Он овладел языками 20 (?!) народов Кавказа, начиная на западе с абхазского и кончая табасаранским и цахурскими языками на юге Дагестана. При этом овладел ими до такой степени, что собирал на них материал в полевых этнографических исследованиях, написал грамматики и составил словари многих кавказских языков. И, что феноменально: кроме них А. Н. Генко владел азербайджанским, армянским, грузинским, арабским, персидским, турецким, английским, французским, романским, немецким, древнегреческим, латынью. В этом исключительность Анатолия Несторовича – обладателя феноменальной памяти в сочетании с талантом полиглота. Такой уникальной личности, которую потеряла наука, не стало в возрасте 55 лет в результате репрессий 1930-х годов.
Занимаясь масштабно исследованием языков и этнографии коренных народов Кавказа, А. Н. Генко не оставил труды по осетинам и не совершал в Осетию экспедиции, из-за чего создавалось впечатление, будто осетины как этнос его вовсе не интересовали. И это ошибочное представление было рассеяно президентом Академии наук Абхазии, академиком З. Д. Джапуа. В Институте рукописи РАН им обнаружены тексты лекций А. Н. Генко "Введение в курс этнографии Кавказа", прочитанные им в 1940 г. студентам Ленинградского университета. Лекции с компетентными комментариями доктора исторических наук Ю. Д. Анчабадзе были изданы в 2021 г. в Сухуме в серии "Ведущие абхазоведы".
Научное значение лекций А. Н. Генко высоко. Заключается оно в том, что лекции прочитаны не каким-то компилятором, нога которого не ступала на землю Кавказа, а выдающимся ученым-энциклопедистом, который многократно побывал и довольно продолжительно работал в различных регионах Кавказа. С 1923 г. по 1936 г. Анатолий Несторович совершил 20 исследовательских поездок на Кавказ: в Абхазию, Грузию, Карачаево-Черкесию, Адыгею, Кабарду, Ингушетию, Дагестан, Азербайджан, и изучал народы изнутри, в реальной среде мест их проживания. Как справедливо подчеркивал сам А. Н. Генко, "основой этнографического исследования должно быть, конечно, собственное наблюдение на месте. Если бы я никогда не бывал на Кавказе, не видел этих народов и не общался с ними, то я никогда бы не решился бы выступить в университете с чтением курса по этнографии Кавказа".Тексты лекций не повреждены временем. За занавесом остались карты, иллюстрации, схемы, цитированные источники, которыми пользовался лектор в ходе изложения темы лекции.
От лекций А. Н. Генко веет свежим воздухом. Они отражают огромную эрудицию лектора, являются итогом исследовательской и экспедиционной деятельности талантливого ученого в области кавказской этнографии. В них много такого, чего не встретишь в существующей литературе по Кавказу. Думается, они должны стать обязательной рекомендованной литературой для сдающих кандидатский минимум по этнографии народов Кавказа.
Всего в сборник вошло 20 лекций. Первые две посвящены географической характеристике Кавказа, последующие три – обзору исторического прошлого, за ними (6–7) – подробная этнолингвистическая классификация народов Кавказа. Затем следуют лекции по отдельным этносам. Осетинам посвящена 14-я лекция, но о них немало интересного и в других лекциях курса.
Как отмечено выше, осетины не входили в круг исследовательских интересов Анатолия Несторовича. Однако лекции иллюстрируют, как прекрасно ориентировался ученый во всех основополагающих вопросах этногенеза и этнической культуры осетин. Мы не увидели в лекциях касательно осетин никаких предвзятостей, отклонений от исторической истины – одно только объективное, научно выверенное изложение.
Разумеется, в рамках одной лекции нельзя охватить необъятное, поднять и осветить все узловые вопросы этнографии народа, тем более осетинского, которую Генко считал наиболее разработанной в сравнении с другими народами Кавказа. Повторяю: вопросы этнографии осетин, вынесенные на суд студентов, соответствуют истине, за некоторыми недочетами, о которых будет сказано ниже.
Лекция об осетинах начинается с пояснения, почему в этнографии народов Кавказа осетины являются наиболее изученным народом, чем они привлекли к себе Максима Ковалевского и Всеволода Миллера. Далее следуют географическое положение и природные условия, хозяйственные занятия, безземелье, жилые и башенные сооружения. А. Н. Генко акцентирует внимание из напитков осетин – на пиво (называя его "одной из ярких особенностей осетинского быта"), а из трудовых процессов – на коллективные помочи (зиу). По словам лектора, осетины представляют огромный интерес для этнографа своими религиозными пережитками, представительным пантеоном во главе с Хуыцау, мифологией и др.
