Реактор энергоблока был полностью разрушен, в окружающую среду выброшено большое количество радиактивных веществ. Авария расценивается как крупнейшая в своём роде за всю историю атомной энергетики как по предполагаемому количеству погибших и пострадавших от её последствий людей, так и по экономическому ущербу. Из тридцатикилометровой зоны были эвакуированы более 115 тысяч человек. Для ликвидации последствий аварии были мобилизованы значительные ресурсы, более 800 тысяч человек участвовали в ликвидации последствий аварии.
Облако, образовавшееся от горящего реактора, разнесло по большей части Европы различные радиоактивные материалы, прежде всего, радионуклиды иода и цезия. Наибольшие выпадения отмечались на территориях Советского Союза, расположенных вблизи реактора и относящихся теперь к Белоруссии, Российской Федерации и Украине. Чернобыльская авария стала событием большого общественно-политического значения для СССР. Всё это наложило определённый отпечаток на ход расследования её причин и последствий.
Ликвидировать последствия катастрофы ехали люди со всей страны, последние командировки ликвидаторов закончились только в 1991 году. В настоящий момент в нашем районе живёт пять человек, работавших на устранении последствий аварии, один из них – большесырец Владимир Колосов.
Владимир Никифорович, по рождению, – деревенский житель: его родной Новый Путь расположен в восьми километрах от Железногорска. В Новом Пути была только начальная школа, поэтому в средней школе Владимир учился в городе атомной энергетики, а потом остался здесь жить и работать.
Владимир Никифорович отлично помнит, как впервые услышал об аварии на Чернобыльской АЭС: ехали в автобусе на работу, у водителя было радио, слушали новости. Сообщение о случившемся прозвучало, как только проехали пропускной пункт: "На Чернобыльской атомной электростанции произошла небольшая авария, погибло три человека". Масштабы катастрофы скрывали дня три, потом, когда повышенный радиационный фон зафиксировали на многих территориях Европы, утаивать правду было уже невозможно, и стали передавать больше подробностей.
Владимир в это время работал монтажником стальных конструкций в монтажно-строительном управлении (МСУ) № 53 треста "Сибхиммонтаж", вскоре стали направлять монтажников и других специалистов в Чернобыль. Начали с тех, кто был постарше, – после возвращения их сразу отправляли на пенсию.
Владимир был опытным монтажником – он имел высокий пятый разряд. Обязательные ежегодные рабочие командировки случались по всему Советскому Союзу: работал на строительстве Игнолинской атомной станции в Литовском Снечкусе (с 1992 года – Висагинас), Ленинградской атомной станции, в Красноярске участвовал в монтаже Театра оперы и балеты, Дома техники, цехов "Сибстали", Емельяновского аэропорта и многих других промышленных и культурных зданий и сооружений и, кстати, монтировал водонапорную башню на нашем сырзаводе (жил в гостинице "Берёзка" – ныне социальный центр).
Владимир также участвовал в монтаже изотопно-химического завода в Железногорске (ИХЗ). ИХЗ – место хранения и переработки радиактивных отходов, кстати, и с ЧАЭС туда радиактивные отходы тоже везли. Позже работал на капитальном ремонте реактора и на замене труб в отсеках ИХЗ. Об этом надо сказать отдельно: возможно, бесценный опыт полученных при проведении ремонтных работ на ИХЗ впоследствии и позволил Владимиру сохранить здоровье, а, может, и жизнь. На ИХЗ каждый участок поверхности проверен дозиметром, в каждом отсеке помечена доза излучения и возможное время пребывания в этом месте. Монтажникам чётко объясняли, какие последствия может нести беспечность по отношению к радиационному излучению. Любые ремонтные работы на заводе производились под наблюдением, в строго отведённые отрезки времени, со всеми предосторожностями.
В Чернобыль, конечно, никто особо не рвался, но надо было – и ехали. Пробил час "икс" и для Владимира: руководитель МСУ сначала собрал в свой кабинет жён, а потом вызвал и мужей, которые должны были войти в очередную партию откомандированных в Чернобыль. Владимир рассказывает:
– Нам даже не дали переодеться, быстро повели в кабинет начальника. Заходим и впадаем в шок – все наши жёны сидят в кабинете. Начальник обращается ко всем одновременно: "Ну что, женщины, надо отпускать мужиков! Говорите, кому что надо, всё сделаем!". Нам с женой нужен был стационарный телефон, так после командировки сразу поставили. Кто-то кирпич для строительства попросил – тоже дали. Молодой сварщик жил один, но у него была собака, которую надо было выгуливать, так и выгуливали, пока его не было.
Поехали в Чернобыль 24 марта 1988 года и пробыли там до 1 июня. Железногорских нас было одиннадцать человек, из них трое монтажников. Сначала монтажников поставили в одну группу. Потом поняли, что без монтажного специалиста группа неэффективна, и нас раскидали на три группы. Основной нашей задачей был монтаж саркофага: сначала в стороне, где фон поменьше, делали секции, потом надвигали их на аварийный реактор. Над самим реактором радиация была очень сильная: старались как можно меньше над ним работать. Работали во вторую смену, в первую шли подготовительные работы. На ликвидацию приезжали люди разных профессий, тех, кто не осуществлял непосредственный монтаж, называли "партизанами". Они убирали радиактивный мусор, заносили материалы и инструменты для монтажа. И "партизаны", и мы передвигались бегом: снаряжаешься – и быстро к месту, минуту-полторы работаешь – и опять бегом назад, каждая секунда на счету. В каких-то местах и дольше работали, в зависимости от степени радиационного фона, но всё время под наблюдением дозиметриста с секундомером.
