В Северной Осетии наиболее сохранившиеся фрагменты подобных боевых сооружений находятся в верхней части Куртатинского ущелья да еще в соседнем Кассарском, найденные во время строительства Транскама. Поэтому все кавказоведы, кто посещал Куртатинские теснины, оставили о фрагментах боевой стены воспоминания в своих статьях и книгах. Наблюдая такой интерес ученых, местные жители рассказывали им разные истории. Правда, во всех рассказах почему-то сохранялся одинаковый сюжет, как войско франкского хана смогло захватить неприступную крепость благодаря предательству жены ее владетеля, показавшей врагам тайный проход в стене. Вскоре предательница вышла замуж за франкского (так называли на Кавказе европейцев), имевшего восточный титул хана, показала пришельцам серебряные руды, и они стали выплавлять серебро. И все же из всех сообщений наибольшего внимания заслуживают записки графини П. С. Уваровой, вместе с мужем основавшей профессиональную русскую археологию. "Здесь же за Харискином (современное село Харисджин) в горах существуют, по рассказам жителей, следы дороги, проложенной Шах-Аббасом, и значительные остатки знаменитой Кавказской стены, возведенной, по мнению грузинских источников, грузинскими царями, по византийским – самим Юстинианом для защиты покоренных провинций от всегда непокорных жителей гор". Все верно – здесь могли побывать и отряды персидского шаха Аббаса, и воины византийского императора Юстиниана. Вот только Уварова забыла или не знала, что стену от Каспийского до Черного морей провели еще в 1-м веке нашей эры персидские цари, и не для защиты от горцев, а от нашествия отрядов степняков и Хазарского каганата.
Вполне возможно, что обновленные боевые укрепления могли использовать в средневековье и грузинские цари. Хотя хорошо известно о контроле кавказских перевалов в то время уже аланами.
Да, все вроде понятно, скажут читатели, но о какой крепостной стене можно говорить, притом Великой, перегораживающей Большой Кавказ, если хребты сами были неприступными? По этому поводу дал разъяснение еще в 1808 году русский академик и немецкий ученый Г-Ю. Клапрот: "Не следует думать, что это была стена, построенная по большей части снежного Кавказского хребта, напротив, это были различные укрепления, которые закрывали доступ в поперечные долины, являющиеся единственными доступными проходами через горы". И графиня П. С. Уварова, наверное, знала об этом из каких-то доступных ей источников и поэтому посчитала нужным назвать куртатинскую стену именно Кавказской.
И все же не посмотрев, что сейчас сохранилось от Кавказской стены, будет не полным впечатление о нашей прогулки. Тем более можно сравнить с тем, что мне пришлось увидеть впервые в 1955 году, потом несколько раз в 70-е годы, в 90-е со съемочной группой Северо-Осетинского телевидения. Надо отметить, на Северном Кавказе, начиная со второй половины XIX века, начался процесс резкого таяния ледников, схода лавин и селей. В такой обстановке сохраниться каменной кладке, выполненной еще на заре средневековья, было непросто. Одна надежда на знания древних строителей, позволяющих возводить башни, замки и крепости в местах, которые впоследствии благополучно избежали природных катастроф. Как они могли этого добиваться без математики и познаний в геологии – одна из загадок прошлых веков.
На этот раз к стене меня везут сыновья Игорь и Олег. У пограничного поста Игорь доверяет руль своей "Нивы" младшему брату. Навыки поездок на "Ниве" в горах Дагестана Олег вспоминает в горной Осетии, вначале с трудом удерживая руль на прыгающей по камням дороге, пришедшей в негодность после закрытия рудников и обогатительной фабрики в Куртатинском ущелье в 90-е годы... Дело в том, что в 70–80-е годы шахтеры провели дорогу к целебным хилакским минеральным водам и даже планировали построить в Верхнем Фиагдоне цех по розливу воды в стеклянные бутылки.
