Часть первая
…Сергей МЕНЯЙЛО заметно нервничал по мере приближения к Ростову-на-Дону, а телефон в его руках, на котором, казалось, был завязан если не весь мир, то уж точно весь Южный военный округ, раскалился добела. Все те люди, от которых во многом зависел успех нашей предстоящей миссии, были хорошо знакомы вице-адмиралу по его службе на Черноморском флоте, а затем – и по связям, которые он нарастил, став сначала Губернатором Севастополя, а затем – и Полпредом Президента России в Сибирском федеральном округе, а – теперь и в качестве главы нашей республики.
Северная Осетия – Алания – в числе субъектов двух федеральных округов: Южного и Северо-Кавказского, находящихся под опекой Южного военного округа. Поэтому, как ни сторонится Сергей Иванович своего военного прошлого, оно неотрывно следует за ним, как дорога позади нашего джипа, если смотреть на нее вспять.
Как бы то ни было, но придирчивую таможню мы прошли без проволочек и в точности с заявленным временем. И тут мои пути с Меняйло разошлись на время: он торопился в Донецк на заранее оговоренную важную встречу, я же, пересев в Land Rover командира батальона с позывным "Русский", направился прямиком в Мелитополь, в окрестностях которого и находится база отряда "Алания".
"Русский" вез необстрелянное еще пополнение добровольцев, состоявшее из людей с таким широким разбросом возрастов, семейного и социального статусов, что уже этим само понятие воинского коллектива могло быть поставлено под сомнение: от восемнадцати до шестидесяти лет, бывшие кадровые военные и вовсе не служившие в армии, семейные и холостые, образованные и не очень… Рядом, на заднем сиденье, присоседилась симпатичная "стрингер" Индира, старающаяся бесконечными вопросами вовлечь в мир своих переживаний и "Русского", который терпеливо и аргументированно возражал ей, пока, наконец, не заявил, как печать поставил: "Осетия – часть России. Будет плохо России – будет плохо Осетии. Я – воин и делаю то, что мне надлежит. Все остальное – беллетристика".
"Русский" – предприниматель, но не из категории "купи-продай", а "пахарь". Он любит то дело, которым занимается, и стремится достичь в нем совершенства, привлекая к себе на помощь прикладную науку и природную смекалку. На деле "Русский" – не синоним этого стопроцентного осетина, а, скорей, жизненная позиция. Сидящий за рулем добродушный Сос – тоже не позывной и не сигнал бедствия, а уменьшительно-ласкательное обращение к нему сослуживцев, как это водится у осетин: Руслан-Русик-Руха, Батрадз-Батик... Сос тоже предприниматель и довольно смелый, а роднит его со многими членами отряда многодетность: у него их пятеро. Одна, но большая часть, новобранцев разместилась в тряском крытом "КамАЗе" без брони. Другая набилась в несколько стареньких легковушек, выстроившихся впереди нас в колонну. Оружия ни у кого из них нет, поэтому "Русский" и Сос, приладившие у ног автоматы, выполняют еще и охранные функции. Но места эти уже относительно спокойные, если не считать вылазок диверсионных групп неприятеля...
А вокруг – бескрайние пшеничные поля, настолько эстетически и профессионально ухоженные, что просто любо-дорого на них глядеть. В прошлом году украинские хлеборобы собрали рекордный урожай зерновых. А вообще-то, от России с Украиной зависит на 30–50 процентов продовольственное благополучие не менее 50 европейских стран и остального мира. Такое количество зерна Украине хранить негде и незачем, потому что, во-первых, нет необходимого количества зернохранилищ, и потом хлеб – основная статья доходов для страны от экспорта продукции земледелия. Поэтому в прошлом году украинцы так расторговались зерном, что теперь и сами стали ощущать его нехватку. А сегодня оголодавшая Европа готова поставлять Киеву оружие новых образцов в обмен на зерно, поскольку оно у них вздорожало просто беспрецедентно. В этом году виды на урожай на Украине еще лучше, но удастся ли его собрать весь, вот в этом вопрос.
