Сядем мы напротив друг друга и поведем разговор о былом. Несмотря на возраст, 97 лет, она бодра и с удовольствием делится своими воспоминаниями о родной деревне, о своей непростой крестьянской судьбе.
Деревенька моя старая… Судьба у нее, что у человека – появляется, разрастается, живет. А может произойти так, что по воле людей она исчезнет с лица земли. Так случилось и с деревней Аксениха, некогда расположенной на Валах (сейчас это очень высокий берег Горьковского водохранилища). Здесь и родилась героиня моего рассказа.
Двадцатые годы прошлого века. Аксениха - многолюдная деревня, в которой 42 дома. Ее жители как одна большая семья. У каждой свой земельный участок, крестьяне называли их полосами, здесь выращивали картофель, рожь, овощи. Вдоль деревни возвышались колодцы. Один из них обычный с журавлем, а три других – двухбадейные.
Это очень сложные сооружения под крышей. На вал крепилось огромное деревянное колесо, метра три в диаметре, и была намотана цепь, на оба конца которой подвешивали по большой бадье. Устройство работало так, что, когда вращалось колесо, бадьи двигались в противоположных направлениях. Одна поднималась вверх с водой, другая опускалась вниз. Два колодца находились на горе.
В середине деревни был спуск с горы. По нему шли вниз подводы лошадей и сами жители, если нужно было поехать в сторону Юрьевца. А сразу под горой - огромное болото. Поэтому сначала приходилось ехать вдоль горы по краю болота до главной дороги, ведущей из деревни Ильино. Пешие жители Аксенихи могли выйти на эту дорогу по тропе, проложенной по болоту из жердей. Далее за ним начинались лес, Черное озеро, раскинулись деревеньки Плаксино, Кривая сосна, Валовские пески и речушки Демьян, Глушица, Куртюга.
Земли в этих местах были песчаные. На них-то и расположился крупный населенный пункт Слободка. Здесь находились больница, три магазина, лесопильный завод "Красный Профинтерн", шпалозавод, а также затон, в который заходили баржи и другие небольшие суда, которые переправляли продукцию по Волге. Неподалеку, на левом же берегу, стоял Кривозерский мужской монастырь, разрушенный в тридцатые годы во времена гонения на церковь. Жизнь текла своим чередом, казалось, что так будет всегда. Но строительство Горьковской ГЭС вначале пятидесятых годов круто изменило жизнь тех, кто проживал по берегам Волги…
В настоящее время на месте деревни Аксениха раскинулся лес. Ничто не напоминает о ее существовании, разве что вековые тополя, некогда растущие у крестьянских домов. Но живет деревенька в памяти Анастасии Константиновны Шалашовой:
"Вся моя жизнь прошла в труде. Я не знала, что такое детство. Мой папа рыбачил с соседом, поэтому с шести лет я помогала ему вязать винтура (орудие для ловли рыбы). В нашей семье имелась лошадь, на которой и мне пришлось возить навоз во время работ на своей полосе. Когда была чуть постарше, весной мы с мамой отправлялись в места, где рос тальник. Там срубали самые крупные сучья и сдирали с них кору, в народе говорили "драли корье". Корье мы сушили и сдавали, его принимали определенные организации. Летом вязали веники и продавали их в Юрьевце. Погулять с ребятами хотелось всегда. Они часто приходили к нам и просили папу с мамой отпустить меня поиграть в разные игры, но родители никогда не разрешали.
Семьи в деревне жили каждая своим хозяйством. В 1930 году мы еще и строились, а это огромный труд и дополнительные расходы. Помню, ездили с папой по ночам на Острую горку (валовские жители знают ее хорошо). Там в то время росли большие дубы. Спилив дуб, мы отпиливали два кряжа на тупики и возвращались домой.
Наступили трудные для крестьян времена: началась на селе коллективизация. Папа и его братья не вступили в колхоз, поэтому у нас отобрали земельные полосы, а также молотилку и веялку. А как жить без земли!? Ушли мы на кулиги, что от Аксенихи в сторону Рыжкова (кулига - это лесная поляна или часть поля, расчищенная для земледелия). Там и сеяли. Помню, что уходили и другие жители, не желающие вступать в колхоз, на гривы, расположенные в лесу по дороге в Юрьевец (грива - ряд невысоких вытянутых увалов, разделенных ложбинами, в основном в поймах рек). На первой гриве сеялись Шалашовы из Блудова, на второй - Епанчины из Цыкина, на третьей - Филипповы (рассказчица не вспомнила из какой деревни).
