Видимо, слова школьницы, сказанные корреспонденту еще в 10-м классе, – "Хочу быть журналистом, чтобы больше встречаться с разными людьми и помогать им", – оказались не только словами. После фельетонов – звонили с угрозами, после очерков – с некоторыми из героев становились друзьями, после стихов – появлялись сборники… И вспомнились мне нынче несколько дней, лиц, событий, поездок, связанных с моей корреспондентской работой.
* * *
Как-то подумалось: а что происходит во Владикавказе (тогда – Орджоникидзе), когда ночь и абсолютное большинство горожан спят? Так появился очерк на целую страницу о ночном городе и его людях. Подошла к одной из больниц, ждала, пока подъедет "Скорая помощь". Вышел санитар: – Вы кто? Что тут делаете? – Вас жду. – Нас? Вам плохо? – Да нет, хочу спросить, как вы себя чувствуете. – Ах вот оно что… Ну-ка, ребята, быстро – носилки!.. Еле отвертелась, потом вместе смеялись. С милицией было проще: подняла руку, остановила их машину, побеседовали…
Потом были дворники, дежурные электрики, ночные смены на заводах…
* * *
Заметки о визите в Италию по комсомольской путевке получились у меня гораздо менее яркими и интересными, нежели сама поездка. Это был мой прорыв в огромный мир. За сто двадцать рублей – по всем городам Италии, ну, почти по всем. Бросила монетку в римский фонтан Треви, побывала на репетиции миланского театра Ла Скала, прокатилась на гондоле по венецианским каналам, побродила по неаполитанскому базару, где один и тот же торговец продавал и шубу, и рыбу, подивилась на Пизанскую башню и на великие фрески во Флоренции, погрустила у склепа Ромео и Джульетты в Вероне…
* * *
В середине 1960-х Осетию посетил Никита Хрущев. Поручили нам с Евгенией Ивановной Ротовой написать о его встрече с известным кукурузоводом Харитоном Албеговым. Протянули длинную красную дорожку к его дому, по ней гости прошествовали, а из дома выходит хозяйка и говорит: – Харитон сказал, что день рабочий, и он в поле… "Едем в поле!" – решительно объявляет Хрущев, дорожку сворачивают, машины плавно трогаются с места… Посреди поля – трибуна с микрофоном. – Я счастлив, – говорит высокий гость, – что здесь такой дружной семьей живут …эти… эти (ему подсказывают – осетины), ну да – осетинцы, кабардины… И вот что любопытно: когда мы часа через полтора ехали обратно в редакцию, по радио в машине услышали его уже вполне грамотную речь.
* * *
Очень дружили с редакцией болгарской газеты "Нов Живот" ("Новая жизнь") в городе Кырджали – побратиме Орджоникидзе. Два раза мне посчастливилось побывать там. Встречали – как родных. А когда до отъезда домой оставалось всего-ничего, то и в кармане уже было то самое "ничего". Все-таки зашли в магазин с дорогой посудой – просто полюбоваться. – Ой, – говорю – какая красивая кружка! И слышу из-за соседнего прилавка: – Отдай ей без денег, это же наши, русские…
* * *
На годик-полтора, не по своей воле, "изменила" родному коллективу: послали ответственным секретарем в редакцию газеты "Молодой коммунист". Как и в "Осетии", здесь много встретила замечательных людей. Но, пожалуй, самым удивительным и неповторимым был молодой поэт Игорь Дзахов, сколь безумно талантливый, столь и дерзкий. Вернее – дерзостный, ни перед кем не прогибающийся. Влюбился в студентку-москвичку и часто, в ущерб работе, летал в столицу – как он пояснял, ее увидеть. Как-то в аэропорту его заметил первый секретарь обкома партии Билар Кабалоев: – Дзахов, вы что здесь делаете? – А вы? – спросил Игорь. Санкций не последовало.
* * *
Отдельная, любимая моя тема была – о героях войны и мирного времени. Например, о чеченцах Магомете и Хаве Магомаевых, приютивших у себя в 1942-м раненого осетина Заурбека Козырева. – Одним сыном больше, – говорил Магомет, – что из того, что кровь у нас будто разная? Никакая не разная. Цвет-то один у крови, что солдаты за нас проливают…
А еще писала о Юре Герасимове, бросившемся в ледяную полынью за тонущими ребятишками. Двоих спас, с третьим не выплыл и сам. О Юре Мурадяне, ставшем после своего подвига инвалидом: молодой солдат, служивший в Германии, увидел, как в зимней реке Шпрее погибают двое мальчишек. Ребят он спас, а вот поврежденный холодом позвоночник – отказал. На всю оставшуюся жизнь. Так что, дорогой читатель, всего не расскажешь – подобных случаев, описанных мною, и не только мною, было немало.
* * *
В заключение – немного юмора. В редакции отмечали мое сорокалетие, и дали слово самому молодому сотруднику – Олегу Цаголову, ныне известному журналисту, сыну незабвенного Василия. Он поднял бокал: – Не знаю, что сказать. Если бы мне сейчас было целых сорок, я бы повесился…
В общем, спасибо за все, моя дорогая редакция. Спасибо, что газета жива и выдерживает все трудности времени. Я, и не только я, считаем ее главной газетой республики.
… И вновь на стол ложится лист.
Еще он бел и чист, как детство.
Но слово упадает вниз
Частицей трепетного сердца…