…Сельская идиллия резко сменяется возникшими вдруг темными силуэтами многоэтажных жилых построек с черными глазницами пустых окон, – Мариуполь... В машине воцаряется гнетущая тишина, если не считать звуков мерно работающего двигателя. Из других окон тоже повысовывались головы новобранцев с широко раскрытыми глазами. Знакомые по кадрам кинохроники очертания бывшей "Азов-стали" обретают пугающую реальность. Нетрудно себе представить, что могло статься с самими людьми под разрывами ракет и снарядов, стиравшими в пыль железобетон.
Еще недавно считавшийся одним из самых комфортных мест для проживания город враз стал самым отталкивающим и пугающим в мире. Из полумиллиона жителей половина успели уехать в первые же дни начала наступления на Мариуполь российских войск, подступивших к городу уже 25 февраля. Часть запоздавших горожан вызволяли из пекла, раскочегаренного нацбатами, уже наши, переводя их в палаточные городки, что мы видели невдалеке отсюда. Еще часть скрылись в бетонных подземельях родного завода и оказалась в ловушке вместе с нацбатами, которым такое соседство продлевало жизнь. Вот почему наступавшим пришлось избежать искушения применить более радикальные боевые средства против тех, кто сам себя поставил вне закона. Сидя на берегу реки, наберись терпения… Набрались и "херои": поднялись, наконец, на свет божий с поднятыми над головами руками.
Первое впечатление: Мариуполь легче снести с лица земли бульдозерами, чтобы выстроить на этом месте новый город, чем восстанавливать его из руин. Но тут и там уже снуют грузовые машины МЧС, поднимая с земли на опоры жилы ЛЭП или же восстанавливая водопровод. Скоро спасателей станет намного больше, а вскоре Россия наверняка направит сюда массы строителей и строительной техники со всей великой страны, чтобы отстроить заново эту жемчужину Донецкой области. Благо что у нас есть уже такой горький опыт...
Видимо, всем нам так побыстрее хотелось покинуть город-наваждение, что ехавшие впереди в колонне машины невольно прибавили газу. Поднажал, было, и Сос, но тут под днищем нашего джипа раздался такой треск, а руль так повело в сторону, что не миновать было бы большой беды, окажись на нашем пути встречная машина! Но Сос хладнокровно овладел с ситуацией, осторожно вырулив на обочину. Колонна, ничего не заметив, продолжала свой путь. Редкие прохожие приостанавливали шаг, но не задерживались на месте… Беглый осмотр позволил сделать неутешительный вывод: передняя поворотная цапфа "накрылась медным тазом". Заменить ее можно было только в автомастерской, но где ее найти, если вокруг одни останки проспекта Ленина, руины драмтеатра на Театральной площади, центрального универмага "Украина" и прокопченные пожарами жилые многоэтажки?! Помощи нам ждать было неоткуда…
"Русский" покачал головой и только развел руками, но в это время колонна уже развернулась в обратную сторону, обнаружив нашу пропажу, и бойцы поспешили к нам на помощь. Тут же самые инициативные бросились на своих машинах искать в безвестности автомастерскую, которая, по их мнению, почему-то должна была пережить случившийся катаклизм, только чтобы выручить нас. А остальные присели по-владикавказски на корточки и стали терпеливо ждать. Мимо на приличной скорости проносились легковушки, груженные нехитрым скарбом, вызволенным из разрушенных квартир, да редкие прохожие возвращались с пунктов раздачи питьевой воды и продуктов питания. Но вид угрюмых бородатых мужчин не будил в них любопытство, а только настораживал. Хотя, чего им было еще бояться в этой жизни…
Тут с противоположной стороны дороги послышался веселый шлягер советских времен, и мы увидели картинку в стиле "сюр": исхудалая женщина лет сорока с безучастным лицом тащила за собой старую сумку для поклажи на скрипучей тележке, за ней понуро плелась дочь-подросток, а замыкал странное шествие долговязый паренек лет пятнадцати, державший на плече нечто похожее издали на гаджет прошлой эпохи, который и выдавал "на гора" бравурные мелодии. И все это вместе настолько выпадало из окружавшей картины безнадеги, что мы рассмеялись беззлобно: "Оптимисты!"
