Михаил Овдиенко
День 12 апреля 1961 года связался у меня в памяти с именем Михаила Васильевича Овдиенко – на то время заместителя редактора нашей газеты. И вот почему.
В то утро мы с ним, еще ни о чем не ведая, выехали в Моздок в командировку. В какой-то момент Михаил Васильевич попросил водителя включить радио, чтобы послушать новости. И как же вовремя! Воистину ошеломляющая весть обрушилась на нас из эфира:
– Работают все радиостанции Советского Союза!
Неповторимый голос Юрия Левитана взлетел над всеми взгорьями и холмами Ачалукского плато.
Каждая фраза этой мировой новости приводила нас в неописуемый восторг.
– Человек впервые в космосе! Наш советский человек! Юрий Гагарин облетает планету!
От радости мы не то что кричали, просто орали на всю округу...
И вдруг я осеклась, увидев, как по худощавому лицу Михаила Васильевича текут, перегоняя друг друга, слезы... И наш суровый водитель, бывший фронтовик Петр Уткин тоже украдкой вытирает глаза...
Помню, что подумала тогда с некоторым удивлением:
– Почему русские от радости плачут? Ни один народ в мире не плачет от счастья, только русские... Почему?
Действительно, загадка русской души...
Владимир Кануков
По какой из своих многочисленных причуд природа наделила такого доброго и во всех смыслах хорошего человека, как Владимир Николаевич Кануков, суровой внешностью, насупленной хмуростью – непонятно...
Признаться, поначалу мы, новички редакции, не сказать, как боялись его. По утрам, едва заслышав его шаги в коридоре, внутренне напрягались, начинали спешно наводить порядок на столах... Да и в течение рабочего дня невольно прислушивались к голосам в редакторском кабинете, дверь которого почти никогда не закрывалась...
А ведь он к нам, салагам, не проявлял особо строгой требовательности по сравнению с опытными работниками редакции. Разве что промахи наши в работе не оставлял незамеченными. И вот это-то как раз удручало. "Ни одна мышь, бывало, не проскочит мимо него, ни одна муха не пролетит". Все замечал. Не бранил тебя, но и не оставлял без того, чтобы не обратить твое внимание на ошибку.
Чаще всего это случалось в типографии при исполнении нами обязанностей дежурного редактора.
У Канукова было в обычае появляться в типографии к моменту подписания полос в печать. Чтобы не отвлекать нас от работы, шеф из-за наших спин начинал всматриваться в полосы. Редко случалось, чтобы он так же тихо уходил из типографии. Куда чаще, спустя три-четыре минуты после прихода, раздавался его недовольный возглас:
– А это что еще такое?! – и при этом указательный палец редактора упирался в какое-нибудь место на полосе.
Ах, ты ж, Господи! Ну, надо же! После правки не сверили это место, а верстальщицы перепутали строчки! В следующий раз это могла быть какая-нибудь пропущенная опечатка на потеху читателям.
– Ты не знаешь, был ли у Шивы третий глаз? – спросил меня однажды "свежая голова" редакции Яков Михайлович Горбунов. – Я Канукова Шивой прозвал... Посмотри где-нибудь в энциклопедии...
Прости, дорогой Яков Михайлович, что я тогда не удосужилась выполнить твою просьбу относительно "третьего глаза" Шивы.
Но что у Владимира Николаевича Канукова было "недреманное око" – это точно!
Расспросите ветеранов "Растдзинада", куда Кануков затем перешел редактором. Они об этой феноменальной способности Владимира Николаевича расскажут легенды...
Вера Бокоева
Работавшая с Верой Андреевной Бокоевой в одном отделе газеты в годы войны Евгения Белик вспоминала, как однажды Бокоевой и еще одной сотруднице редакции поручили организовать отклики на успешно проведенную нашей армией военную операцию.
А погода в тот день в городе выдалась такая, что, как говорят, "собаку на улицу не выгонишь". Минус 20° при нашей-то сырости – это значит, промозгло и вдвойне холодно.
