Они воевали вместе с 1941-го... Я не в курсе, как складывалось все до июня 1941-го у капитана Володаркина, а мой отец был профессиональным военным. Еще до войны, закончив Ленинградское танко-техническое училище, попал на Дальний Восток, стал заместителем командира роты по технической части, потом получил должность заместителя командира батальона. Столько было планов, надежд... Но все прервала война...
С Сергеем Володаркиным (он был тогда лейтенантом) отец встретился в огнеметном танковом полку под Москвой. Вместе пережили нелегкие дни. Вот как рассказывал папа об одном из боев:
"На нас двигалось более 15 танков, за ними – цепи эсэсовцев. С каждой минутой они приближались: 900 метров, 700, 400... Нужно было отражать атаку! Не подпускать же врага на бросок гранаты! И вот взвилась красная ракета: море огня обрушилось на врага. Огонь вели танки, автоматчики, пулеметчики. Один из наших танков вышел на самую близкую дистанцию, почти в упор бил по противнику. Вот уже 3 танка противника охвачены черным дымом, а остальные стали энергично маневрировать на поле, пытаясь уклониться от огня. Но не тут-то было. Они напоролись на фугасы наших минеров. Не прошли. Для нас это было таким счастьем!"
Тридцатая армия сражалась северо-западнее Москвы в направлении города Клина, южнее Волжского водохранилища. Клин несколько раз переходил из рук в руки... Весть о провале немецкого плана взятия Москвы окрылила наших воинов. Отец вспоминал о своем первом бое, о страшном зрелище, которое представляли горящие танки. Сколько экипажей погибло тогда! Ведь вылезти из люка под прицельным огнем автоматчиков-врагов было практически невозможно...
Часто отцу и его танкистам с наступлением темноты выпадала тяжелая и небезопасная работа. Надо было эвакуировать с ничейной полосы поврежденные танки. И это было очень нелегким делом. Иногда помогали трактора "Коминтерн", к которым прикрепляли длинные тросы. И все равно это было трудно. Несколько бойцов тянули длинный и тяжелый стальной трос по заснеженному полю ничейной полосы. Близ переднего края противника, под трассирующими пулями, ползком пробирались они к подбитому танку, цепляли трос за буксирный крюк. При сильном морозе пальцы прилипали к металлу.
Иногда эвакуировали подбитую машину другим исправным танком.
В семейном альбоме, где собраны многие фотографии наших домочадцев, я не раз видела старые снимки, на которых запечатлена знаменитая "тридцатьчетверка". Отец рассказывал, что эту боевую машину очень любили танкисты: она, можно сказать, всю войну вынесла на своих бронированных плечах. "Тридцатьчетверка" стала не только знаменитой, но и легендарной.
Под Курском, в тех страшных боях, она по-настоящему проявила себя. Вот строки из письма к моему отцу Сергея Володаркина: "Ты помнишь бои за Ольховатку?! Наших артиллеристов?! Их командира лейтенанта Семена Подгайнова?! Он сам подбил 6 танков, управляя огнем батареи со своего наблюдательного поста. А как он взял огонь на себя, а затем все же прорвал кольцо окружения... Мы потом еще не раз встречались с ним... А Поныри помнишь? И минные поля вокруг этого места... Мы тогда стояли во второй полосе обороны... Говорили, что именно там был один из самых мощных наших узлов сопротивления. проволочные заграждения стояли. А наши танки, которые находились в специальных окопах… На танкоопасных направлениях были установлены надолбы, а многие огневые точки имели бронированные или бетонные колпаки. Я был в тех местах в 70-х годах. Видел памятник на братской могиле ребят истребительной бригады полковника Рукосуева. Помнишь, они уничтожили несколько десятков "тигров", сумели удержать занимаемый рубеж? Там, на постаменте, стоит пушка и высечены имена наших парней... А еще посылаю вырезку из нашей фронтовой газеты "Т-34". Храню ее до сих пор. Помнишь, как нам разносили эти листы прямо по танкам? Каждую информацию мы читали взахлеб."
Я понимала мысли и чувства капитана Володаркина. Ведь мой отец тоже все помнил. Правда, рассказывать об этом не очень любил: слишком много было потерь, горечи и боли. И все же вспоминал, потому что мне всегда хотелось знать о прошедшем как можно больше. О тяжелейшем танковом сражении под Прохоровкой я, например, впервые услышала тоже от отца.
Фашисты не сомневались в своей победе, но, несмотря на их упорное сопротивление, сражение выиграли наши танкисты 5-й армии генерала Ротмистрова. Мой папа, Тимофей Бязыров, именно за этот бой был награжден орденом Красной Звезды.
А как интересно рассказывал отец о первой встрече под знаменитой Прохоровкой со страшными "тиграми"! Они вели огонь на поражение с дистанций, превышающих возможности наших "тридцатьчетверок". Их снаряды представляли опасность для брони "Т-34". Но наши танковые экипажи быстро приноровились действовать и против "тигров": били их, маневрируя, по гусеницам, бортовой броне, другим уязвимым местам. Вот почему там, под Прохоровкой, нашли гибель десятки вражеских машин.
Так же, как и все наши советские воины, папа очень гордился тем, что немецко-фашистские войска под Курском были разбиты. Он понимал, что это одно из важнейших и решающих событий не только Великой Отечественной, но и всей Второй мировой войны. Именно здесь последняя попытка гитлеровской Германии повернуть ход войны в свою пользу окончательно провалилась.