В этот момент напротив нас плотно остановилась, резко притормозив, белая иномарка, из которой легко выпрыгнул невысокий человечек с округлым животиком и радушной улыбкой, направившись прямиком к нам: "Кто у вас старший?" Ему указали правильный адрес: "Слушай, земляк, помоги, да? У меня тут на днях российские военные машину реквизировали без моего спроса. Я ее вчера видел в их колонне". "Русский" только пожал плечами: "А как? Мы тут проездом. Если бы еще знать, где она сейчас, могли бы поговорить..." Человечек грустно сник, и я, желая подбодрить его, протянул ему ладонь, чтобы познакомиться.
Армен приехал из Симферополя помочь своему старому другу восстановить поврежденный дом, потому что сам он – строитель. А тут увидел такое! Чтобы как-то отвлечь его от горестных мыслей, я проговорил заученное начало армянской молитвы: "Айр мер, вор йеркинс эс, сурб егици анун ко". Это возымело немедленное воздействие, и мы тут же сдружились. После он увидел нашу поломку и сам же предложил: "Я тут знаю одного эвакуатора, он должен помочь, если договоритесь о цене". Как потом оказалось, Армен знал здесь еще много чего, и мы послали с ним нашего парня в пугавшее темное чрево громоздившихся вокруг руин.
Знакомая музыка зазвучала вскоре вновь, и мы увидели наших старых знакомых, возвращавшихся домой в том же порядке, но уже с нехитрой поклажей из дров. Паренек все так же держал одной рукой на плече громоздкую ношу, в которой я наконец-то разглядел транзисторный приемник "Спидола" – предмет зависти "шестидесятников" и экспортную продукцию ВЭФ. Как удалось сохранить его в рабочем состоянии, остается только догадываться...
Симпатичная, седая, как лунь, старушка остановилась возле нас, держа позади себя за ручку детскую повозочку, груженную сухими щепками для растопки печи. (Помимо того что в Мариуполе нет ни света, ни воды, ни всего остального, что отличает городскую жизнь, в городе-курорте в конце прохладного мая не было и тепла.) Остановилась и словоохотливо ответила на нескрываемое любопытство Индиры: "Сестра у меня умерла на днях от нервов, а внучку ранило мелким осколком, мать увезла ее с Красным Крестом на излечение в Германию. Чей был этот осколок? А кто его знает…"
Ожидание эвакуатора затянулось уже на три часа, и мы обеспокоились было, судьбой нашего товарища, когда к нам подрулил "КамАЗ" с прицепом для транспортировки машин. Из высокой кабины спрыгнул исхудалый юноша лет восемнадцати-двадцати в замасленной майке неразборчивого цвета до колен и в темных очках: "Вам, что ли, помогать надо?" Сос и "Русский" вступили с ним в долгие деловые переговоры, но тот все не решался ехать на ночь в такую даль: до Мелитополя было добрых двести километров незаасфальтированной дороги. Вызвал к себе по мобильной связи старшего брата, но в конце концов стороны сговорились. А так как свободных мест ни в одной машине уже не было, нашему экипажу не оставалось ничего иного, как подняться вместе с неисправным джипом на закорки эвакуатора. Правда, Индира не доверилась обещаниям Соса держать машину в устойчивом положении на одном только ручном тормозе и благоразумно перебралась в кабину к шоферу. Армен довольствовался словами благодарности и остался в безвестности...