Когда произносят таинственно "Хилакское ущелье", да еще припоминают, что название ущелья "Хилак" связано с обитающими ползучими пресмыкающими, в воображении возникают мрачные картины. На самом деле Хилак – это продолжение Куртатинского ущелья, и проехать сюда, казалось, не так уж сложно: от Аланского мужского монастыря всего полтора километра до селения Харисджин и столько же до пограничного поста, откуда еще 3–5 км до самого узкого места ущелья, которое и решили некогда закрыть мощной крепостной стеной. Необычностей вокруг хоть отбавляй! Недавно сошедшая, расчищенная, видно, для прогона овец лавина, со спрессованным и медленно тающим под ярким солнцем снегом. Остальные лавины "отдыхают" на том берегу реки. Над дорогой, если так можно назвать узкую, покрытую камнями колею, нависает огромная осыпь камнепада, среди сосновых зарослей виднеется русло прорвавшегося селя. Но повода для волнений нет: не стоит обращать внимание на встречающиеся по пути, вызывающие тревогу остатки природных катастроф, лучше подышать необыкновенно прозрачным воздухом, оглядеть завораживающий пейзаж или почувствовать совсем рядом холодок, исходящий от снежной лавины. Иначе все это можно будет лишь представить или посмотреть по телевизору.
Вот мы уже продвигаемся по территории государственного заповедника. Конечно, это не национальный парк Серенгети со слонами и леопардами и не Воронежский с восстановленными в фауне бобрами, но тоже настоящий Северо-Осетинский государственный, основанный в 1967 году для охраны и изучения горно-лесных и скально-луговых природных комплексов. Для данных целей очень кстати пограничный пост, не пропускающий браконьеров и всех кого попало. Поэтому впереди редчайшая картина: рядом с машиной, не боясь, пасется на лугу, по выражению моего спутника, "маленький павлинчик". Это знаменитый эндемик Кавказских гор – улар – горная индейка. В высокогорье иногда удавалось издалека видеть этих птиц с гортанными криками, парящими над скалами. "У них с турами взаимовыгодное сосуществование, – рассказывал мне как-то старый охотник, – птицы предупреждают животных о приближении людей, а те в свою очередь зимой разбивают копытцами корни растений для их питания. Симбиоз называется". Но нам уже некогда любоваться местной флорой и фауной. Внизу у реки, уцепившись за скальный выступ, вот уже не один век висят полуразрушенная боевая башня и отходящий от нее вверх фрагмент каменной кладки. На правом берегу ее продолжение.
Археолог В. Тменов в свое время, пройдя все 335 метров ее былого заграждения, нашел фундаменты четырех башен. Кроме того, две из них построили на спуске к реке, и в одной из них находились ворота, железные крючья от которых видел еще в середине XIX в. декабрист B. C. Толстой. Строители этой крепости, безусловно, обладали большими техническими сведениями, а, возможно, и специальной техникой, ибо поднимать башни вверх на высоту не менее 8–10 метров и вести кладку стены высотой до пяти-шести метров аккуратно, через одинаковое расстояние укладывая жерди для антисейсмического эффекта, – согласитесь, для этого требовалось много знаний и умений.
Все, что мы знаем о Хилакской заградительной стене – это пересказы, рассказы, предположения людей, побывавших здесь в разное время. Ни экспедиция Академии наук СССР, состоявшаяся в 1948 году и во главе с этнографом И. Мамиевым, ни обмеры сохранившихся фрагментов, проведенные археологом В. Тменовым в 80-е годы прошлого века, так и не дали ответов на многие вопросы, оставшиеся очередной загадкой древней истории Осетии. А поискать там, наверное, есть что. Так, еще в не столь уж далекие 90-е гг., шагая по следам бульдозера, пробивавшего дорожную колею для стоянки чабанов, мы расчистили залежи шлака древесного угля и спекшиеся обломки железа. Возможно, в этой кустарной мастерской у стены защитники закаливали наконечники стрел, ковали мечи, ремонтировали кольчуги… Не менее важно, на мой взгляд, и предложение в Интернете московского журналиста Олега Кусова: взять всем кавказским государствам и республикам РФ да и обратить внимание на сохранившийся фрагмент Великой Кавказской стены, как величали ее А. Дюма-отец и А. Бестужев-Марлинский, создать в своих регионах интересные музейные объекты. Напомнив таким образом всему миру о дружественном, едином не только природой Кавказе.