Крестьяне искали любую возможность, чтобы заработать. Было мне лет 13-14. Однажды летом собрались мы четыре подружки: я, Ольга Зябликова, Пелагея Овчинникова и Глаша Корнева, и отправились со знакомыми в Ставрополье на заработки. Помню широкую бескрайнюю степь и комбайн, который еще не был самоходным, его таскал трактор. Мы, девчушки, увозили от комбайна зерно. За месяц работы, это был август, мы заработали по 8 пудов пшеницы. Нам там же смололи зерно и отправили на пристань, чтобы ехали домой. С таким грузом нас не брали на пароход. Но Глаша - девушка была бойкая, сумела договориться. И вот мы на пароходе! В Юрьевце нас встречал мой папа, радостный от того, что мы живы, здоровы и с хорошим заработком…
Где мне только не приходилось работать в юности: ходила через Волгу в деревню Варвариха работать на парники, загружала и разгружала сушилку на Цыкинском льнозаводе, в подсобном хозяйстве завода "Красный Профинтерн" грузила овощи на баржи.
В 1937 году, когда позволил возраст, меня приняли на шпалозавод, где я с другими женщинами отвозила шпалы прямо от пилы.
Однажды, когда я была на работе, приехала мама. "Настька, лошадь-то у нас пала, что делать?" - со слезами говорила она. "Идите в колхоз", - отвечаю. Тогда-то и вошли родители в колхоз.
Затем я перешла на завод "Красный Профинтерн", где и работала до начала войны. И в тылу мы тоже хватили лиха сполна. Приходилось рыть противотанковые рвы. В сорокаградусный мороз пешнями долбили землю. Работали на лесозаготовках за рекой Недога. Жили в бараках, где только голые нары по обе стороны. На день нам давали по 600 граммов "поклеванного" хлеба. Приходили мы с работы, садились на нары и съедали весь свой хлеб, а утром снова в лес! Два раза нас, молодых, посылали работать на лесопильный завод "Свобода" в город Рыбинск, который немцы бомбили. При нас ночью разбомбили катерный завод.
И вправду говорят, что беда не приходит одна. В 1945 году у нас сгорел построенный с таким трудом дом. Старушка – соседка выгребла из печки не- остывшие угли, вынесла их на улицу, оставила и ушла в дом. Ветром угли раздуло, и наша изба, покрытая соломой, загорелась. В доме в ту пору никого не было, поэтому сгорело все дотла!
Было у меня три младших сестры. Соберемся в выходной - смех, шутки, прибаутки. А под Новый год гадали: ведь всем хотелось узнать, откуда будет суженый – ряженый. Соберешься в своей деревне на перекрестке двух дорог. Девушка встает, очерчивает вокруг себя круг и все замирают: прислушиваются, с какой стороны послышится шорох. Когда я встала в круг, то шорох был от деревни Настасьино. Это значит оттуда ждать жениха. В новогоднюю ночь ночевали мы у тети и снова гадали на олове, каким будет жених. На раскаленный утюг (старинные утюги нагревали положенными в него красными углями) клали кусок олова. Когда оно расплавлялось, выливали его в холодную воду. А потом внимательно изучали получившийся бесформенный кусочек. Мой был похож на человека с вещмешком и клюшкой. Тетя и говорит: "Вот твой жених. Хромой будет".
Хочешь – верь, хочешь – не верь! Со своим будущим мужем Апполинарием Федоровичем Шалашовым из деревни Блудово мы познакомились в начале 1945 года в клубе деревни Настасьино. Он пришел с фронта по ранению ноги, которая очень долго не заживала. Пулю достали только в 1950 году в г. Иваново. Она в семье хранится до сих пор.
Поженились мы через год после знакомства. Семья мужа жила бедно, все хозяйство – бесхвостая корова, которая доила всего три литра молока. Но мы были молоды, любили друг друга и не боялись трудностей. Работали с мужем в колхозе, который сначала назывался "Передовик", а позже им. Ленина. Я на ферме, а Апполинарий на тракторе, когда зажила нога. В середине шестидесятых годов построили новый дом, в котором живу и сейчас. В любви и согласии прожили 54 года, вырастили сына и дочь. Сейчас Апполинария уже нет в живых. Вот такая она, моя жизнь…"
Я с большим интересом слушала рассказ Анастасии Константиновны, пытаясь представить деревню Аксениха в те далекие годы и все то, что покрыто теперь водами Горьковского водохранилища. Об этих местах, где когда-то кипела жизнь, напоминают лишь камни-валуны, возвышающиеся над водной поверхностью. Они хорошо видны с берегов города Юрьевец и всегда встречают тех, кто проплывает мимо, передавая привет из прошлого.