В целом лекция, прочитанная А. Н. Генко студентам об осетинах, их языке, истории, обрядах, традициях, научно выдержанна, оставляет хорошее впечатление. Остается сожалеть, что пущенные в ней в научный оборот материалы далеко не полны; обойдены стороной некоторые важнейшие элементы материальной и духовной культуры осетин. В лекциях упоминаются лишь нартовские сказания черкесов, и то по брошюре А.Н. Дьячкова-Тарасова "Абаздехи". Между тем к 40-м годам ХХ века осетинские нартовские сказания были наиболее распространенной версией эпоса, ибо существовали в переводе на русский язык в "Сборнике сведений о кавказских горцах", в "Осетинских этюдах" В.Ф. Миллера, в первых двух книгах "Памятников народного творчества осетин" и др. Потому лекция бы выиграла, если бы студенты услышали и об этой жемчужине народного творчества осетин.
Материалы об осетинах содержатся и в вводных лекциях об истории народов Кавказа, их языковых классификациях, а также в других лекциях. В целом ученый воссоздает довольно яркий "портрет" осетинского народа со всеми характерными этнографическими элементами.
Ученый верно трактует этногенез осетин, возводя его к этногенетическим предкам – скифам. Говоря о скифском языке, А. Н. Генко пишет: "Мы, правда, скифского языка в подробностях не знаем, но есть некоторые данные, которые позволяют судить об этом языке. Этот язык иранский по своему типу, близкий к осетинскому, из языков Кавказа".
Верно отмечено и первое упоминание алан на Кавказе: "Эпоха появления на Кавказе народа, потомками которого являются осетины, народа, который тогда назывался аланами, определяется примерно 1 в. н.э. Примерно 1900 лет тому назад аланы с северо-востока, с Арало-Каспийской низменности, проникли на Северный Кавказ… наводнили собой северокавказские степи, продвинулись до гор, проникли через горные проходы на Закавказье, стычки, которые имели место между аланами и населением Закавказья, в частности, армянами". В действительности на территорию Армении аланы совершали походы в 35, 72 и 133 годах нашей эры.
По А. Н. Генко, аланы – какой-то специфический кавказский народ. И видит его специфичность в следующем: "Будучи иммигрантами, вселенцами, они до такой степени прочно ассимилировались, поглотив ряд местных элементов, подчинив их своей иранской стихии, они до того прочно осели в горах и предгорьях, что находятся в промежуточном положении между собственно кавказскими народами и народами, только случайно, в данный момент присутствующими на Кавказе. Осетин вне Кавказа нет, и это дает дополнительное основание считать их специфическим кавказским народом". Ученый прав. Две тысячи лет совместной жизни, при теснейших этнокультурных взаимоотношениях с соседями, язык не поворачивается назвать алан-осетин чужаками на Кавказе.
Говоря о русско-аланских взаимоотношениях, Генко напоминает о ключнике суздальского князя Андрея Боголюбского ясе по имени Амбал. Русские князья часто брали себе в жены ясынь, т.е. женщин-осетинок. А. Генко верно рисует и территорию расселения алан в раннее средневековье, подчеркивает, что связи русских князей имели место не с современными осетинами-горцами, а с равнинными ясами, "которые жили далеко в степи, на Нижнем Дону. До татаро-монгольского нашествия там были ясские города и оттуда-то происходили эти элементы", – говорит ученый.
О последующей трагической судьбе алан и их государственности на Северном Кавказе Генко прямо не указывает, но инвариантно дает об этом знать. Говоря о территории, занимаемой карачаевцами и балкарцами, он пишет: "В тех местах, где они сейчас живут, население существовало искони". Под этими местами подразумевалась территория Западной Алании, опустошенная в ходе войны с татаро-монголами и занятая предками карачаевцев и балкарцев.
А. Н. Генко дает и языковую классификацию проживавших на Кавказе народов индоевропейской языковой семьи. Вслед за краткой характеристикой курдов, талышей и татов, он пишет: "Из других народов иранской группы, имеющихся на Кавказе, следует назвать еще один народ, очень известный, именно осетин, которые сами себя называют иронами". Ученый правильно определяет их разновидности: ироны (иронцы), дигорцы и туальцы, с указанием мест расселения. Говоря о дигорцах, пишет, что дигорский так сильно отличается от осетинского, что в первые годы советской власти имели свою письменность и свои школы; потом от этого отказались. Не прав уважаемый ученый, считая туальцами одних южных осетин. К туальцам относятся и жители Наро-Мамисонской котловины Северной Осетии (сау туалтæ – "черные твалцы" в отличие от урс туалтæ "белые твалцы", т.е. – южан), верно считает по языку туальцев ближе к иронцам, чем к дигорцам. Позиция Анатолия Несторовича о языке осетин по сути правильная, хотя, следовало более четко высказаться о диалектах и говорах осетинского языка. Лектор сообщает студентам численность осетин по переписи 1939 года – 354818 человек.
