В течение более двадцати лет - с 1967 по 1988 год - почти каждый номер "Сельской нови" венчался привычной подписью: "Редактор В.А. Александров".
Я же знал его не только как успешного редактора районной газеты, как непохожего на других члена бюро райкома партии, но и как необыкновенного человека, замечательного своего соседа. Знал как признанного главу дружной, вполне образцовой семьи, с которой мы близко и здорово дружили, живя в Сокольском на улице Пушкина, и поддерживаем теплые отношения по сей день. Немало мог наблюдать его как мужа, отца, деда, зятя… И сегодня, по истечении весьма продолжительного времени, как его нет с нами, я с полным правом могу сказать: "Он был моим другом!" Тем и горжусь, равно как и стремлюсь свято беречь память об этом безвременно ушедшем от нас добром, мягком, душевном, ранимом человеке. Да, были люди!..
Перед тем, как взяться за перо, долго обдумывал, анализировал, вспоминал. Первая встреча, последняя встреча… Наше знакомство с ним вспоминается в общих чертах. Да это и понятно: тогда, в 1978 году, никак не думалось, что с Виталием Алексеевичем мы близко сойдемся, что у нас будет много общего, более того, по сути станем родными людьми. К тому же, как это зачастую бывает, все произошло довольно неожиданно. Я оказался одним из победителей объявленного "Сельской новью" конкурса. Причитающуюся мне премию в Дресвищенскую среднюю школу, в которой я тогда работал директором, вручать приехал сам редактор газеты. До этого видел его на районных совещаниях, где он скромно сидел среди начальников в президиуме и что-то по обыкновению записывал в видавший виды блокнот, иногда задавая выступавшим какие-то уточняющие вопросы. Естественно, я, учитель сельской школы, недавний выпускник вуза, да к тому же преклонявшийся перед маститыми журналистами, сильно волновался и даже робел перед ним.
Но встреча сразу пошла по другому, нежели я предполагал, сценарию. В. А. Александров говорил просто и даже как-то обыденно, но при этом очень искренне. Мы с коллегами по школе не увидели в нем чиновника, большого и важного. Он оказался человеком, легко располагавшим к себе, доступным, приятным и, больше того, сразу вызывавшим глубокие симпатии. После короткой официальной части естественно потекла непринужденная беседа. Я был искренне удивлен неподдельным интересом к проблемам образования, исходившим от редактора, глубоким знанием положения дел в сельской школе. Он не пытался встать выше нас, умел выслушать, во многом соглашался, но пообещал: чем может - поможет. От этой встречи у нас остались вполне позитивные чувства, в результате зародилось уважительное, доверительное отношение к нашему участливому гостю.
Последнюю нашу встречу уже помню во всех подробностях и деталях. Состоялась она в апреле 1990 года. Позади были годы, объединившие и сделавшие нас испытанными друзьями и во многом крепкими единомышленниками. После третьего инфаркта Виталий Алексеевич отдыхал и лечился в санатории "Оболсуново". В один из теплых, солнечных дней он позвонил и сказал, что завтра приедет в город Иваново, где мы с семьей уже к тому времени жили. Разумеется, я с превеликим удовольствием пригласил этого удивительного человека к себе домой. Встреча получилась недолгой - в течение нескольких часов. И для непосвященного стало бы очевидным, что наш гость не лучшим образом себя чувствовал, неважно выглядел. На сей раз он отказался от традиционной в таких случаях рюмки водки. Но при этом пытался, как всегда, быть веселым, разговорчивым, источать привычное чувство юмора.
Общение получилось, как всегда, приятным: он неторопливо рассказал о своей семье, крохотной внучке Ксюше, внимательно и с участием выслушал суждения о наших делах. С превеликим удовольствием вспомнили общих знакомых, минувшее. На улице спускались весенние сумерки. Мы проводили нашего драгоценного гостя до автовокзала. На прощание он попросил меня помочь с получением для жены Тамары Ивановны и внучки путевки в санаторий (в скобках замечу, что стараниями Виталия Алексеевича при некотором моем участии она была получена, и самые близкие люди смогли ею воспользоваться; но его тогда уже не было). Договорились на прощание, что, на обратном пути он еще раз заглянет к нам, чему, увы, по какой- то причине не суждено было произойти. И кто знал, что, махая вслед уходящему автобусу, мы прощались с этим бесценным и бесконечно почитаемым нами человеком навсегда. И думали ли тогда, что в недалеком будущем от него останутся только черно-белые фотографии да незабываемые на всю жизнь теплые воспоминания.
Спустя незначительное после его похорон время мы со своими стародавними друзьями – Тамарой Ивановной Александровой, Николаем Васильевичем и Зоей Федоровной Гаричевыми - стоим на сокольском кладбище у свежего холмика земли с многочисленными венками, на котором установлен скромный, но со вкусом изготовленный памятник. На нем читаю: Александров Виталий Алексеевич (1932 – 1990). Даты рождения и кончины, а между ними тире - знак, за которым жизнь человека большого, сердечного, интеллигентного, неутомимого, любившего и любимого многими из числа тех, кто его знал. Человека от земли и по земле ходившего. Я имел возможность наблюдать Александрова в разных ситуациях, знать его со многих сторон. И что меня всегда поражало в нем, так это простота, добропорядочность, обостренное желание сделать ближнему только хорошее. Он не был верующим человеком, но те десять заповедей, которые за свою седую историю выстрадало человечество и вложило в уста бога, составляли надежный скелет его нравственности, являлись неотъемлемой частью богатой и глубокой натуры моего героя. А ведь быть обладателем сих добродетелей тогда (как, впрочем, и сегодня тоже) было нелегко и небезопасно, тем более в положении руководителя, находившегося близко к вершине пирамиды власти района.