Водитель головной машины с новобранцами в кузове хорошо знал здешние дороги, поэтому решил безопасности ради предпочесть асфальту шоссе извилистые и тряские проселочные дороги в обход смертельных угроз... Заходящее солнце не ко времени золотило еще зеленую ниву и высвечивало белизну саманных хаток, коих было ничтожно мало на фоне добротных сельских построек, утопавших в цветущих и зреющих одновременно садах. Ожесточенные бои прошли мимо этих мест, но редкие хуторяне при виде нас все же опасливо воздерживались от проявления открытых эмоций.
За околицей одного из хуторков, и вблизи скромного погоста – два рядка свежих могил под крестами, тянущимися к горизонту. Не россиян, конечно же – наших "двухсотых" исправно увозят в Ростов. А в виде дополнения к ним – еще два рядка аккуратно вырытых в податливой земле вакантных прямоугольников: "В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься". Верующий "Русский" осеняет себя всякий раз крестным знамением при виде придорожных крестов, то и дело встречающихся на обочинах, дабы всякий путник мог вознести молитву Всевышнему и попросить у него заступничества.
Ласковое весеннее солнце все увереннее клонится к закату, оставляя завоеванные за день позиции подступающей ночной темени. Это, конечно, далеко не веселые, "без жеманства и чопорности", вечера на хуторе близ Диканьки, которыми восторгался еще Пушкин, но опаска неведомого все же отступает под чарами природы. И на ум приходит только одна свербящая мысль: Господи, ради чего понадобилось разрушить этот девственный мир?! Для кого это чужестранное НАТО стало ближе единоверной Руси?! И не Божья ли это кара – война за клятвопреступление?!
…Плотную ночную мглу смачно режут на куски яркие фары медленно движущейся колонны. Нам то и дело приходится останавливаться, дожидаясь двух отстающих легковушек, одна из которых медленно тянется на часто рвущемся буксире. Индира, пользуясь непредвиденными остановками, давно уже перебралась к нам наверх, чтобы поделиться впечатлениями. Оказалось, что русоволосый водитель эвакуатора носит темные очки вовсе не из форса, а по необходимости: у него нет одного глаза. Буквально на днях он осмелился выйти из подвального укрытия со своей любимой девушкой, чтобы спуститься к морю. Снаряд (или мина) прилетел нежданно-негаданно, убив ее крупным осколком, а его, оставив без глаза – мелким. Теперь вот вынужден вдобавок ко всему зарабатывать еще и на протез, и на лечение. И все это так буднично, как будто речь не о смерти и жизни, а о бутерброде, нечаянно упавшем маслом вниз...
Когда дальше двигаться по проселкам колонне стало невозможно, головной "КамАЗ" вырулил на асфальтовое шоссе, израненное гусеницами тяжелых танков и другой военной техники. И теперь на нашем пути то и дело ненадолго вставали барьеры бетонных блокпостов. Три часа пути были уже позади, и сколько предстояло впереди, можно было только предполагать. "Русскому" стало совершенно ясно, что Сергей Иванович уже не находит себе места на базе, не имея с ним связи. Новая мобильная только приноравливалась к российским провайдерам, а старая местная стала опытным полем психологических экспериментов украинских спецслужб…
Но вот, наконец, вдали затеплился блеклый свет уличных светильников Мелитополя, похожих издали на елочные гирлянды. Пожалели, наверное, украинские солдаты красоту города, сдав его без боя. Но греки-румеи, переселившиеся без малого три века назад из Крыма в Приазовье, все же ошиблись в выборе фартового места для закладки города судьбы.
На базе, несмотря на полночь, никто не спал в ожидании нас еще из желания первыми услышать новости из родных мест. И хотя из Владикавказа в отряде гораздо меньше бойцов, чем из других населенных пунктов на Севере и Юге, многие знали друг друга задолго до записи в отряд. И это помогало теперь в короткие сроки обучать бойцов боевому слаживанию…
При свете фонарика нахожу себе свободное место в мезонине ветхого домика, поднимаясь наверх по опасной винтовой лестнице. Стелю на скрипучую раскладушку привезенный спальный мешок поверх поливинилового матраца и плюхаюсь на него. Ощупываю в темноте койку, но похоже, что подушки для сна уставом отряда не предусмотрены. Нащупав напоследок нечто увесистое с округлыми неровностями, подтягиваю его к изголовью, бросаю поверх форменку и тут же проваливаюсь в глубокий сон. Но сразу же чья-то бесцеремонная вежливость вырывает меня из неги: "Вы не на моей ли "разгрузке" спите случайно?"
