[B]Так уж получилось, что родился мой отец в "женский" месяц – 2-го марта. Впрочем, март являет нам и Прощёное воскресенье, и День моряков-подводников, Национальной гвардии РФ, а ещё, не забудьте, – Всемирный День театра и День поэзии… Всего не перечислить. Но, конечно, дороже всего мне то, что в этом году папе, с которым у меня была неразрывная духовная, творческая связь, – 115 лет. [/B]
Они с мамой любили повторять, что никогда не расстанутся и обязательно умрут в один день. Однако мама дожила до 94-х, а отец, Георгий (Заурбек) Николаевич Гуржибеков – только до 57-ми: сказалась, видимо, и военная юность, и неутомимая работа в ансамбле, расходы нервов и энергии… В день одной из его "круглых" дат я напомнила о нём читателю на страницах "СО", но, конечно же, некоторые воспоминания остались "за кадром". Разрешите поделиться…
Год 1960-й. На пороге – первая Декада осетинской литературы и искусства в Москве. Помочь нам в подготовке к ней приехал сам Вано Мурадели. Побывав на концерте ансамбля осетинской песни и танца (ныне ансамбль танца "Алан"), он восторженно сказал отцу-худруку: "Это здорово! Какая пластика, глубина образов… Одного концерта в столице будет мало – надо несколько…" Тогда же он "повелел" нам с папой написать песню о шахтёрах Садона и ещё, желательно, – частушки. С тех пор "шахтёры Садона, гей!" долго звучало в разных концах республики.
Год 1958-й. Студентка МГУ, я узнала, что ансамбль приезжает на короткие гастроли в Москву, а времени ни у меня, ни у папы особо не было. И всё равно мы встретились около ГУМа на несколько минут. Он спросил:
– Ну что, ещё не влюбилась ни в кого? – Смущённо отвечаю, что – нет.
– Слушай меня внимательно и запомни: не ищи слишком умного, богатого и красивого, главное – чтобы вы друг друга понимали…
Год 1935-й. Отцу – 25 лет. А он вдруг пишет:
"Пусть же струны мои не порвутся!
Пусть же песни звенят и звенят!
В каждом сердце они отзовутся.
В каждом доме они прозвучат".
Откуда мог этот юноша знать, что через много лет он действительно "родит" песни, которые будет петь вся Осетия? "Песня о родном крае", "Песня о матери", "Осетинский вальс", "Девушка гор", "Терек", и ещё, и ещё…
С 1941-го по 1945-й он, зенитчик, шёл дорогами войны. Потом бережно хранил орден Красного Знамени, медали "За оборону Кавказа" и "За победу над Германией". Ни тогда, ни потом стремления к славе, к почестям у него не было. Хотя стал заслуженным деятелем искусств РСФСР и Северной Осетии. Честно заслуженным: впервые вывез свой ансамбль за границу в Германию, поставил театрализованные танцевальные номера и, как говорят в Одессе, таки стал бывший воин, альтист, музыкант симфонического оркестра известным композитором.
Я часто беру в руки эту драгоценность – изданную в типографии ННБ (редактор – И. Хайманова, дизайн – З. Кокоева) маленькую книжечку – его "Стихи из дневника" 1924-1931 годов. В этих стихах, как пишу в предисловии, – "его боль, его любовь, его песенная душа". Из тридцати четырёх стихотворений разрешите предложить вам, дорогие читатели, одно. И вы поймёте – почему именно это:
"На паперти Божьего храма
Нищий калека сидел.
Он милости ждал от прохожих,
В глаза им с надеждой смотрел.
Но те, отвернувшись со злобой,
С презрением дальше шли,
Как будто не видя страданий
И хлеба просящей руки.
И руку в отчаянье горьком
Нищий старик опустил…
А губы шептали молитву –
Прощенья ДЛЯ НИХ он просил…"