Так вот: та сотрудница никого из военных не стала искать, а, прислонившись спиной к теплой печке редакции, тут же сочинила отклик от имени несуществующего сержанта (имярек) из несуществующей Н-ской части (ей на руку было, что по цензурным соображениям части не назывались).
А Вера Андреевна, накинув на себя всеми ветрами продуваемое пальтишко, поехала в военный госпиталь на улице Красноармейской, нашла среди раненых интереснейших собеседников с их раздумьями и глубоким анализом ситуации на фронтах, дала хороший материал, а не пустое славословие...
И в этом была вся Вера Андреевна с ее характером, честностью, принципиальностью и откровенностью.
Настоящая поморка – независимая, мужественная, стойкая. Она ведь была из Архангельска. С братьями ходила в море на промысел. И совсем еще юной участвовала в финской кампании. Их, девушек-снайперов, по ночам отправляли в глубокий тыл врага. Она ничего не боялась.
Один только раз дрогнуло сердце несгибаемой поморки – когда ей встретился не менее мужественный, стойкий, да еще и красивый Антон Бокоев. Так Вера Андреевна оказалась в Осетии. Но как же коротко было ее счастье! Через год началась война. А еще через год она стала вдовой. Плакала по ночам, чтобы не видели близкие, особенно маленькая дочка.
А характер оставался прежним, непреклонным, не дававшим спуску ни себе, ни другим. Такой она запомнилась и в редакции "СоцОсетии".
Выйдя на пенсию, решила вернуться в Архангельск. Поступила на работу в областную газету. Все шло хорошо, но однажды у кого-то из сотрудниц редакции умерла мать.
Вера Андреевна взяла лист бумаги и начала обходить сотрудников. На нее таращили глаза:
– Она нищая что ли, почему мы должны собирать ей деньги?
Веру Андреевну взорвало:
– В Осетии, если у кого-нибудь умирает близкий, все спешат ему на помощь! А вы крохоборничаете, как не знаю кто! Тьфу на вас после этого. (Так и сказала.) Да чтоб я после этого еще в таком гнилом коллективе осталась?! Тут же написала заявление. И вернулась в Осетию...
Виталий Лукьяненко
Он не любил никому об этом рассказывать. Незатухающую боль носил в своем сердце. Но так пришлось, что мы в тот вечер дежурили вместе с ним в типографии, и пока ждали отданные на правку полосы, разговорились.
Вот тогда у него и вырвался этот страшный рассказ о пережитой им подростком трагедии: оказывается, именно в этот день в 1942 году немцы на его глазах на центральной площади села повесили его отца и мать за связь с партизанами. Видел, как в последнее мгновенье отец дернул головой назад, пытаясь поймать еще глоток воздуха, как затрепетали руки матери... А за спиной полыхал их дом, подожженный немцами...
Он ушел к партизанам. Присоединялся ко всем группам, направлявшимся на боевое задание. И командир отпускал его, зная, что это парню необходимо, чтобы справиться с горем, лежавшим камнем на его сердце...
Когда наши войска освободили их район, Виталий Дмитриевич Лукьяненко вместе с партизанами влился в состав действующей армии и воевал до Победы.
Трудно сказать, как сложилась бы его дальнейшая жизнь, совершенно одинокого, если бы судьба не подарила ему встречу с Людмилой, человеком удивительной души, о которой можно судить по ее стихам, озаренным теплотой человеческого сердца, привораживающим, рождающим ответный отзвук...
Вот и Виталия Дмитриевича редкостное сердце Людмилы Алексеевны согрело, примирило с жизнью, уравновесило с годами.
Работать с ним было в удовольствие.
– Ты не возражаешь, если мы выбросим вот этот абзац? – заходил Виталий Дмитриевич как дежурный работник секретариата к кому-нибудь из сотрудников редакции.