Незнакомец, нависший надо мной в бронежилете, вытягивает из-под моей головы "разгрузку", засовывает в ее пустующие ячейки три автоматных рожка и, водворяя на место, предупреждает напоследок: "Не пытайтесь спросонья вынуть из ячеек гранаты!" Вот оно что: твердые теннисные мячи под моей головой оказались боевыми ручными гранатами! Хозяин койки, прогрохотав напоследок подошвами грубых солдатских ботинок по деревянной лестнице, убывает в ночной дозор, я же остаюсь в духоте, переполненной усталыми телами бойцов, один на один со злючими комарами и своими нелегкими думами…
Часть вторая
Начальник штаба батальона "Алания" – крепко сбитый служивый лет пятидесяти с гаком – носит на груди нашивку с позывным "Скиф". В круг его обязанностей входит фактически все, до чего не доходят руки командира батальона, поэтому он со знанием дела и не без гордости показывает мне территорию базы:
– Здесь до нас дислоцировались ВСУ, на которых мы до сих пор держим обиду: уходя, они не удосужились прибрать за собой горы мусора! Не могу понять: как они здесь жили без воды и света, без туалетов и столовой?! Все это нам пришлось в спешном порядке делать самим за каких-то два месяца. Хорошо, что нам помогал и сейчас помогает Ибрагим Борисович. Вот кто настоящий горец: сказал – сделал!
Ибрагим Борисович Гобеев, о котором говорит "Скиф", знаком нам еще по его работе в республике главным судебным приставом. После этого успел потрудиться чуть больше двух лет в Хабаровском крае, откуда вновь перекинули через всю страну в Севастополь, где его и заприметил губернатор Сергей Меняйло. Ибрагим Гобеев – перфекционист, то есть человек, стремящийся в своей работе к совершенству. Это он доказал и в Хабаровске, одним из первых в стране обратившись к механизму автоматического списания денежных средств со счетов должников. Но истоки этой черты характера кроются еще глубже, в спорте, где без этого не достичь желаемых результатов.
"Скифа" можно было бы запросто принять за рубаху-парня, располагающего к себе с первой же минуты, но внимательный и жесткий его взгляд говорит больше о скрытной "мягкой силе". На нем во многом и держится дисциплина в отряде. А чтобы ни у кого из бойцов не вызывали сомнения его требования армейского порядка, он взял в отряд старшего сына, которому только что исполнилось семнадцать лет. Едва ли не чаще всех других сын начштаба бывает в нарядах, хотя успел уже отметиться и на передовой. А всего у "Скифа" пятеро сыновей и две дочери, которых он воспитывает один, если не считать бабушку. Я спросил у него, не боязно ли ему за сына, на что он ответил: "Боязно, но так скорей из юноши должен будет вырасти настоящий мужчина".
Многодетных в отряде несколько, включая "Русского" и Соса. "Взросляков", кому за пятьдесят и больше, тоже хватает. Прежние заслуги здесь не в счет, и старший офицер, окончивший военную академию имени Фрунзе, к примеру, может сесть за руль "КамАЗа". Выходцев с Севера и Юга – в равной мере, но есть и представители других национальностей, хотя в отряде хотят сохранить самобытность. И это правильно, поскольку у людей одной культуры, единых традиций и привычек возникает меньше бытовых разногласий. А они все еще имеются, поскольку процесс слаживания в отряде не закончился. И это очень важно, ибо в бою надежное плечо сослуживца и друга спасет не хуже бронежилета.