С нашей, советской стороны, в оборонительных операциях участвовали 3 танковых армии, 6 отдельных танковых корпусов и до 15 отдельных танковых бригад и полков. Еще больше танковых войск привлекалось к наступательным операциям! А ведь гитлеровцы стянули на прохоровское направление свои отборные танковые дивизии – "Райх", "Мертвая голова", "Адольф Гитлер". Отец много рассказывал об этих "тиграх" и "фердинандах", которые долго считались неуязвимыми, а под Прохоровкой пали, сраженные нашими мужественными танкистами.
Обычно папа не очень охотно говорил о себе и своих друзьях. А вот историю о его товарище, командире танка старшем лейтенанте Митрофане Варибоке, знают все в нашем доме. Митрофан вел танк прямо на немецкую батарею, преграждавшую путь нашей пехоте. Машину его подбили. Экипаж задыхался в дыму, пламя настойчиво рвалось внутрь танка. Обожженные ребята понимали, что может быть с ними. Но воины по-прежнему видели перед собой основную цель – вражескую батарею, которую следовало немедленно уничтожить. И, задыхаясь в дыму, танкисты, почти ослепшие от огня, ворвались в гнездо врага и раздавили его. Когда ребята выпрыгнули из машины, идти они могли с трудом. Кожа рук от соприкосновения с плавящимся металлом вся осталась на железе. И все же в госпиталь они не пошли, не покинули строй.
Мой отец любил выписывать из военных мемуаров то, что считал для себя особенно важным и серьезным. Вот и сейчас я открываю один из его блокнотов:
"К этому времени темпы продвижения противника продолжали неумолимо снижаться. Враг намечал овладеть Курском на 2-й день наступления, но на исходе был уже 7-й день, а его танковым дивизиям удалось пройти лишь треть пути. Ослепленные бессильной яростью, немецко-фашистские войска продолжали упрямо рваться вперед, наращивая силу удара. Наибольшего успеха они достигли на Прохоровском направлении. Здесь ударной группировке врага удалось вклиниться в нашу оборону на глубину до 35 км. Но это был его последний успех. Усиленный резервами Воронежский фронт приступил к решению новой задачи – нанесению мощного контрудара и разгрому вклинившейся в его оборону группировки противника.
С утра 12 июля командующий 4-й немецкой танковой армией планировал развить достигнутый накануне успех на Прохоровском направлении. Здесь действовал 2-й танковый корпус СС. 48-й танковый корпус получил задачу захватить переправу через реку Псёл юго-восточнее Обояни. После этого оба танковых корпуса должны были совершить стремительный бросок на Курск. 3-й танковый корпус получил приказ наступать на север вдоль левого берега Северского Донца, разгромить советскую 69-ю армию и обеспечить правый фланг 4-й танковой армии, наступавшей на Курск. Успешное наступление фашистских войск 11 июля вселяло уверенность в немецких военачальников. В тот день противнику удалось потеснить войска 1-й танковой, 5, 6 и 7-й гвардейских армий и захватить рубеж, намеченный для развертывания 5-й гвардейской танковой армии. Особенно напряженная обстановка сложилась в полосе 5-й гвардейской армии, оборонявшейся на прохоровском направлении. Танковые дивизии врага удалось остановить лишь в 2 км от Прохоровки, да и то при поддержке 2 танковых бригад, срочно выдвинутых генералом Ротмистровым.
Начавшееся 12 июля сражение, вошедшее в историю под названием Прохоровского, развернулось по обе стороны железной дороги Белгород – Курск, а основные события произошли юго-западнее Прохоровки. В 8 часов 30 минут после 15-минутного артиллерийского налета основные силы (18-й и 29-й танковые корпуса) 5-й гвардейской танковой армии с двумя приданными ей танковыми корпусами перешли в наступление в общем направлении на Яковлево. Советское командование предполагало, что противник будет застигнут врасплох. Однако одновременно перешли в наступление и дивизии 2-го танкового корпуса СС. На довольно узком пространстве изрезанной оврагами равнины двинулись навстречу 2 танковые лавины. Столкновение 2 сильных ударных группировок привело к грандиозному встречному танковому сражению, в котором с обеих сторон одновременно участвовало более 1200 танков. Это танковое сражение, подобного которому до сих пор не знала история войн, продолжалось целый день. Обе стороны несли большие потери. Как вспоминал маршал бронетанковых войск
П. А. Ротмистров, бывший командующий 5-й гвардейской танковой армией, борьба была на редкость ожесточенной, "танки наскакивали друг на друга, сцепившись, уже не могли разойтись, бились насмерть, пока один из них не вспыхивал факелом или не останавливался с перебитыми гусеницами. Но и подбитые танки, если у них не выходило из строя вооружение, продолжали вести огонь".
Там, на Курской дуге, капитан Володаркин получил тяжелое ранение. Лежал в госпиталях, лечился...
А мой отец пошел дальше бесконечными дорогами войны – Изюм, Борвенково, Лозовая... Псков, Калинин... Белоруссия... А потом уже Восточная Пруссия...
Да, пути развели фронтовых товарищей... Получилось так, что навсегда. Но они помнили друг о друге...
На письмо Павла Володаркина, внука капитана, мы отвечали вместе с мамой, которая служила в том же танковом полку, что и фронтовые друзья, и хорошо помнила его, капитана Володаркина. Мама, Бязырова Роза Семеновна (ее не стало четыре с половиной года назад), была полковой радисткой и, естественно, попадала в самые горячие точки боя. Как и отец, она имеет боевые ордена, множество медалей и массу благодарностей от Верховного главнокомандующего. Хранила в памяти все, что пришлось пережить. И ненавидела войну. Так же, как все фронтовики. Так же, как все мирные люди нашей России.