Вкус заманкульского хлеба
Произошло это летом 1918 года, во время отступления Владикавказского китайского батальона из-под Прохладной, где он участвовал в боях с белыми в составе Особого сводного отряда, подчиненного Терскому Совнаркому. Пятеро его бойцов – старшим у них был мукденец Лу Хай-ле – отстали в суматохе отступления от своих. К Владикавказу они пробирались пешком, по бездорожью, лесами. Через несколько дней вышли к окрестностям Заманкула. И Господин Великий дух гор и лесов их молитвы услышал: в лесу китайские красногвардейцы встретили девушек из села, собиравших ягоды.
"Мадамы-товаришки!.. Моя – китай, моя Владикавказа нада…" – выйдя из-за кустов, окликнул их Лу.
О том, что во Владикавказе создан китайский батальон, заманкульцы знали. В том числе, от своего земляка Габо Карсанова – личности легендарной, командира осетинской красной конной сотни, друга Пау Ти-сана.
С китайскими рабочими-кули ему и до революции не раз доводилось "пересекаться" – на Дальнем Востоке и в США, куда Габо ездил на заработки.
Девушки проводили Лу и его товарищей в село. Там голодных, измученных и оборванных китайских парней сразу разобрали по домам. А на следующий день из леса к Заманкулу вышли еще 9 раскосых, черноволосых и скуластых бойцов Особого сводного отряда, тоже пробиравшихся из-под Прохладной во Владикавказ. Несколько дней китайцы провели в селе: отдохнули, подлечили стертые ноги. Прощались они с радушными хозяевами как с родными, с поклонами пожелав Заманкулу и заманкульцам: "Вансуй! Десять тысяч лет жизни!.." А кардзинов на дорогу им напекли столько, что во Владикавказе этих гостинцев хватило на всю роту Лу Хай-ле.
Парень с "золотого поезда"
Навсегда осталась Осетия зарубкой и на сердце у Ча Ян-чи – еще одного ветерана батальона Пау Ти-сана. На заработки в Россию он, 17-летний крестьянский мальчишка, уехал из родной Поднебесной в 1916 году. Работал в артели кули на Урале, потом – в Тирасполе и в Одессе, где в декабре 1917-го вступил в китайскую роту Красной гвардии. А весной 1918 года, когда началась эвакуация красных из Одессы, интернациональному отряду, сформированному из чехов, сербов и китайцев, поручили особое задание: сопровождать в Центральную Россию золотой запас Одесского Госбанка. Командовал этим отрядом Адольф Шипек – один из первых организаторов чехословацких подразделений Красной армии в годы Гражданской войны.
Золото (а было его более чем на 400 млн. тогдашних "николаевских" рублей) вывезли на пароходе в Феодосию. Когда опломбированные ящики с ним выгрузили в порту, под них понадобился целый железнодорожный состав. Охрану вагонов доверили китайцам. Был среди них и юный Ча Ян-чи, рассказывавший потом: "заначить" хотя бы один золотой "кирпич" – такая мысль никому из них даже в голову прийти не могла. А Адольф Шипек вспоминал об этом: "На всем длинном и тяжком пути "золотого поезда" – с опасностью, стычками, перестрелками – случая не было, чтобы хоть один из 200 китайских бойцов сделал малейшую попытку нарушить свой долг. Исключительной честности люди!.."
Интернационалисты сопровождали "золотой поезд" до Ртищева. Там Шипек сдал одесское золото комиссии во главе с уполномоченным ЦК РКП (б) Медведевым. А китайскую роту направили на юг, на Кубань. Через несколько месяцев ее, сильно поредевшую в боях, расформировали, и Ча попал во Владикавказ, в батальон Пау Ти-сана.
Раскаленный август 1918-го
Летом 1918-го ему довелось участвовать под началом своего комбата в уличных боях, развернувшихся во Владикавказе в дни Августовских событий, – на Курской слободке, в районе улицы Госпитальной (ныне – Титова). Ярко врезалась китайскому юноше в память тогда и знаменитая история с броневиком, отбитым на Госпитальной у восставших белоказаков красногвардейцами: в разгар боя подбитый гранатой броневик заглох, а дружинники Павла Огурцова с Курской, добровольцы Пау Ти-сана и бойцы осетинского и грузинского красных отрядов Кирилла Кесаева и Саши Гегечкори подтянули его на канатах в сторону своих окопов, исправили – и посадили за его пулеметы своих пулеметчиков. А в начале 1919-го остатки батальона Пау Ти-сана покинули Владикавказ в составе частей ХI Красной армии, отступавшей на Астрахань.
В Астрахани сердце Ча, который и дома, в Китае, был страстным лошадником, не выдержало искушения: он подал заявление о переводе в конную разведку соседней части – Таганрогского полка. Написал его за китайского парня один из его приятелей-"таганрогцев", а вместо подписи Ча Ян-чи, не знавший ни китайской, ни русской грамоты, нарисовал под этим заявлением пятиконечную звездочку.
Китайский казак Коля
Вскоре его перевели в 3-й Кубанский кавалерийский полк, где вместе с Ча служили еще 8 китайских добровольцев. Воевал молоденький "китайский казак" (именно так он с гордостью представлялся любопытным), которого однополчане "перекрестили" в Николая, в 1919–1920 гг. и под Лисками, и под Таганрогом, и под Новочеркасском и Ростовом-на-Дону, и в Польше…
"К нам в полку очень хорошо относились, – рассказывал Ча Ян-чи 40 лет спустя Новогрудскому и Дунаевскому. – И когда попадем в какой-нибудь новый город, идем с бойцами по улицам – а на нас, китайцев, все оборачиваются, не понимают, кто такие. С виду кубанцы и кубанцы – черкески с газырями, мягкие сапоги, круглые каракулевые шапки, бурки, шашки… Но лицом отличаемся".
В 1921–1922 годах Ча Ян-чи вновь довелось служить вместе с земляками из батальона Пау Ти-сана, где "блудного сына" встретили с восторгом: сначала во Владикавказе, а потом в Ростове-на-Дону. После демобилизации он осел в Армавире. По постановлению Армавирской городской краснопартизанской комиссии от 3 июня 1930 г. Ча Ян-чи Николай был признан красным партизаном, с выдачей ему соответствующего удостоверения за № 12. Работал на Кубани рисоводом – это дело ему было хорошо знакомо. А в 1950-е годы – инструктором рисосеяния в Чечено-Ингушетии, где в то время тоже предпринимались попытки разводить в колхозах рис. Тогда же, в конце 1950-х, он вновь побывал вместе с Новогрудским и Дунаевским во Владикавказе (в те годы – Орджоникидзе). Провел их по местам своей боевой молодости. И москвичей просто потрясли юношеская свежесть памяти и энергия этого пожилого уже человека с густо тронутой сединой шевелюрой цвета воронова крыла и живыми веселыми глазами мальчишки, которого встреча с Осетией взволновала до глубины души…