Чего греха таить, не все записавшиеся с самого начала в отряд сделали обдуманный выбор, что вынудило их потом добровольно уйти. С их уходом и образовался костяк, на котором наращиваются теперь свежие силы. Ну а стержнем всего являются воины – люди, для которых война – призвание, потому что в них живет природный воинский дух, редкий в наше время. "Русский" – воин. И когда я спросил его, как он воспринимает тех, кто в это самое время вальяжно прохаживается по проспекту Мира, он мне ответил: "Нормально. Нельзя же требовать от других того, на что они неспособны по определению"...
Адмирал и глава нашей республики Сергей Меняйло – воин до мозга костей. Создание батальона – его воплощенная инициатива. Зачем? Надо же кому-то и воевать! Вспомните, что сказал на это "Русский": "Осетия – часть России". Не оставаться же в стороне осетинам, которые так громко гордятся ратными подвигами своих предков! И когда провокаторы в сетях начинают притворно причитать, то им бывает жалко не столько наших ребят, сколько себя. Потому что, вернувшись потом домой, бойцы могут и спросить по всей строгости с тех, кто зарабатывает сегодня на их жизнях: спекулянтов, коррупционеров, перевертышей...
Таких национальных воинских образований на Северном Кавказе, а может, и во всей России, только два: у нас и у чеченцев. Конечно же, по уровню выучки нам еще далеко до батальона "Ахмат", но по духу и целям, которые стоят перед бойцами, мы близки. Есть, конечно, соблазн сохранить батальон и в мирное время, чтобы нам спокойнее спалось, но существуют и иные формы передачи воинских традиций и воспитания на них молодого поколения горцев.
Как удается Сергею Ивановичу удерживать сейчас два арбуза в одной руке, знает только он сам. А разгадка кроется, наверное, не столько в продолжительности его рабочего дня, который начинается в восемь утра и длится до нескончания, а в способности ужимать свое время за счет большей интенсивности в работе. Не случайно, не выдержав предложенного темпа, некоторые уходят из его команды. Приходят другие "обреченные", которых он отбирает лично сам: "Ave, Caesar, morituri te salutant!"
Меняйло – жесткий руководитель, но не жестокий. Достаточно взглянуть на него в кругу семьи. Но мир вокруг себя меряет своими мерками. И ему категорически не нравится, что от него ждут в республике большего, чем он в состоянии сделать. Процитирую Маяковского: "Единица – ноль, один – даже если очень важный – не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный". А наша республиканская бюрократия – как тот герой в фильме "Свадьба в Малиновке", который поминутно то срывал с себя погоны, то вновь их прилаживал к гимнастерке. И это не столько их вина, сколько беда отсутствия преемственности во власти: вновь приходящий руководитель всякий раз начинает "с чистого листа". Но откуда же взяться стольким специалистам, чтобы каждый раз заново набирать команду новому главе республики?! И сегодня во власти у Меняйло больше соглядатаев, чем соратников. Перебираем харчами, однако, как будто у нас не одна, а две жизни.
Знаю точно, что Сергей Меняйло ни сном ни духом не видел себя на своем сегодняшнем посту. И даже знаю о выражении его лица после памятного звонка из Кремля. Поэтому он не будет цепляться за свое кресло ни минуты дольше того, что ему будет отведено, но все же хочет уйти от нас с легким сердцем: сделал все, что смог. Нам бы действительно помочь ему выжать из себя все, на что он способен. А он может многое. Но каждый ждет, чтобы он сначала сделал что-либо "для него лично". А что мы лично делаем для общего блага?
Что бы Сергей Иванович ни говорил о том, что его армейские или же флотские пристрастия – дела давно минувших лет, стоило мне увидеть его, щегольски одетого в тщательно подобранном камуфляже и со сверкающим взглядом, как тут же стало ясно: он перед лицом рисков – как рыба в воде. И, несмотря на то что уже в пятый раз приезжает в отряд, не считая прежней поездки в район осажденного Харькова, его притягивает к опасностям как магнитом. Во-первых, чтобы быть примером для других, а во-вторых, и что самое главное, увидеть, чем бы это он мог еще обезопасить жизни тех, кто пошел за ним.