А. Н. Генко неоднократно подчеркивал, что осетины представляют очень большой интерес с точки зрения этнографической. У них сохранилось до последнего времени очень много таких бытовых черт, которые выделяют их среди всех народов Кавказа, констатировал: "лучшие исследования в области этнографии Кавказа посвящены как раз осетинам". Как подчеркивает ученый, этим преимуществом "осетины обязаны именно тому, что ученые интересовались не только народом, но и языком, главным средством, которое позволяет проникнуть в интимные стороны жизни данного народа и познакомиться со всеми сторонами его быта….благодаря этому этнографическое изучение осетин, сравнительно с другими народами Кавказа, стоит на довольно большой высоте". Безусловно: язык был важнейшим фактором, привлекшим внимание путешественников и ученых к осетинскому этносу. Однако посещавших Кавказ ученых и путешественников не менее интересовал вопрос: кто этот народ, каким чудом он оказался на Центральном Кавказе? Этим интересом к этногенезу осетин были вызваны к жизни многие "теории" происхождения осетинского народа (половецкая, германская, семитская, иранская, угро-финская и др.), которые следовало хотя бы назвать. Лектор поведал студентам о германской "теории" происхождения осетин и правильно ее критикует.
В заключение позволю высказать свои суждения о некоторых спорных положениях лекций.
Говоря о жилых и крепостных строениях осетин, А. Н. Генко называет жилой башней только галуан, в то время как существовал и другой вид жилой башни, дом-крепость – гæнах. Имея в виду горное осетинское селение, Генко говорит: "Количество башен равняется, как правило, количеству селений"; получается, в каждом селении имеется только одна башня, что противоречит истине. Башни в Осетии строили состоятельные роды, большие фамилии (стыр мыггаг), а в некоторых селениях проживало несколько таких фамилий. В подтверждение сказанного всего один пример. Во второй половине ХVIII в. поездку по горной Осетии совершил грузинский ученый-географ Вахушти. Описывая населенные пункты по пути следования, он отмечал: "Цимити – село большое и башенное, Кобан (у Вахушти – Хъабани) – село большое и башенное… Какадури – село большое, прекрасное, башенное и крепость на подошве горы-скалы…". Неполно представлен пантеон осетин; отсутствуют популярнейшие Уастырджи, Курдалагон, Сафа, Донбеттыр и другие небожители. Сомнительно и утверждение: "Осетины относятся к иранцам, имейте в виду, что это касается только языка". В течение двух тысяч лет совместной жизни осетины многое переняли от соседей, о чем говорит Анатолий Несторович и студентам: "Осетины в отношении бытовом, в отношении материальной культуры, внешнего быта, целого ряда общественных учреждений, проявляют черты сходства и ближайшей связи со своими соседями". При этом правильно подчеркивает, что этих общих аналогичных явлении в быте и культуре народов Кавказа множество: аталычество, гостеприимство, кровная месть, черкеска, праздник первой борозды, этикетные нормы (уважение к старшим и др.), общие фольклорные сюжеты (прикованный к горам Кавказа Прометей), общекавказский культ охоты (Афсати), террасное земледелие, культ коня, очага, пережитки матриархата (роль дяди по матери) и многое другое. Пребывая продолжительное время на смежной территории, народы контактировали, происходили культурный обмен, диффузионные процессы, взаимообогащение культур. Отзвуки их в осетинском быту слышны до сих пор – андийская бурка, дагестанская лезгинка, кабардинский танец (кæсгон кафт) и др. Немало примеров и в обратном направлении (нартовские сказания, осетинские танцы, пироги, пиво).
Вместе с тем ошибочно думать, что кроме языка у осетин ничего от иранского прошлого не сохранилось. Да и сам А. Генко, противореча себе, говорил: "Осетины интересны с точки зрения этнографической, главным образом вследствие богатейших переживаний языческого культа. Пожалуй, ни у одного кавказского народа, кроме абхазцев, не сохранилось такого огромного количества переживаний древних языческих воззрений, как у осетин". А эти переживания языческого культа – сплошь и рядом иранские, индоевропейские.
Нуждается в уточнении утверждение, будто конские ристалища осетин заканчиваются закланием коней, принесением их в жертву покойникам. Широко известный обычай заклания коней в память покойника бытовал у скифов. Конину употребляли в пищу и в аланское время. Однако в новое время, по крайней мере с ХIХ в., ни один случай употребления конины осетинами не зафиксирован. Конь – излюбленное и почетное домашнее животное, отсутствует в списке жертвенных животных осетин, но зато из-за своей "душевной красоты" он – единственный, используемый для посвящения покойнику.
В целом лекции по этнографии народов Кавказа, и отчасти осетин, выдающегося этнографа-кавказоведа А. Н. Генко считаю значительным вкладом в историографию, историю и культуру народов Кавказа.