И авторы с готовностью соглашались с ним, хотя до этого могли считать данный абзац чуть ли не краеугольным камнем своего материала. Но соглашались, полагая в душе, что Виталий Дмитриевич плохого не посоветует. И действительно, читая свой уже опубликованный материал, признавали, что абзац тот лишь мешал ходу авторской мысли.
На мнение Виталия Дмитриевича всегда можно было положиться. Как и во всем в жизни.
Евгения Ротова
Как-то заместитель редактора Александр Алешкин надумал собрать все публикации в нашей газете о земляках, удостоенных звания Героя Социалистического Труда.
И обнаружил интересную закономерность: еще задолго до того, как им было присвоено это почетное звание, первой о них начинала писать Евгения Ивановна Ротова, заведовавшая отделом сельского хозяйства редакции.
За годы многолетней работы в газете она настолько хорошо узнала жизнь каждого колхоза и совхоза в республике, что водила крепкую дружбу не только с их руководителями, но и с рядовыми тружениками. Бывала желанным гостем на полевых станах и фермах. Не по рекомендациям руководителей, а сама наметанным глазом умела разглядеть среди животноводов и полеводов людей с недюжинным трудолюбием и особо ревностным отношением к работе и начинала писать о них, время от времени рассказывая о возросшем профессиональном мастерстве труженика, отмечая ступеньки роста его успеха.
Так, еще задолго до того как Харитон Албегов стал Героем Социалистического Труда, Евгения Ивановна учредила на страницах нашей газеты рубрику "В звене Харитона Албегова", под которой регулярно шли вести о применяемых на участке звеньевого агротехнических приемах.
Такой же школой передового опыта стал и рассказ на страницах газеты о деятельности главного агронома моздокского колхоза "Красная Осетия" Петра Гасиева. Часто сокрушалась, что у нее не доходят руки рассказать столь же подробно о работе алагирской птичницы Марии Урумовой, ирафского кукурузовода Симона Калаева, об организаторском таланте директора моздокского свиносовхоза "Терек" Гокинаева, председателе змейского колхоза Гокоеве и других.
Мы в редакции иногда шутили, что министерству сельского хозяйства республики пора поставить Евгении Ивановне бюст в своем вестибюле за пропаганду передового опыта, которую она ведет куда лучше их отдела.
Как же Евгения Ивановна любила тружеников сельского хозяйства и их дело! Не дай бог, если она услышала неодобрительное слово в их адрес! Так, однажды на планерке Ротова попросила поставить в номер какой-то спешный материал.
– Евгения Ивановна, – взмолился ответсекретарь, – да номер и так под завязку забит "сельхознавозом"...
Ох-ох-ох, лучше бы он не произносил это опрометчивое слово!
Евгения Ивановна, еле сдерживая себя, сказала сквозь зубы:
– Когда ты по утрам пьешь кофе со сдобной булочкой и большим куском сливочного масла, ты почему-то не вспоминаешь, что этим удовольствием обязан тому самому "сельхознавозу"?!
– Вы, Евгения Ивановна, более чем убедительны, – попытался отшутиться ответсекретарь и со вздохом взял строкомер, чтобы "расчистить" на полосе место для материала Ротовой. Знал, что возражать бесполезно, не у него, так у редактора вырвет она эти строчки...
Ирина Гуржибекова
Отдел культуры газеты "Социалистическая Осетия", которым заведовала Ирина Георгиевна Гуржибекова, был настоящим притягательным клубом для людей творческих профессий республики.
А в какой-то период потянуло их и в редакцию молодежной газеты Осетии, куда Ирину Гуржибекову хитроумным способом перетянули на время ответсекретарем "Молодого коммуниста".
В обкоме комсомола республики решили не снижать качества своей газеты. И первый секретарь обкома незабвенный Хазби Булацев собрал подопечных на совет, чтобы решить, кого достойного поставить на это ответственное место.
И все как один назвали имя Ирины Гуржибековой.
С первой же минуты беседы с Хазби Булацевым Ирина стала решительно отказываться от предлагаемой ей должности.
– Нет-нет, я уже вошла в коллектив "Социалистической Осетии", мне нравится то, чем я занимаюсь...
