О том, что началась война с Германией, в Ирафском районе узнали только днем 22 июня. К вечеру уже во многих селах состоялись митинги, на которых жителей ознакомили с обращением Советского правительства к народу.
В Сурх-Дигоре на него собралось около 600 человек. Александр Дзагеевич Дзилихов рассказал собравшимся колхозникам о том, что, нарушив пакт о ненападении, немецкие фашисты вторглись на нашу территорию и начали войну против СССР и что Советское правительство призывает нанести сокрушительный удар по фашистским стаям и всеми средствами защитить свободу и независимость Родины.
Затем выступили Тох Бузоев, Гацыр Койбаев, Михал Бязыров, Кацо Перисаев, Галау Гадаев и другие. Они от имени участников митинга заверили правительство, что отдадут все силы на укрепление Красной армии и Военно-морского флота, чтобы со всей мощью ударить по ненавистному агрессору. Тогда еще никто из них и представить не мог, что он дойдет до Сурх-Дигоры…
Буквально на следующий день большие группы людей, не ожидая официального призыва, начали приходить в райвоенкомат, который располагался в Чиколе. Среди них было немало таких, которые прошли Первую мировую войну. Еще больше – участников Гражданской войны, боев с финнами. Они не понаслышке знали, что значит голодать и мерзнуть в окопах, как свистят пули над головой…
Мужчины из Сурх-Дигоры, которые могли держать оружие, ушли на фронт. Остались женщины, старики и дети. Партийная организация заметно поредела – почти все коммунисты были мобилизованы в армию.
Линия фронта неумолимо приближалась к селению. В нем не было промышленного предприятия, но в колхозе оставались запасы продовольствия, стада крупного рогатого скота, овец. Надо было подготовить имущество к эвакуации. Кроме того, Красной армии требовалась помощь в строительстве оборонительных сооружений. Ни один житель села не остался в стороне. Отряды из добровольцев принимали участие в рытье окопов, строительстве блиндажей и дзотов.
Зная о том, что оккупанты в первую очередь расправляются с коммунистами, родными офицеров и командиров Красной армии, активистов колхозного и советского строительства, руководство района и села приняло решение эвакуировать эти семьи. Но линия фронта докатилась до села быстрее, чем ожидалось. По этой причине часть продовольствия осталась в колхозных амбарах, половина кукурузных полей не была убрана. Не все колхозные отары смогли перегнать в недоступные для врага места. Большую организаторскую работу по эвакуации колхозной и районной техники проделал Афай Цакоев, возглавлявший Ирафскую МТС. Он лично руководил переправой тракторов и автомашин в лес и горы, чтобы ими не смогли воспользоваться оккупанты. Благодаря его стараниям все они были спасены, что сыграло важную роль во время весеннего сева в 1943 году.
25 октября в небе над Сурх-Дигорой появились вражеские самолеты. Они бомбили село, хотя там не было никаких военных. В ту же ночь многие сельчане ушли в лес. Было холодное время, люди разжигали костры и группами сидели вокруг них. Внезапно появились немецкие самолеты и начали бомбить мирных жителей в лесу. Я помню, как народ стал убегать в разные стороны. В их числе были и моя мать Елмусхан с нашей малолетней сестрой. А мы с братом все время находились с дядей, старшим братом матери.
28 октября 1942 года немецкие и румынские части подвергли интенсивной бомбежке Чиколу. В тот же день немецкие мины и снаряды начали разрываться и на улицах Сурх-Дигоры.
Народ уходил в лес, но дорога обстреливалась, и бежавшие старались держаться особняком, чтобы не стать коллективной мишенью для врага. В Сурх-Дигоре редко какой дом остался целым, они были разрушены от трассирующих пуль или снарядов. Много сельчан погибло, в их числе – и Басил Цобпоев. Бои продолжались несколько дней…
Немецкие и румынские части заняли село. Они рассчитывали надолго обосноваться здесь. Начали с формирования "новых властей". Согнали жителей, оставшихся в селе, сообщив им, что они "отныне свободны от ига большевиков". Мисоста Афсанова вывели вперед и сообщили присутствовавшим, что этому человеку отныне должны все беспрекословно подчиняться. В завершение церемонии к назначенному старосте подвели белого скакуна. Затем начали формировать отряд полиции. В нем оказались такие, которые действительно усердно служили немцам. Трудно объяснить логику поведения этих людей. У некоторых родные братья воевали на фронте, у многих прямые родственники защищали Родину. Тем не менее услужливо помогали немцам в "наведении нового порядка".
