Художественный руководитель владикавказской сцены Лариса Гергиева мечтала об этой постановке все годы, что руководит театром, но позволить себе такой прорыв Национальный театр оперы и балета Северной Осетии долго не мог – произведение сложнейшее, задающее определенную планку, свидетельствующую о мастерстве и зрелости. За эти годы в театре было сделано немало, в афише даже появились такие редчайшие на российской сцене вещи, как "Агриппина" Генделя (музыкально-драматический спектакль по великой барочной опере), "Федора" Джордано и "Манон Леско" Пуччини, но черед "Аиды" все никак не наступал. Когда в прошлом сезоне к ней подступились вплотную, стали возникать сложности организационного характера, но все-таки они сделали это.
Когда попадаешь во владикавказский театр, тебя не покидает ощущение, что ты находишься в небольшом итальянском городе. Уютный зал сталинского ампира с балконами и торжественной люстрой под потолком наполнен живой энергией. Публика ведет себя непосредственно, чутко реагируя на каждую сцену. Удачное ли платье на Аиде, хороший ли голос у тенора, похожа ли пирамида на нильскую или нет… – об этом начинают судачить, не дожидаясь антракта. Гром аплодисментов под закрывающийся занавес и овации после спектакля: зрители приветствуют артистов стоя и еще долго не расходятся. Словом, южный темперамент дает о себе знать.
При этом именно здесь, на земле древней Осетии, ощущаешь близость ориентальной тематики, выведенной на сцену великим маэстро Верди, этому краю. События в Фивах или Мемфисе, показанные в опере (как мы знаем, они имеют некоторый исторический источник, не являются лишь плодом вымысла либреттиста), по нынешним меркам происходили не так уж далеко от седого Кавказа. Интересные лица в хоре, мимансе и балете придают особый колорит – всегда манящий Восток нешуточно оживает и захватывает тебя всецело.
Поставить грандиозную ориентальную фреску во Владикавказ пригласили маститого Алексея Степанюка, чья "Аида" много лет не сходит с исторической сцены Мариинки в Петербурге. Для северокавказского филиала мэтр выбрал эстетику исторического спектакля, в котором есть все положенные атрибуты: испещренные иероглифами колонны, грубые каменные кладки древних храмов, пирамиды, устрашающие черные фигуры богов. Роскошные костюмы хора, миманса и балета, а также эстетичные – у солистов (художник Варвара Евчук) выдержаны в стиле великих нильских цивилизаций – египетской и пунтийской, которую либреттист Гисланцони для простоты восприятия именует эфиопской. Нежная Аида у Степанюка решительнее привычных интерпретаций этой роли, властная Амнерис – не так однозначно жестока, ей свойственны сомнение и самокопание. Именно два главных женских образа становятся полюсами спектакля, хотя и герои-мужчины интересны и выразительны.
Но наряду с языком традиционного спектакля Степанюк хочет говорить со своей публикой и языком метафор и обобщений, прочерчивая линии в неспокойную историю XX века, делая актуальные вкрапления в ткань шоу. Под нежные звуки прелюдии взору слушателей предстает одинокая фигура жреца Рамфиса, вглядывающегося в звездное небо и загадочные астральные символы. А на авансцене в это время с чернокожим пупсом играет ангелоподобная маленькая девочка в белом платьице – не она ли, печальная и лишенная всяческих иллюзий, уже взрослой женщиной выйдет в финале в черном, строгом костюме и вуалетке времен Дуче, чтобы спеть поминальные фразы Амнерис? Отсылка к эпохе итальянского фашизма не случайна: ведь именно там, в период победоносной войны с Эфиопией, опера Верди была поднята на щит и была понуждена идеологически обслуживать тезис о превосходстве Апеннин над древней африканской империей. Поэтому и знаменитый триумф во втором акте решен оригинально: древнеегипетский истеблишмент созерцает кинохронику парада фашистских полчищ, итальянских и немецких, на проспектах и площадях Древнего Рима, и самодовольные лица Гитлера и Муссолини привносят в эту картинку элементы сюра, но одновременно ясно говорят о сверхидее спектакля – показать вечное зло войны.
Музыкальное решение спектакля однозначно говорит о том, что сложнейшая партитура Верди театру сегодня по силам. Петербургский маэстро Леонид Корчмар собирает воедино эту драматургически цельную, но сложную вещь и делает максимум возможного, чтобы публика ощутила необыкновенную красоту музыки. Всяческих похвал заслуживает хор театра (хормейстер Изабелла Мурашева), поющий стройно и слаженно роскошным, сочным звуком.
Вокальный состав премьеры укреплен солистами Академии молодых певцов Мариинского театра: яркая красавица Мария Баянкина – мятущаяся Аида, с голосом трепетным и выразительным; расцветающий в верхнем регистре тенор Савва Хастаев – убедительный Радамес; харизматичный баритон Ярослав Петряник – Амонасро, которого можно пожелать любому театру. На высоте и местные солисты, держащие с петербургскими академистами уверенный паритет. Красивейший, фундаментальный бас Геворга Григоряна рисует сильный образ коварного и властного Рамфиса. А все эвересты партии Амнерис покорились Елене Скалдиной.