Если Гобеев – перфекционист, то Меняйло – максималист. И он делает все, чтобы батальон в кратчайшие сроки стал полнокровной боевой единицей накануне взятия укрепрайона Гуляйполе, откуда ВСУ пару недель назад предприняли попытку контратаки. Враг силен и коварен, а потому Сергей Иванович стремится дополнительно сформировать две роты: мотострелковую и танковую. Подготовка личного состава для них уже идет полным ходом.
Когда несведущие доброхоты начинают взывать к нашим христианским чувствам, им бы побывать в местах боев батальона "Алания", поговорить с жителями Донецка и Луганска, девятый год живущими под разрывами снарядов и мин, сходить на здешние кладбища… Мне понравилось, как ответил на своей страничке этим чистоплюям Олег Дзодзиков – руководитель одного из молодежных клубов Владикавказа: "Нам отсюда все намного видней!" Это не о квадрокоптере, которым он виртуозно управлял в небе над Украиной, а о своем внутреннем взгляде.
Но лучше всего, мне кажется, ответил на это недавно помощник главы Чечни, командир спецподразделения "Ахмат" Апти Алаудинов: "Мы воюем не с украинцами. Мы воюем с НАТО. И от исхода этой операции будет зависеть будущее наших детей: жить им под прицелом натовских ракет или же свободными людьми". Все остальные утверждения – удел трусов или глупцов…
В один из последних дней пребывания в отряде довелось мне познакомиться с одним интересным человеком, хорошо разбирающимся в травах, которые в изобилии произрастают на обширной территории базы. С этого и началось наше знакомство, а потом я узнал, что этот пожилой осетин надел форму бойца батальона лишь только потому, что хочет узнать о судьбе своего сына, вертолет которого подбили прямо напротив наших позиций на нейтральной полосе. Он падал с небольшой высоты, поэтому отец надеется все же, что сын не погиб на месте, а попал в плен к врагу и его можно будет потом как-то вызволить. Однополчане посылали на разведку другую "вертушку", но и она вернулась с двумя пробоинами. И вот теперь отец сам хочет добраться до того места, когда наши пойдут в наступление. Вот вам и новая интерпретация фильма "Отец солдата"…
Любопытно, что за все время пребывания в батальоне "Алания" я ни разу не слышал ни от кого уничижительных "хохлы" или же "укропы". Эта тема не поднимается вообще. И только раз в разговоре со мной один из бойцов, подыскивая нужное слово, выдал: "Эти немцы". Для многих и в самом деле нынешняя операция ассоциируется с продолжением Великой Отечественной войны. И копия Знамени Победы на флагштоке – тому подтверждение…
Бывая в Мелитополе или в других населенных пунктах, бойцы "Алании" неминуемо вступают в словесный контакт с местными. И нередко наталкиваются на неприятие собеседников, но относятся к этому с пониманием: многие потеряли не только работу и дома, но и своих близких. И только время способно залечить их душевные раны. Но пусть кто-нибудь из них ответит, зачем Украине понадобилось вступать в НАТО, в ряды нашего злейшего врага? И не надо сводить все к глупости президента Зеленского – он далеко не дурак. Это было коллективным решением США, Европы и НАТО: спровоцировать Россию на конфликт, ослабить ее обороноспособность и экономику, вызвать недовольство народа и подобраться таким образом к подбрюшью Китая. Ну а Россию поставить на колени и задарма пользоваться ее природными ресурсами. В конце концов, спецоперацию надо было предпринять хотя бы для того чтобы понять, кто есть кто. И гнать поганой метлой всех присосавшихся к России гнид!
