Историю эту услышал из первых уст, и кроме правды в ней ничего нет...
Лет пятнадцать назад был дружен с одним сельским жителем, соседом и настолько заядлым охотником, что и сам не на шутку поддался этому увлечению: в любое время дня и ночи пропадали с ним на охоте. Задолго до открытия охотничьего сезона на перелётную птицу готовили ружья и снаряжение, порой забывая о домашних делах. Сказать, что нам всегда сопутствовали удача и везение, не могу, но кто хоть раз испытал охотничий азарт, тот всегда будет испытывать трепет, видя над головой косяки гусей и уток, летящих по весне на гнездовья...
ЖЁНЫ наши ох как недовольны были нашими отлучками из лона семьи. Это уж точно. Моя костерила: "Вот связался чёрт с младенцем, дома никогда не бываешь, отлыниваешь от работы по дому. Забор уже заваливается, а ты хлыщешь по лугам да по болотам. Я замучилась со стиркой. Давай заканчивай это занятие. Твоему другу-то что (это она про соседа)? У него детей нет, а у нас двое... Им общение с отцом необходимо, а ты вечно на охоте пропадаешь. Если не бросишь эту дурацкую охоту, разведусь и уеду с детьми к матери в город, а ты охоться, если нравится". Вот как дело-то повернулось...
Бабы, они что задумают, все силы приложат, не мытьём, то катаньем, а доведут всё до логического конца, расставят точки над i. Так что пришлось уехать в город, когда дело дошло почти до развода.
Уехать-то уехал, забросил охоту и рыбалку, а ружьишко-то сберёг. Достану из чехла, погляжу-погляжу и опять в чехол спрячу. Руки чесались пострелять, да негде...
Со своим другом не встречался уже лет двенадцать. Доходили слухи, что он слёг от какой-то неизлечимой мудрёной болезни, и не знал: жив он или уже помер. Конечно, жалко его было, такой был надёжный товарищ, сколько с ним пережили в странствиях по окрестным местам, сколько задушевных бесед было у костра, сколько соли съели на двоих...
И вдруг, приехав на известный в округе рынок, встречаю своего закадычного друга живым и здоровым.
- А я уж тебя похоронил… До меня доходили слухи, что ты при смерти лежал. Врали что ли? Совем плохой был?
- Всё правильно. Почти помирал, да вот оживел. Рано мне ещё туда, успею. А пока еще поживу, поохочусь маленько. Помнишь, как мы с тобой охотились? Сколько хорошего было между нами.
- Как не помнить. Всё время тоскую, даже во сне иногда пальну из обоих стволов...дуплетом. Ну, расскажи, что же с тобой случилось, какая хворь?..
- Ну, так вот... Когда мы с тобой на несколько дней уезжали на охоту, моя сначала со злости завела себе воздыхателя, потом совсем скурвилась, закрутилась у них серьёзная любовь, а меня стала сживать со свету: приду домой, а её нету... Даже поесть нечего. Наконец-то, за-полночь пришла. Попросил её, чтобы на скорую рука чего-нибудь сготовила из еды, но в ответ получил: - Что принёс с охоты, то и лопай. Вот плита, вот картошка, хлеба нет. В этот раз день был неудачным – ничего не добыл, так что спать лёг голодным... С этого и пошло, и поехало. Чувствую, что в этом сам виноват, да делать нечего: в эту охоту влез по самые уши, не могу бросить, да и всё тут. На мои просьбы у неё один ответ: я тебе не служанка, и не рабыня...
Жили, как кошка с собакой. С каждым днём наши отношения становились хуже и хуже, дальше некуда...
А тут, некстати ко всему прочему, простудился и слёг. А дело было глубокой осенью. С одного выстрела сшиб селезня, он покружился в полынье, затих, меня же понесла нелёгкая достать его, сунулся в ледяную воду. С той поры стал кашлять: здорово простудился. Пока доставал его, пока разводил костёр, исходил крупной дрожью. Вот так хворь пристала намертво, свалила надолго в постель. А жене только того и надо, совсем обнаглела, ничего не варила, даже водички подать не соизволяла. Развестись бы надо, да не до того мне было... Чувствую, что дело моё "швах", "кранты". Что делать? Стал уже, как младенец беспомощный, решил уже с жизнью попрощаться, раз нету сил жить и терпеть её выходки. Ослабел до невозможности. Придётся помереть… Но и её, за злодейства ко мне оставить жить? Нет уж, сначала её, а потом себя порешу.
И тут меня осенило: вся эта моя хворь от нервов и бескормицы проистекает. Даже до ружья, висящего на стене, не мог дотянуться. Вот как обессилил.
Однажды говорю ей: "Каюсь перед смертью. Нехорошо поступал с тобою, был невнимательным, часто уходил на охоту, но и ты пойми меня: не мог совладать с этим увлечением. Виноват перед тобой, ты уж прости меня перед смертью. Мне, видать, осталось жить день-два: вот-вот помру... Прошу тебя о последнем желании, сама знаешь, что не выживу и некому завещать ружьё. После моей смерти что хочешь с ним делай, хочешь продай, хочешь выброси на помойку, но знай, ружьишко отличное, больших денег стоит... Жалко мне с ним расставаться... Я не ныне, так завтра помру, а сегодня, пока я ещё живой, и пока ещё могу держать его в руках, разреши с ним попрощаться, сними со стены и подай мне...
Подала она мне ружьё, правда, с опаской.
- А патроны?..
И патронаж кинула мне на постель, так что еле дотянулся до него. Любовно погладил ружьё по стволу, по ложу...
- Дай мне водички попить, что-то я вспотел...
Ничего не подозревая, она пошла на кухню. Я тем временем не стал мешкать, открыл затвор, вложил в ствол патрон, взвёл курок...
Жена, ничего не подозревая, появилась из кухни с кружкой в руке...Видя наведенное на неё ружьё, растерялась, и кружка выпала у нее из руки от неожиданности. ..
- Ну, сволочь! Иди режь петуха... Вари мне бульон!..
- Ты что, сдурел?..
- Я кому сказал, иди режь петуха!.. Застрелю!...
Вот так я оживел, а то совсем захирел, и чуть не помер...
- Ну и как же ты с нею? Живёшь?
- Нет. Хватило ума развестись. Больше не стал рисковать. Такая жизнь не по мне, живу один...
- Ну, а как с охотой?.. Завязал?..
Нет, всё так же балуюсь понемногу. Всегда на свежем воздухе, никто нервы не треплет, не укоряет. Завёл себе собаку. С ней живём в полном согласии.
Как утро наступит, сидит у моей постели и ждёт, когда я проснусь.... А какие у неё глаза, преданные. Все движения моей души предвидит и понимает, только говорить не может, не то, что бывшая жена, у которой на уме тряпки, наряды и укоры…
Н. А. СЕРГЕЕВ