Наверняка подумали, что речь идёт о железной дороге. А вот и нет! Всё это о… стеклозаводе. Вот и я раньше не знал, что "пульками" называются комочки раскалённого стекла (заготовки), из которых потом производят "баночку горчичную". И делается всё это на агрегате, именуемом автоматом АБ-6 (раньше был и полуавтомат). Автомат стекловары в обиходе называют машиной. Естественно, у машины есть главный – машинист, а у машиниста – помощник. Вот так. Понятно, что ничего не понятно? И откуда вдруг взялась тут военная и железнодорожная лексика?
Ну, это для нас, дилетантов, дебри дебрями, а вот для Виктора Александровича Цыганова – это трудовая биография, а, значит, и вся жизнь, которая "полностью и целиком" связана со стеклозаводом "Красный луч". Как раз помощником машиниста он и начинал в далёком теперь семьдесят восьмом году прошлого века. Сразу после окончания средней школы.
Удивительное дело, но практически никто из местных стекловаров никакого официального профессионального образования не получал. Обучались все и всему прямо на заводе – у печи, у машины, у автомата. Умение и мастерство передавалось от одного к другому с помощью слов и жестов (иногда, наверное, и с помощью подзатыльников). И ни разу такое профобучение не подвело. В стекловары шли не по блату, а по умению. Есть у тебя дар стекло варить, будешь этим заниматься, а не дал Бог таланта – будешь насыпщиком шихты или упаковщиком. К машине лучше не подходить, ибо "запорешь" труд всей смены. А смен таких было четыре. Разделите сутки на это число, и получится длительность смены в часах. Завод нельзя было останавливать ни на секунду, процесс варки стекла непрерывен, остановка печи сродни катастрофе. Четыре смены по сорок человек в каждой – уже сто шестьдесят работников. И это только непосредственно на производстве продукции. А до 1972 года стекло в "Красном луче" варили на дровах, и, значит, народу работало в разы больше. Поговаривают, что иногда численность работающих превышала шестьсот человек! Сейчас во всём посёлке Красный Луч едва насчитаешь сто пятьдесят жителей.
В общем стеклозавод напоминал вечный двигатель. Только двигался он не сам по себе, а с помощью людей. Он и жизнь в посёлке двигал. Заводов, подобных "Красному лучу", в Союзе было не так уж много. Если не сказать, единицы. Виктор Александрович вспоминает, что завод не только "горчуху" (горчичную баночку) производил, но и вполне себе уникальную продукцию. Например, куриную крошку. Вы, поди, и не слышали о такой. А это, между прочим, ценнейшая в птицеводстве вещь – помогала нормально перетирать-переваривать пищу куриному поголовью. А ещё делали (не поверите!) "золотую крошку".
– Она шла на "остекленение" нефтяных труб, – поясняет Виктор Александрович. – Она и правда была для нас золотая, завод её продавал по две тысячи рублей за тонну. Это по тем, советским ещё деньгам. Всё вроде бы то же самое – песок, сода, мел, сульфат, но ещё добавляли кобальт и полирит.
Вот эти добавки и делали, похоже, крошку золотой. Трубы, которые прокладывали в самых труднодоступных местах, с помощью этой крошки, под воздействием определённой температуры, сами на себя наносили слой защитного стекла. Выходит, "Красный луч" обеспечивал надёжность и безопасность знаменитых нефтепроводов!
– Стекло напоминало молоко, – вспоминает стекловар Виктор Александрович Цыганов, – температура его полторы тысячи градусов. "Заморозить" его - легче лёгкого. Работали потом, после дров, на печном топливе. Иногда морозы и до пятидесяти градусов доходили. Тогда уж солярки в топливо добавляли.
Сейчас и представить страшно, как умудрялись полторы тысячи градусов на дровах держать! Наверное, поэтому завод трижды выгорал – в 1927-м, в 1961-м и в 1994-м. Дотла! Оставались труба да контора. И всякий раз восставал "Красный луч", как птица Феникс. Буквально из пепла.
– Всё сами восстанавливали, – вспоминает Виктор Александрович. – Я лично принимал участие в девяти ремонтах. Печи сами ремонтировали. А кирпич в печах особый – по пятьсот килограммов каждый. Техники особой не было, всё делали руками.
Но страшнее пожара оказался дикий капитализм лихих девяностых. Он пришёл, и завод встал. Теперь уже точно навсегда. Нет, пытались его реанимировать. Даже технологов привозили из знаменитого Гусь-Хрустального, но всё напрасно. "Луч" потух окончательно и бесповоротно.
Мы стоим на развалинах (слава Богу, не на осколках!) истории стеклозавода вместе с ветераном стекольного производства Николаем Сергеевичем Каниковым – в заброшенной уже стеклозаводской школе, где сохранились остатки музея завода. На пыльных столах образцы продукции – бутыли, банки, графины, причудливые вазы из цветного стекла. На стенах выцветшие фотографии, с которых смотрят стекловары и те, кто им обеспечивал работу. Николай Сергеевич тоже приложил руку к этой продукции – работал сначала на производстве горчичной баночки, а потом почти полтора десятка лет – токарем. Между прочим, тоже никаких курсов не оканчивал.
– Сначала на фрезерном станке поработал, заодно ходил смотрел, как токарь работает. Ну, а потом и сам встал к станку, – вспоминает мастер-самоучка.
Ну, а что? Русскому мужику только поглядеть да примериться, плюнуть на руки да и приступить к делу. Николай Сергеевич хорошо помнит, как местные мастера ещё выдували продукцию, без автоматов и полуавтоматов, на дровишках. Настоящие мастера-стеклодувы были.
– Вот тогда они действительно выдували и графины, и колбы, – вспоминает Николай Сергеевич, – работа долгая и кропотливая.
Тогда каждая вещь была как авторская, никогда ни одна колба, допустим, не повторяла другую. Хотя, казалось бы, ну чего вроде бы проще – бутылка она и есть бутылка. Ан нет! Всякий раз из рук (и губ!) мастера выходило новое изделие. Конечно, стеклодувы отводили свою творческую душу и иногда "выкамаривали" такие посудины, которые никто потом и повторить не мог. Наверняка в подвалах посёлка ещё найдешь десятки оставшихся причудливых сосудов. Да что долго за примером ходить. Виктора Алексеевича Цыганова стоит только уговорить в свой подвал спуститься, и вот тебе на! Таких ёмкостей под любые самые причудливые нужды хозяйки видеть доселе не приходилось. Ничего, что запылились, но даже сквозь паутину времени видно, что делали это люди мастеровые и действительно в одном единственном экземпляре.
Первое, что видишь, когда подъезжаешь к посёлку Красный луч – заводская труба. С каждым годом она всё больше напоминает глубоко больного и уже совсем старого человека. Картина эта нестерпимо горькая и берущая за душу. Безвозвратно ушло то, чем жили здесь несколько поколений замечательных мастеровых людей. Вот и круглая дата – 130 лет со дня пуска стеклозавода – осталась незамеченной. А жаль! Видно, уже совсем отсвистели здесь стеклянные пули.