После каждой смены всю спецодежду и обувь выбрасывали, в следующую смену шли в новом. Какой только спецухи мы ни носили, даже костюмы заключённых – одежду и обувь собирали со всего СССР. Дозиметрию делали постоянно, даже после душа: если фон был выше нормы, шли мыться заново.
Участники ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной станции, живущие в Балахтинском районе:
Владимир Иванович Осипов – Балахта,
Николай Иванович Тарасов – Грузенка,
Валерий Александрович Бакалов – Кожаны,
Виктор Алексеевич Чуйко – Приморск,
Владимир Никифорович Колосов – Большие Сыры.
Были в то время и роботы: они работали на расчистке, но электроника не выдерживала радиации – роботы выходили из строя, падали вместе с обломками в машинный зал реактора.
Бегали, на работу и обратно, строго по отмеченным флажками путям – надо было быть очень осмотрительными, и мы, люди с опытом, это понимали. Более неопытные допускали ошибки, которые впоследствии стоили им здоровья, а порой и жизни.
Допустимая дневная доза облучения – 0,3 рентгена, а общая – 50 рентген. После нас допустимую общую дозу уменьшили в 10 раз. Постоянно следили за тем, сколько ты набрал: если уже есть 50 рентген, переводили на работу в чистую зону. А если перебрал дневную дозу, давали выходные. В моей группе была такая ситуация: один сварщик в течение двух дней перебирал дозу. Дозиметрист не мог понять, почему именно он один. На третий день я за сварщиком проследил, оказалось, что мы, когда работали, старались спрятаться за бетонную колонну, а он, не задумываясь о радиации, делал как ему удобнее – вот такие мелочи были важны.
Когда давали отдохнуть, ездили в Киев, я дважды попадал на футбольные матчи. К нам очень хорошо относились в Киеве: селили в хорошую гостиницу, везде пропускали без очереди. В Чернобыле жили в здании ГПТУ: там поддерживали идеальную чистоту, в столовой нас кормили очень хорошо.
И вот ещё о человеческой беспечности: едем как-то раз со смены в обшитом свинцовыми пластинами автобусе, вдруг автобус притормаживает, и мы видим в свете фар перебегающего дорогу ёжика. Два сварщика из нашего треста выскакивают, кладут ёжика в шапку и забирают его в общежитие – мол, в качестве мышелова будет. Мы стали им говорить, что нельзя этого делать: он же сто процентов "фонит", но они не унимались. Сварщики помыли ёжика с порошком в душевой и взяли его с собой в столовую, а там дозиметрические рамки на входе. Ещё десять метров до рамки не дошли, как она зазвенела... Конечно, ёжика отпустили на волю, но ума у них всё равно не прибавилось. В другой раз они додумались жарить шашлыки на берегу Припяти. Один из этих ребят умер через полгода после возвращения из Чернобыля.
Начальник нашего треста Алексей Михайлович Макаров поехал в Чернобыль ещё с первой группой, приезжал он и при нас, лично с каждым из нас здоровался за руку. Начальник считал своим долгом быть впереди рабочих, лез, куда надо и не надо. Потом он стал заместителем министра Минатомэнергопрома, но прожил недолго: умер года через два после нашей встречи в Чернобыле.
Когда мы вернулись из командировки, нас всех отправили на месяц в больницу, и потом ликвидаторы ежегодно проходили (и проходят) обследование в краевом госпитале ветеранов войн.
Есть у Владимира и соответствующие медали и знаки за ликвидацию последствий аварии на ЧАЭС. К нам в район он приехал в 1998 году – супруга захотела в деревню. При покупке дома решающую роль сыграл большой огород, половину которого наш герой занял ягодными кустарниками и деревьями. А ещё несколько кедров посадил. Огородничеством и садоводством занимается с удовольствием! Владимир радуется тому, что дом находится недалеко от леса – можно за грибами ходить. Смолоду дружен Владимир Никифорович со спортом: участвовал в соревнованиях по лёгкой атлетике, много играл в футбол, сейчас смотрит матчи по телевизору – болеет, переживает.
Три года назад из Большесырской школы уволился рабочий, позвали на его место Владимира Никифоровича. Первый месяц был в замешательстве: как тут люди работают? Но со временем привык и полюбил школьную суету и детский гомон. Школьники называют его "дядя Володя" и он многих из них знает по именам. Владимир Никифорович имеет навыки сантехника, электрика, плотника – его умения часто пригождаются в школе.
В молодости Владимира часто называли "Колосок" и он действительно соответствует этому определению: стройный, поджарый, спортивный. Причём колосок он несгибаемый: начав жизнь в стабильное советское время, прошёл Чернобыль, перестройку и не потерял оптимизма и желания жить, остался сильным, приятным в общении, улыбчивым человеком.
Светлана КОВАЛЕНКО. Фото автора /АП/