– Ну, что ж, – вздохнул горестно Хазби Булацев, – нет так нет... Но хоть другое наше задание выполнишь? Надо поехать в Италию, нам прислали из ЦК комсомола путевку на 2 человека, почти задарма… Поедет наш молодой главный инженер водного хозяйства Руслан Цаликов. Вот и опишешь эту поездку, про контакты с итальянской молодежью, ну, сама знаешь, о чем писать.
Еще бы она не была согласна! Даже в самых своих смелых мечтах Ирина не могла представить себе эту сказочную поездку по крупным городам Италии!
Переполненная впечатлениями, Ирина, вернувшись домой, пришла в обком комсомола рассказать о поездке.
Хазби Булацев внимательно выслушал все ее восторженные ахи и охи... И задал вдруг вопрос:
– Мы как к тебе относимся? Как ты считаешь?
– Прекрасно! – несколько удивившись вопросу, ответила она.
– А ты как после этого к нам относишься? Если нашу простую просьбу поработать в "молодежке" пока тебе не найдем замену не хочешь выполнить? А?
Ну, как после таких слов было не почувствовать угрызений совести? Пришлось ей год поработать и в "Молодом коммунисте", пока не нашли, как и обещали, ей замену из выпускников журфака МГУ.
Отпускали, правда, с неохотой.
Ответсекретарь, оказывается, из Ирины Гуржибековой получился отличный.
Ну, сказано же древним мудрецом: "Человек талантливый – талантлив во всем".
Нелли Данилова
Пристрастие к театру у Нелли Константиновны Даниловой зародилось еще со студенческой скамьи.
Ну, невозможно было учиться в Северной столице страны и не стать заядлым театралом, когда в культурную жизнь Ленинграда ворвался Георгий Товстоногов с гениальным режиссерским проникновением в дух и психологическую атмосферу эпох при постановке горьковских "Варвар" и "Мещан", "Идиота" Федора Достоевского, "Холстомера" Льва Толстого. Или на всю жизнь запоминавшиеся спектакли в Театре комедии, созданные безмерно талантливым Николаем Акимовым.
Да и в самом университете сложился талантливый коллектив студенческого театра, чьи работы вызывали неподдельный интерес у театральной общественности города. Ведь из этого театра вышел до сих пор непревзойденный образ Хлестакова в исполнении Игоря Горбачева...
Вот на работы этого театра Нелли Данилова начала писать свои первые рецензии, которые публиковались в университетской многотиражке.
Вернувшись в Орджоникидзе после учебы, Неля с радостью выяснила для себя, что театральную жизнь в республике провинциальной не назвать.
Еще блистали на сцене Владимир Тхапсаев и целая плеяда безгранично одаренных актеров, чьи имена сегодня составляют славу сценического искусства республики. И руководила ими в разное время славная Елена Маркова, чье режиссерское прочтение осуществленных ею постановок русской и осетинской драматургии до сих пор поражает глубиной мысли и найденными ею средствами их сценического воплощения.
С тех дней сложилась у Нелли Константиновны дружба с коллективами наших театров. Они каждый раз с нетерпением ждали появления на страницах "СоцОсетии" рецензий Даниловой, в которых с предельной заинтересованностью и доброжелательностью велся "разбор полета" их новых постановок.
А у нас, зрителей, они вызывали острое желание обязательно посмотреть эти спектакли. Скольких тогда людей эти рецензии привели в театральные залы города, скольким привили интерес к сценическому действию на театральных подмостках!
Как же сейчас не хватает именно таких рецензий, воспитывавших не только читателей, но и сами театральные коллективы!
Иначе бы не осуществлялись сегодня на многих театральных подмостках страны (не исключая и ведущих), в кино и на телеэкране безобразные "пляски" на костях классиков, не превращали бы их бессмертные произведения в китч, и все эти "новации", осмеянные еще Ильфом и Петровым в бессмертных "Двенадцати стульях"...
фото из архива "СО".