…Меня зовут Михаил. Но для всех знакомых я Миша. Родился в 1941 году. Отец ушел защищать Родину в конце 41-го и зимой 42-го погиб под Сталинградом. Я его, конечно, не помню, – что может помнить годовалый ребенок? Мы остались с матерью вдвоем.
В 1950 году в девять лет меня определили в детдом, который находился на улице Тамаева, 8, а рядом, в шестом доме, жил первый секретарь обкома партии Кубади Кулов с семьей. У них был хороший фруктовый сад. Осенью Куловы часто приносили нам, детдомовцам, большую корзину фруктов. Но все пацаны знают, что из чужого сада фрукты самые сладкие, и мы – три закадычных друга: я, Аслан и Тамик – по вечерам часто наведывались в соседский огород.
Директором детдома был фронтовик, офицер-контрразведчик Цебоев Илас Цараевич. На вид ему было лет 40–45. Он нам казался очень строгим, и мы, воспитанники, боялись с ним даже случайно встретиться. Ходил он в полувоенном костюме, фуражке-сталинке и хромовых сапогах. В прохладную погоду носил плащ. Плащ и фуражку он, как правило, оставлял на вешалке в коридоре. Несмотря на строгий вид, Илас Цараевич заботился о нас по-отечески.
Я хорошо играл на балалайке. Меня этому никто не учил; этот дар у меня был от природы. Но балалайки у меня не было, а я ее очень хотел иметь. На углу улиц Куйбышева и Маркуса открыли новый, большой по меркам того времени, магазин. На одной из витрин висела балалайка. Бывая в городе один или со своими друзьями (воспитанники детдома имели право выхода в город), я обязательно заходил в этот магазин, каждый раз спрашивая о стоимости балалайки. Продавщица меня запомнила и в очередное мое посещение, опережая мой вопрос, отвечала, что балалайка стоит 47 рублей. Эта балалайка снилась мне почти каждую ночь: так я мечтал о ней!
В один из сентябрьских дней, после обеда, я в очередной раз зашел полюбоваться "своей" балалайкой и увидел в магазине нашего директора. Он меня не заметил. Продавщица протянула ему сверток с покупкой и сдачу – пятидесятирублевую бумажку с мелочью. Сдачу Илас Цараевич положил в боковой карман плаща. Я быстро выскочил из магазина и побежал в детдом, где во дворе включился с ребятами в игру в футбол.
Отлучившись на минуту от игры, через открытое окно коридора увидел на вешалке фуражку и плащ директора. Уборщица тетя Нюра мыла полы в противоположном конце коридора и находилась ко мне спиной. Я пролез через окно и, подойдя бесшумно к вешалке, из кармана плаща взял пятидесятирублевую бумажку и так же бесшумно, тем же путем, выскочил во двор. Спрятав деньги под камень у сирени, опять включился в игру.
Илас Цараевич, обнаружив отсутствие денег, устроил проверку. Бывшему контрразведчику не представило большого труда заметить на подоконнике следы детской обуви. Под подозрение попали я, Тамик и Аслан. Последние ничего не знали о моей проделке, а я держался, как партизан на допросе.
Прошло больше недели. В воскресный день, когда большинство воспитанников разъехалось по домам, а в детдоме дежурил один воспитатель, я с большой опаской из своего тайника взял деньги и купил вожделенную балалайку. На следующий день, узнав о моей покупке, Илас Цараевич возобновил свое "расследование". Вызвав меня в кабинет, он спросил, на какие деньги я купил балалайку. Я отвечал, что деньги дала мама. Как я позже узнал, Илас Цараевич поехал к моей маме в Назрань (Коста-Хетагурово), где она работала, узнать, давала ли она мне денег. Мама ему ответила, разве она иногда не может давать своему сыну деньги. После этого Илас Цараевич к вопросу пропажи никогда больше не возвращался, но его, как бывшего контрразведчика, этот вопрос, наверное, волновал...
После окончания семилетки в 1956 году нас выпустили из детдома. Я, конечно, в душе, стыдился своего поступка и, чтобы загладить свою вину, оставил балалайку в детдоме. Большинство наших ребят поступили в ремесленные училища. Я хорошо знал математику и поступил в строительный техникум.
Скопив нужную сумму из своей стипендии, я купил новую балалайку, так как без нее не видел смысла жизни. По окончании техникума меня распределили в Дагестан на строительство города Каспийска. Отработав год, призвали в армию. После армии вернулся на свою прежнюю работу. В 1966 году я перебрался в Осетию и работал в строительном управлении.
Шли годы. В 1976 году на свадьбе у соседа встретился со своим директором Иласом Цараевичем, чему мы оба были рады. После свадьбы пригласил его домой. Дома я ему напил рюмку араки. На его расспросы рассказал о своей жизни. Он выпил за благополучие моей семьи. Взглянув на висевшую на стене балалайку, Илас Цараевич внимательно посмотрел мне в глаза и сказал: "А ведь ты тогда деньги украл!". Я признался. Тяжесть груза, которую я носил в себе много лет, камнем спала с плеч.
После смерти жены я навсегда повесил балалайку на стену струнами внутрь. Три года, как не беру ее в руки, душа уже не поет. Скоро мне восемьдесят. Прокручивая долгую жизнь, думаю, самый памятный след в ней – мое тяжелое военное детство и годы, проведенные в детдоме. Тяжелое, но хорошее было время, потому что это было мое детство и моя путевка во взрослую жизнь...