На вечерках слыл главным заводилой – пел частушки, плясал, на гармошке играл. Да и руки у Александра тем концом были вставлены – в колхозе один из лучших трактористов. У кого в селе первая пила "Дружба" появилась? У Сани Ковалёва.
Но даже среди этих немалых достоинств выделяло Саню Ковалёва ещё одно – "самое-самое". Саня как никто другой ладил лодки! Те самые знаменитые ветлужские долблёнки, на которых не одно поколение ветлугаев бороздило реку вдоль и поперёк. И никто ничего лучше этой долблёнки ещё не придумал - лёгкая, манёвренная, на ней "куды хошь": и "в пир, и в мир, и в добры люди", то есть хоть на рыбалку, хоть за сеном на ту сторону реки, хоть "за ягодам-грибам" людей перевезти на вёслах.
Первую свою лодку Саня Ковалёв смастерил лет в двадцать. Смотрел как отец Николай Дмитриевич делал долблёнки, у него и учился. Но… Всяк может научиться, да не всяк в тонкости вникнет, не всяк поймёт "душу ремесла". У Сани получилось. К нему потянулись заказчики, и все зимы Ковалёв, пока в колхозе работы поменьше, долбил. Перебирался по зимнику за реку, отыскивал подходящую осину и "пёр на загривке" домой. Иногда, правда, "в хорошу-то погоду", и на месте, в лесу, долбил, чтобы полегче домой возвращаться.
Это на первый взгляд "долбить" ничего сложного. Но тут ведь "лодку долбить-то", а не просто кусок дерева ради праздности. Тут надо с умом "томарики" приладить, чтобы днище, не дай Бог, не продолбить. "Томарики" – это такие деревянные пробки, высотой чуть побольше спичечной коробки, которые мастер забивает в будущее днище, чтобы ненароком не продолбить его. Когда днище выдолблено, разводят костёр вдоль всей длины будущей лодки, греют её осторожненько на вымостках, чтоб не спалить, и постепенно вставляют распорки из эластичных прутиков в палец толщиной. Потом, на место этих распорок, приладят "тугуны". Это такие распорки посолиднее, по-научному кораблестроительному – "шпангоуты". Тугуны в свою очередь укрепляются "дыньками", опять же по-научному "кницами". Вот! Не устали ещё? А каково было всё это руками делать? И ремесло ли это? Может, уже искусство? Но и это ещё не всё. К долблёному днищу приделывали сверху "набойницы" – одну две доски из сосны или ели, "обнабаливашь". Они придавали лодке лёгкость и не позволяли проникнуть в неё воде сверху. И вот уж когда прилажены набойницы, сделаны уключины и выстроганы вёсла, тогда лодка готова. Лёгонькая, аккуратная, она радует глаз и мастеру, и заказчику.
По самым скромным подсчётам Александр Николаевич Ковалёв за долгую свою жизнь смастерил не меньше тридцати, а то и сорока лодок-долблёнок ветлужского розлива. Делал не только на продажу, но и для себя и своих родственников. А много ли за лодку выручишь? По тем временам не так уж и много. Самую дорогую лодку Ковалёв продал за тридцать пять тогдашних целковых. Хотя… Если четыре лодки за зиму… "Капиталище"!
Последнюю свою лодку Александр Николаевич делал для себя. И лодка эта пока ещё воды ветлужской "не видела, не нюхала". Стоит в подвале, ждёт своего часа. Ему сейчас восемьдесят семь! Николаичу-то. Однако пока ещё не сдался возрасту на милость и порой спускается от дома по крутой лесенке к реке и окунает в неё руки. Дом Ковалёвых стоит почти на самом угоре, а где ж ему еще стоять у лодочника? Село Вознесенье Ветлужского района Нижегородской области, в котором и живут Ковалёвы, в свою очередь стоит в самом что ни на есть срединном течении Ветлуги, то есть, выходит, в самом её центре. Здесь река исконная, "ветлугайская", тут всегда жили люди особой ветлужской закваски и тут не мог не родиться искусный лодочник. Увы, в округе уже на осталось таких лодочников. Не только близких по мастерству Ковалёву, а и вообще не осталось. И всё же не хочется называть Александра Николаевича Ковалёва "последним лодочником Ветлуги". Даст Бог, на каком-нибудь ветлужском берегу да и появится лодочных дел мастер и не даст умереть ремеслу, которому столько же лет сколько, наверное, и самой Ветлуге.