Не хочу строить из себя провидца, но уже на третий или четвертый день после начала спецоперации, когда массы беженцев хлынули в Европу, а та сердобольно открыла им двери своих домов, мне стало ясно, что это любовь "до первого поворота". О чем я и написал в одной из своих публикаций на эту тему. Не думал, правда, что это так скоро случится: Украина быстро обрыдла Европе своими неуемными требованиями оружия и денег. Хамовитые состоятельные украинцы, драпанувшие за кордон, научились в короткие сроки так дурачить немцев и французов, что те только за голову хватаются: они и здесь получают пособия, и в Киев за ними успевают. Так даже американские гангстеры не могли понять, с какой совестью русские переселенцы в начале 90-х совершали святотатство: разбодяживали бензин водой, а затем продавали его на бензоколонках!..
Мне тоже претит война. В особенности же, когда от нее невыносимо страдают старики и дети. Но что оставалось делать России после того как Киев отказался выполнять Минские соглашения, оборудовал укрепрайоны вдоль границы с нами и стал затаскивать американские "першинги" к нам под бок? Не думаю, что спецоперация идет так в точности, как замысливалась, но как говаривали в старину: "Не подумав, меч не вынимай, а вынув, не вкладывай". Россия должна достичь поставленных целей во что бы то ни стало, и США и Европа сами станут понуждать Киев к капитуляции. Потому как перед ними самими маячат намного большие угрозы: массовые выступления озлобившихся на своих правителей народов.
Маятник, качнувшийся в сторону от России, по всем законам истории не только вернется в исходную точку, но и отклонится далеко в противоположную сторону. Но для этого нам нужно выстоять и победить. И эта победа, как и та священная Победа, потребует не только воинских, но и гражданских подвигов. Готовы ли мы к ним? Как верно заметил писатель Бернард Шоу: "Πоcтаpайтecь получить то, что любите, иначе придется полюбить то, что получили".
Непохожая эта война – тоже работа: опасная, грязная, незавидная, но это работа, которую за нас никто другой не выполнит. И бойцам батальона "Алания" за нее платят. Платят в месяц столько, сколько английские наемники получают в день. Но какой идиот готов поставить свою жизнь даже против миллиона фунтов стерлингов? И "серые гуси" быстро это поняли, когда на полигоне под Львовом их так зачистили "кинжальными" атаками с воздуха, что только пятки засверкали...
Понятно, что не самые состоятельные наши сограждане первыми готовы встать под ружье, но я знаю и таких, которые записались добровольцами, имея в России и высокое положение, и достаток. Просто пока о них не пришло время говорить, потому что разведки стран НАТО ведут за ними охоту. Как это было на сей раз и с Меняйло, хотя его очередная поездка и держалась в секрете: в бойком торговом местечке вблизи позиций СБУ кто-то из сопровождающих его вздумал включить айфон, который тут же засекли на той стороне и прислали в ответ тротиловый заряд. К счастью, отклонившийся от цели. То есть кроме денег должен быть у этих людей и другой побудительный мотив.
Патриотизм в постсоветской России стараниями либеральной буржуазии пытались смешать с грязью: "Это последнее пристанище негодяев!" Не удалось. И возрождающаяся на полях боев с украинским фашизмом идея вновь поднимается во весь рост на рубеже двух миров. Военная спецоперация – хирургический метод, потому что болезнь Украины запущена так, что терапией тут уже не обойдешься. И это – не похожая ни на одну другую война как по средствам и методам ее ведения, так и по целям, которые перед нами в ней стоят…
Я намеренно уклонился от подробностей в описании быта и боевых будней отряда, потому что это может только навредить нашим ребятам. В Мелитополе все еще действуют засылаемые сюда диверсионные группы врага, на днях на главной площади взорвался автомобиль, пострадали две девушки. Но рассчитан этот взрыв был на массу людей, которые должны были здесь протестно собраться по призыву сбежавшего мэра города. Вот теперь сами судите о нравах тех, кто привел страну к нынешней ситуации. А за несколько часов до нашего прибытия в батальон "Алания" на передовой от осколков прилетевшей минометной мины погибли два наших бойца, еще один был тяжело ранен…