили, мы в особом отделе про каждого из них дали показания.
Я выжил чудом, мог погибнуть, например, когда нас 20 апреля 1945 года гнали на запад строем из лагеря (чтобы уйти от наступающих советских войск к американцам). Мы попали под обстрел. Я минутой раньше перебежал на другую сторону дороги, когда очередь ударила в моих товарищей, оставшихся на прежнем месте…
Затем нас освободили американцы, они арестовали наших конвоиров, мы взяли их оружие и двинулись в ближайшее немецкое село, там нашли старосту и потребовали еду и ночлег. Отношение немцев к нам с приходом войск союзников резко изменилось – нас накормили, дали подводы, чтобы добраться до нейтральной полосы, разделяющей войска США и СССР.
Как нас встретили? Были, конечно, некоторые, кто видел в нас предателей. Один офицер, когда мы переходили реку Шпрее, кинулся к нам с пистолетом: "Аааа, власовцы!" У него отобрали оружие, дали по морде, он начал просить у нас прощения… Нас, конечно, проверили в особом отделе. Меня, как и большинство наших, вернули в армию, в запасные полки, хотя мы были очень истощённые, измождённые. Некоторых арестовали – тех, кто запятнал себя сотрудничеством с врагом. Часть наших успели повоевать с японцами. Меня демобилизовали. 13 ноября 1945 года я прибыл домой.
Мои уже знали, что был в плену – при первой возможности написал матери. Отец мой тоже воевал, попал в плен в начале войны – примерно в тех же краях, что и я.
Дома я пошёл работать в госбанк – охранником (взял сосед, он был управляющим). Потом отучился на бухгалтера, работал в разных организациях. В 1948 году женился на Маше, у нас две дочери, четверо внуков и столько же правнуков…
Меня наградили орденом Отечественной войны. Здоровье? Да какое может оно быть в 97 лет?.. Хотя я вредными привычками никогда не страдал, пьянством не увлекался, так, мог на праздник рюмочку-другую выпить… Вот и на День Победы подниму сто грамм фронтовых – за Родину и за Сталина! Если бы не он, не знаю, что было бы со страной. Только благодаря его строгости удалось выиграть, а то ведь в начале войны такая паника началась, просто ужас!
А фильмы про войну смотрю только советские – в новых столько брехни…"