Никогда не забуду заседаний бюро райкома партии, являвшегося ярким продуктом авторитарной системы того времени, замышлявшихся и талантливо воплощавшихся в качестве орудия в руках начальников по отношению к тем, кто, по их версии, в чем-то провинился или попросту не тянет свой воз. Однако многие в ту пору считали это положение нормальным явлением, эффективным способом "закручивания гаек", наведения порядка среди подчиненных. И в грозовой ситуации разносов на таком заседании нередко раздавался спокойный, доброжелательный голос редактора газеты. Он, как правило, не задавал глобальных вопросов, это были какие-то частности, но ими-то он умел вовремя психологически и по-человечески поддержать того, кого "слушали", давал возможность ему собраться с мыслями, взбодриться, найти себя. За что тот был много благодарен Виталию Алексеевичу.
Помню, каким диссонансом звучали выступления моего героя на конференциях и пленумах райкома, обычно проводимых по заранее составленному сценарию и разыгрываемых как по нотам. В такой заорганизованной обстановке на трибуну как-то незаметно выходил Александров и открыто, не подчиняясь общепринятому порядку вещей, говорил о том, что наболело. Он не входил в число хороших ораторов, но его слушали с очевидным и уважительным вниманием, поскольку в тех речах говорилось о том, о чем думали многие, но не отваживались высказывать публично. Результатом острой критики в последующем был жесткий ее разбор в высоких кабинетах. Его не ругали, нет - настолько высок был авторитет, но на какое-то время на собраниях слова не давали.
В условиях такой несвободы ему и приходилось выпускать газету. Я не идеализирую покойного друга, поскольку он также являлся сыном того времени и о пороках существовавшей системы особо не задумывался. Но его доброе сердце, обостренная совесть, честная натура не оставляли ему шансов на примирение с тем, что было противно всему его существу. Зато с какой любовью он делал свое редакторское дело, насколько уважительно общался с людьми, близкими по духу, преданно и успешно работавшими. А те, в частности, журналисты и сотрудники типографии, небеспричинно отвечали ему почтительным отношением, завидным уважением и искренним восхищением.
Мне довелось многократно наблюдать, как Александров говорил с простыми русскими людьми - будь то на заранее запланированных встречах, например, с избирателями, или спонтанных мероприятиях. На них всегда царила обстановка взаимоуважения, доброго отношения к собеседникам. Во всех ситуациях он оставался самим собой, никогда не подстраивался под аудиторию и этим находил искреннее понимание окружающих. Они видели в нем человека-труженика, не оторвавшегося от них за десятилетия работы в райкомах комсомола и партии, редакции газеты. Знавшим Виталия Алексеевича импонировали его порядочность, открытость, оптимизм. Это был очень скромный человек: несмотря на высокое положение в обществе, жил в квартире с печным отоплением, не имел ни машины, ни дачи - как многие тогда. Он чудесным образом умел поддержать любую компанию. Любил песни! Своим негромким, приятным голосом чаще других душевно запевал дорогую:
Прощай, любимый город!
Уходим завтра в море,
И ранней порой мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой.
Это о Ленинграде (Санкт-Петербурге), в котором прошли годы его молодости и о котором вспоминал с большим благоговением.
В подтверждение тому, что мой близкий, настоящий друг был человеком с исконно русскою душой, прирожденным волжанином, могу сказать, что он всю жизнь оставался страстным любителем деревенской бани, лыжных прогулок, искусным собирателем грибов и ягод, а в последние годы пристрастился к рыбалке. Для него характерно было народное бескорыстие, милосердие, умение понять человека, попавшего в трудное положение. А сколько он работал, не гнушаясь никаким трудом? Мы с женой удивлялись, как много он успевал за выходной день: глядишь, то он в сарае, то в погребе, то пошел на участок, то поехал на велосипеде в лес. В семье на нем многое держалось, поскольку ответственность за ее материальное обеспечение, бытовой комфорт и успешность он максимально взял на себя. И это при далеко не лучшем здоровье. Как и многие русские люди, Виталий Алексеевич обладал сильным характером, удивительной способностью стоически преодолевать беды и трудности. Несмотря на то, что в последние годы судьба очень круто и несправедливо обошлась с ним и его семьей, я только один раз после трагической, скоропостижной, ранней смерти единственной и любимой дочери услышал от него: "Жизнь жестока!"
Мне на своем пути довелось встретить много людей: сильных и слабых, добрых и порочных, красивых и непривлекательных, умных и не отличавшихся особым интеллектом… Каждый из них имел свое биополе: разное по силе, глубине и направленности. Но чтобы такое, как у Виталия Алексеевича Александрова, никого не встречал. По степени влияния на окружающих своими положительными зарядами, человечностью и высокой нравственностью он превосходил всех моих знакомых. Может быть, и жизни ему не было дано более продолжительной, потому что свое сердце он по частице отдавал другим. Его влияние на меня оказалось колоссальным. И вовсе не потому, что он был старше, и, конечно, не потому, что навязывал свои убеждения, нравственные принципы – наоборот, он очень редко спорил, почти совсем не настаивал на своем, чаще соглашался с другими. А все потому, что от него шел некий магнетизм доброты, человечности и сердечности. Таким он и остался в памяти, которая навсегда сохранит в нас светлый и неугасимый образ этого хорошего, настоящего человека, моего истинного, неповторимого друга.
На снимке — коллектив редакции и типографии газеты “Сельская новь”. Виталий Александров - второй слева.