Ответ на этот и другие вопросы мы искали во время просмотра концерта для фортепиано с актером "Диалоги". Перед зрителями Удмуртии выступили Заслуженный артист России, актер театра и кино Даниил Спиваковский и джазовый пианист и композитор Евгений Борец.
Эту необычную программу можно назвать беседой, где фразу, сказанную актером, продолжает музыкальная реплика. И в этом диалоге у каждого полноценный голос.
В программе прозвучали отрывки из рассказов Курта Воннегута, Сергея Довлатова, Михаила Зощенко и Александра Куприна под музыку.
Идея создания программы принадлежит продюсеру и режиссеру проекта Игорю Голодному. Произведения, подобранные им, так или иначе связаны с темой музыки, актерского мастерства. Кроме того, все они благодаря яркой игре актера и музыканта заставляют улыбнуться.
"Мне было важно, чтобы звучало "живое" слово, "живой" звук, чтобы декорации или светомузыка не мешали зрителю воспринимать происходящее на сцене. Люди стали меньше читать, поэтому проект выполняет культурно-просветительскую функцию. На концерты приходят учителя с учениками, дети с родителями", - отметил Игорь Голодный.
"На сцене мы существуем по законам театра. Это обоюдный процесс, мы постоянно находимся в диалоге, импровизируем. Многое рождается здесь и сейчас, один концерт не похож на другой", - продолжили Даниил Спиваковский и Евгений Борец.
"Наследство Фостера"
Начался вечер с рассказа писателя-сатирика Курта Воннегута "Наследство Фостера".
Главный герой Герберт Фостер, едва сводящий концы с концами, внезапно получает огромное наследство. Однако он не спешит этому радоваться, а напротив, даже не считает нужным сообщить об этом жене. Свое поведение он объясняет желанием самостоятельно обеспечивать семью. Деньги для него - не главное. Он боится потерять себя. Эту историю преподносит финансовый консультант, "продавец умных советов для богатых людей":
"Мой клиент Герберт Фостер три года не покупал себе нового костюма. У него никогда не было больше одной пары ботинок. Он беспокоился, что вовремя не заплатит взнос за свою подержанную машину, и питался рыбными консервами и сыром, считая, что мясо обходится слишком дорого. Его жена сама шила себе платья, костюмчики Герберту-младшему, занавески и чехлы на мебель — все из одного куска, купленного по дешевке на распродаже".
Отец Герберта, который оставил ему наследство, был музыкантом:
— Мне неприятно о нем говорить. Для него ни дома, ни семьи не существовало. Любил он по-настоящему только низкопробную музыку. (…) Техника у него, конечно, была неплохая.
— И это вы от него унаследовали?
— Да, его руки, его пальцы, пожалуй. Но упаси меня Бог от его характера.
— Но любовь к музыке у вас ведь тоже от него?
— Да, музыку я люблю, но никогда она не станет для меня наркотиком! — сказал он с ненужной горячностью. (…) Музыка мне нужна, но все же она мне подвластна, а не я ей".
"Блюз для Натэллы"
Ритмы джаза сменились на блюз с восточным колоритом. И вот перед нами уже Грузия из рассказа Сергея Довлатова "Блюз для Натэллы", где воспевается красота страны через природу и женский образ:
"В Грузии - лучше. Там все по-другому. Больше денег, вина и геройства. Шире жесты и ближе ладонь к рукоятке ножа... Женщины Грузии строги, пугливы, им вслед не шути. Всякий знает: баррикады пушистых ресниц - неприступны. В Грузии климата нет. Есть лишь солнце и тень. Летом тени короче, зимою - длиннее, и все (...). О Натэлла! Ты - чаша на пиру бородатых и сильных! Ты - глоток родниковой воды после драки! Ты - грустный мотив, долетевший сюда из неведомых окон! Ты - ливень, который застал нас в горах! И дерево, под которым спаслись мы от ливня! И молния, разбивающая дерево в щепки!.. Ты юность прекрасной страны!.. Каждое утро Натэлла раздвигает тяжелые воды Арагвы. (…) Натэлла уплывает, изменчиво белея под водой. Тихо шелестят на берегу кусты винограда "изабель". (…). Я горжусь неотъемлемым правом смотреть тебе вслед. А улыбку твою я считаю удачей!".
"Актер"
Дальнейшее повествование переносит нас в Астрахань. Здесь случилось "истинное происшествие". Актёр-любитель Василий из рассказа Михаила Зощенко, участвуя в сцене ограбления купца, на самом деле лишился своего бумажника:
"Вот вы меня, граждане, спрашиваете, был ли я актёром? Ну, был. В театре играл. Прикасался к этому искусству. А только ерунда. Ничего в этом нет выдающего. Конечно, если подумать глубже, то в этом искусстве много хорошего. Скажем, выйдешь на сцену, а публика смотрит (…).
Вот раз ставили мы пьесу "Кто виноват". Из прежней жизни. Очень это сильная пьеса. (…) Играю я в действии купца. Кричу, значит, ногами от грабителей отбиваюсь. И чувствую, будто кто-то из любителей действительно мне в карман лезет (…). Ну, устроили обыск у любителей. А только денег не нашли. А пустой бумажник кто-то в кусты кинул. Деньги так и сгинули. Как сгорели. Вы говорите — искусство? Знаем! Играли!".
"Гамбринус"
Тем временем мы перемещаемся на берега портового южного города из рассказа Александра Куприна "Гамбринус".
Главный герой произведения - скрипач Сашка: "И он играл без отдыха все заказанные песни. По-видимому, не было ни одной, которой он бы не знал наизусть. Играл Сашка и итальянские народные куплеты, и хохлацкие думки, и еврейские свадебные танцы, и многое другое. Приходилось Сашке иногда играть лезгинку (...). Для него не было незнакомых плясок".
В один из вечеров музыканта-еврея арестовывают. Он исчезает на несколько месяцев и возвращается покалеченным, но все это не лишает его радости жизни. Музыкант находит выход из положения и продолжает заниматься любимым делом: "Сашка здоровой рукой вынул из кармана какой-то небольшой, в ладонь величиной, продолговатый черный инструмент с отростком, вставил этот отросток в рот, и, весь изогнувшись налево, насколько ему это позволяла изуродованная, неподвижная рука, вдруг засвистел на окарине оглушительно веселого "Чабана" (...). Подхваченные его порывом, заплясали гости, женщины и мужчины. Даже лакеи, стараясь не терять достоинства, с улыбкой перебирали на месте ногами. Даже мадам Иванова (…) качала головой в такт огненной пляске и слегка прищелкивала пальцами. (…) и казалось, что из рук изувеченного, скрючившегося Сашки жалкая, наивная свистулька пела на языке, к сожалению, еще не понятном ни для друзей Гамбринуса, ни для самого Сашки:
— Ничего! Человека можно искалечить, но искусство все перетерпит и все победит".