Звуки библейской речи всегда рождали в душе живой отклик! Библейское слово для поэта – неисчерпаемый источник вдохновения, кладезь Богопознания тысячелетней мудрости. Библейское слово – это нравственный опыт, непревзойдённый образец художественной речи. Важно, чтобы поэт внутренне был созвучен "арфе царя Давида", настроен на тот же лад в своём мироощущении, в своём предстоянии перед Богом. Только при этих условиях приходят свобода, дерзость в языке и поэтических приёмах, взывающих к Богу и человеку. Итак, заглянем в поэзию 17–18 веков. Из школьной программы мы знаем раннего поэта Александра Сумарокова. Представляете, он переложил стихами всю Псалтирь из Библии. У автора была сокровенная созвучность с псалмопевцем. Переложения поэта исполнены одухотворённости и мощи, религиозного и лирического вдохновения. Вот пример из 59-го псалма:

Ты, Боже, сокрушил нас прежде и отринул.

Ты гневался на нас: днесь паки умягчился.

Привёл ты землю в дрожь и растерзал её,

Цели ей трещины; шатается она.

Сумароков находит такие образы, так связывает элементы высокой книжности и обыденной речи, что перед нами появляется в новой форме воссозданный псалом, новое переживание главной его темы – гнева Божия. Переложения псалмов и подражания им – целая особенная отрасль поэзии. В псалмах все стороны и состояния души предстают в их живых отношениях к Богу. Давайте далее обратимся к творчеству Гавриила Державина. В его стихотворении "Властителям и судиям" развивается мотив 81-го псалма. Державин мощно, энергично высказал заключённую в том псалме идею праведного суда и высшего воздаяния. Подобные слова и ныне звучат как упрёк и предостережение князьям земли:

Ваш долг: спасать от бед невинных,

Несчастливым подать покров;

От сильных защищать бессильных,

Исторгнуть бедных из оков.

Екатерине II эти стихи показались чуть ли не якобинской прокламацией. Дело дошло до запросов из Тайной канцелярии. Державину пришлось оправдываться ссылкой на Библию. Ещё один поэт Вильгельм Кюхельбекер слышит в псалмах прежде всего гимн всеблагому и милосердному Творцу. С гимном к Создателю он сливает свой лирический голос. На основе 102 псалма родились многие строки, а вот одна из них: "Миры и звёзды – песнь ему!"

На основные темы христианства поэтически отозвался Фёдор Глинка. Названия стихов говорят сами за себя: "Покаяние", "Уразумение", "Я пред Тобой", "Мировой пожар", "Грусть и упование". Примечательно, что с 1820-х годов такие мотивы всё чаще получают у него новозаветную окраску. Всё чаще встреча с Богом становится встречей с всепобеждающей любовью. Эффектна развязка сюжета стихотворения "Воззвание души". Окружённый мраком человек, теснимый явными и тайными врагами, вдруг ощущает спасительную близость Господа. Совершается резкая перемена в душе.

Сюда… Ко мне… В мои объятья!

Я вас в душе благословил:

Враги! Обнимемся как братья,

Я Вашу злобу позабыл.

Но не только псалмы, но и молитвы в поле зрения поэтов. Христианская молитва – есть словесное выражение живого Богообщения. Обратимся снова к Кюхельбекеру. Вот строчки из его "Молитвы узника":

Зри мои слёзы, сочти воздыханья.

Веры моей не отвергни, Творец!

Здорово, правда? У Петра Вяземского молитвенное слово выражает высшее состояние духа и связано с любовью и поэзией: "Любить. Молиться. Петь. Святое назначенье" и далее: "Три вечные струны: молитва, песнь, любовь!" Слово Вяземского исполнено умного чувства и твёрдой воли. Оно не колеблется, не трепещет. Пусть радость сменяется печалью, надежда – отчаянием, свет – тьмою. Но сознание поэта всегда бодрствует, всегда напряжено: "Бывают дни, когда молиться так легко, что будто на душу молитвы сходят сами". А вот другой сокровенный стих под названием "Молитва Ангелу хранителю". В нём обращение к незримому хранителю: "Научи меня молиться, добрый Ангел, научи!" Внести успокоение в смятенную душу, возвысить и просветить разум, примирить с бытиём может лишь Спаситель душ человеческих и Утешитель сердец. В этом направлении слово выливается в форму молитвенной лирики. Молитвенная лирика органична в поэзии Ивана Козлова. Лишённый зрения, поражённый параличом ног, он сохранил пылкость чувств, яркий творческий темперамент. Козлов находил отраду в том, что в стихах мог переживать высочайшие чувства Богообщения. Строки "Моей молитвы" позволяют догадываться о том, что происходило в его душе, и что далеко не каждому мог он рассказать.

Но в мрачном, горестном уделе,

Хоть я без ног и без очей, –

Ещё горит в убитом теле

Пожар бунтующих страстей.

Ещё один знаменитый поэт, к которому мы прикоснёмся – Евгений Баратынский. Он часто был угнетён своим пессимистическим умонастроением. С неподдельным страданием молит: "Царь небес успокой дух болезненный мой!"

Поэтическая молитва становится необходимостью для лириков такого типа, к какому относится Апполон Григорьев. К религиозному исходу его ведут нравственные кризисы, умственные борения, драмы житейские. В один из периодов мучительного "брожения" Григорьев признавался: "Я испытывал Каинскую тоску одиночества. Страшные ночи! Веря в Бога глубоко и пламенно, видевши Его очевидное вмешательство в мою судьбу, Его чудеса над собою, я привык общаться с ним запанибрата. Но ведь Он знал, что эти стоны и ругательства – вера. Он один не покидал меня". К кому же ещё вознести вопль тоскующей, мятущейся души? В молитве Григорьева прослеживается глубокая правда о людях. Если человек не отрёкся от своего Богосыновства, то заблудший, пленённый чувствительностью, влекомый своевольными порывами, неистовыми страстями, он всё-таки приходит к Богу:

Отец, я безумно, я страшно, я смертно тоскую!

Не вся ещё жизнь истощилась в бесплодной борьбе:

Последние силы бунтуют, не зная покою.

И рвутся из мрака тюрьмы разрешиться в Тебе!

Этим рассказом положено начало к раскрытию огромного пласта наследия отечественной культуры. В литературе много других достойных продолжателей высоких тем: Апухтин, Пушкин, Бальмонт, Лермонтов... Стихи названных авторов можно найти в каждой библиотеке. Христианские мотивы в творчестве русских поэтов – неиссякаемая достойная тема для чтения и возвышения души.

В. КАЛИНКИНА,

заведующий ЦДОБО.