Полицаев отправили на поиски людей, которые покинули село. "Гонцы" приехали к ним верхом на лошадях, успокоили их, рассказали, что немцы никого не трогают. Люди поверили им и вернулись в полуразрушенное село. Несколько вражеских снарядов попало в школу. На втором этаже ее уцелевшей части непрошеные гости устроили казарму, а первый был превращен ими в конюшню. Много домов сгорело дотла, часть разрушили и сожгли умышленно, демонстративно. "Освободители" показывали, что такая участь ждет всех, кто не захочет с ними сотрудничать. Одним из первых выбрали дом Галау Гадаева…
Полицаи вели по одному человеку в комендатуру и заставляли писать заявление на поступление в полицию. Отказавшихся наказывали. Вызвали в комендатуру и Таймураза Болоева. Спросили его, почему до сих пор не записался в полицию. Он ответил, что ранен, еле на ногах стоит. Полицай Бозров вскочил, будто его огнем обожгло: "Ты же в колхозе, как осел пахал, а как в полицию идти, так на ногах не стоишь!". Спокойно, но с достоинством возразил Таймураз, отличавшийся большой сдержанностью и тактом. Немцы через Владимира Бозрова знали, что Болоев был членом комитета комсомола, секретарем бригадной комсомольской организации, а за такими активистами немцы охотились. На следующий день фашисты подожгли дом Таймураза Болоева.
Костан Темиров тоже отказался пойти в ряды полиции, и немцы подъехали на машине к нему. Вся семья была в доме. Кто-то бросил в окно гранату… Погиб младший сын Костана.
Одним из уважаемых жителей села был Царай Габеев. По состоянию здоровья он не был призван в ряды Красной армии. Ноябрьским днем в незапертую калитку и его дома постучался полицай. На стук вышел хозяин. Даже не подумав спешиться, как того требует этикет горца, предатель сказал: "По дороге в Дур-Дур, недалеко от речки, паслась моя кобыла. Иди туда и приведи лошадь в мой двор". "Но там же минное поле", – ответил Царай. Тут полицай рассвирепел: "Надо привыкать подчиняться новым властям! Вы что, думаете, что немцы к нам в качестве свадебного кортежа прибыли?!" Он взмахнул плетью и два раза по спине хлестнул Царая. Старик бросил взгляд на деревянные вилы, приложенные к стене дома, и начал приближаться к ним. У полицая, уловившего это движение хозяина дома, не выдержали нервы и он, поспешно развернув коня, умчался прочь.
Дарицка Коцоева получила похоронку на мужа Харитона, остались без отца двое маленьких детей. Навещал их и помогал им родственник Гавдын Коцоев. Однажды он пришел проведать детей, а в доме – румынские солдаты. Дарицки не было, она пошла за водой. К ее приходу эти нелюди убили всех, кто находился в доме...
Подавляющее большинство сурх-дигорцев были уверены в том, что немцы в селе не продержатся. Те люди, которые прорывались из села в горы, рассказывали партизанам и командирам Красной армии обо всем, что видели. Готовилось контрнаступление, и для проведения надо было узнать число солдат, количество танков, артиллерии противника, их дислокацию. Посылать с этой целью кадровых было нецелесообразно – враг бы вычислили их без труда.
Комсомолка Саниат и активистка колхозного строительства Вера Бекоева были мобилизованы уточнить составные данные немцев, которые захватили село. На машине их привезли в селение Калух. Им было поручено собрать сведения о количестве танков, орудий, автомобилей, пулеметов, числе солдат, об их дислокации. Девушки должны были встретиться с партизаном Борисом Хамикоевым. Он вел наблюдение за всем происходившим вокруг и ждал связных. Вера и Саниат, получив ценные сведения, вернулись обратно в лес.
27 декабря по селу поползли слухи, что будет "очень жарко". Сельчанам пришлось в очередной раз покинуть свои дома, все стали уходить в сторону реки Урух. В том направлении они двинулись, потому что линия фронта пролегла вдоль реки на окраине нашего села, отрезав путь к нему. Уходили, кто как мог. Запрягли все, что могли – от лошадей до коров и ослов. В селе не осталось ни одного человека. Чуть левее трассы нестройными рядами в сторону Чиколы двигались немецкие и румынские колонны. Артобстрел не прекращался. То там, то тут разрывались мины, снаряды.
За два дня до этого, 26 декабря, гвардейцы Краснознаменного 2-го корпуса освободили селения Синдзикау, Урсдон, Дигора, Красногор, Мостиздах, станицу Николаевскую. Наиболее крупные боевые действия развернулись в районе Сурх-Дигоры и в Чиколе. Противник возвел здесь укрепленный оборонительный рубеж с дзотами, сложной системой траншейных ходов и проволочных заграждений и пытался во что бы то ни стало задержать наступление советских войск.
Бой за Сурх-Дигору разгорался с нарастающим ожесточением. Задача Советской армии заключалась не только в том, чтобы освободить село, но и в том, чтобы преследовать отступавшего противника. Надо было уничтожить его технику и живую силу. Наши взяли Сурх-Дигору на семнадцатой атаке и прочно там закрепились. А саперы Красной армии на пути к Сурх-Дигоре обезвредили до 40 тысяч мин.
В боях за село наши части понесли потери. Но и врагу был нанесен большой урон. Он недосчитался многих своих солдат и офицеров, 24 танков, 39 автомашин. Первого января, когда бои уже шли за Толдзгун, жители нашего села вернулись домой, вернее, в те, что остались…
Все рассказанное мной – в моей памяти как свидетеля той зловещей войны. А еще больше воспоминаний сельчан изложено в изданной недавно книге "Сурх Дигора". Пользуясь случаем, хочу выразить слова благодарности от имени выходцев из селения Сурх-Дигора ее авторам Артему Бузоеву, Мурату Атаеву, Ларисе Гетоевой-Миндзаевой.